— И что ты предлагаешь? Поднять лапки кверху и сдаться?
— Можно еще одно покушение устроить, — мечтательно предложил Гена. — Привязать его к игре, и чтоб попутного ущерба было…Поднимем резонанс.
— Нет, — сказал Тунец.
— Ни за что, — сказал Гусев. — И никакого попутного ущерба.
— Так что же делать?
— Работать дальше, — сказал Гусев.
— Без каких-то решительных ходов мы эту ситуацию не переломим.
— Вот только революцию мне тут не надо предлагать, — сказал Гусев. — Мы пойдем медленно, но верно.
— В светлое будущее? — скептически осведомился адвокат.
— Просто в будущее, — сказал Гусев.
— И осветим его сиянием наших сердец?
— Знаешь, за цинизм в нашей компании отвечаю я, — сказал Гусев. — А ты выбери себе какую-нибудь другую роль, потому что двух меня эта партия просто не выдержит.
И они продолжали работать. Спорить, убеждать и агитировать. Цифры на счетчике росли, но очень медленно.
А рейтинг действующего президента так же медленно падал.
Глава двадцать четвертая
В промозглом и сыром апреле, когда снега уже сошли, а тепло еще не наступило, Гусеву позвонил Кац.
— Давно не слышались, — сказал Гусев.
— Я вам звонил несколько раз, но вы не брали трубку.
— У меня были дела, — сказал Гусев. — Извините.
— Ничего страшного, Антон, — сказал Кац. — Я понимаю, что политическая карьера отнимает много времени и сил.
— Отнимает, — согласился Гусев.
— И все же, нам нужно поговорить.
— А это кому нужнее, вам или мне? — уточнил Гусев.
— Я думаю, этот разговор может быть важен для нас обоих.
— И о чем мы станем разговаривать?
— Об этом не по телефону. Приезжайте к нам в офис…
— Нет уж, — сказал Гусев. — Лучше вы к нам.
— Я не люблю пафосные бизнес-центры, — сказал Кац. — Давайте тогда на нейтральной территории?
— На нейтральной, так на нейтральной, — сказал Гусев. — Аллея, которую я когда-то подметал, вас устроит?
— Вообще-то, я думал о каком-нибудь тихом ресторане…
— Я не голоден, — сказал Гусев.
— А если мы встретимся завтра?
— Я и завтра буду не голоден. Или аллея, или…
— Пусть будет аллея, — согласился Кац. — Когда?
— Завтра в полдень, — сказал Гусев. — Так будет красиво.
— Пусть будет, — согласился Кац.
Из дома Гусев ушел рано. Он не хотел, чтобы Марина видела, как он собирается на эту встречу.
В кабинете Гусев снял с себя рубашку и нацепил бронежилет, а Тунец проверил, правильно ли все застегнуто. На воротник пиджака Гусев прицепил микрофон, в ухо вставил наушник. Тунец нацепил на себя экипировку, которую обычно использовал во время охоты.
— Вы как на войну собираетесь, — заметил Гена. — Аж завидно.
Гусев буркнул что-то невразумительное.
— Может, мне с вами пойти?
— Только под ногами путаться будешь, — сказал Тунец.
— Ой ли?
— У нас команда, — сказал Тунец. — Ты в ней никогда не работал. Так что, при всех твоих талантах, извини.
— Если что, постарайся за нас красиво отомстить, — сказал Гусев.
— Это я могу, — сказал Гена. — Это я запросто.
Он был выключен из происходящего, и деятельной натуре адвоката это не нравилось.
Тунец сплюнул и постучал по деревянной облицовке двери.
Он был человеком суеверным.
Гусев шел по аллее, чувствуя себя Клинтом Иствудом, входящим в затерянный город-призрак, где за каждой закрытой ставней мог оказаться направленный на него ствол.
Это было неприятное ощущение, но самым неприятным было то, что оно отсылало его во времена чертовой охоты. Город больше не был его родной территорией. Город превратился в территорию врага.
Вон рабочий из службы озеленения отложил в сторону свои инструменты, курит и провожает Гусева внимательным взглядом. А вот влюбленная парочка, вроде бы сидят, обнимаются, но ведь погода-то еще не располагает для длительных прогулок в скверах… А вон у той старушки из чемоданчика на колесиках торчит раструб огнемета, ага.
Гусев решил, что не стоит накручивать себя еще больше.
— Не дергайся, — сообщил наушник голосом Тунца. От неожиданности Гусев как раз дернулся. — Нас тут двенадцать человек вместе со мной.
Это обнадеживало.
— И их человек пятнадцать, — продолжил Тунец. — Может, чуть больше.
А это заставляло нервничать.
Кац уже сидел на скамейке. Гусев попытался определить, надет на нем бронежилет или нет, но не смог.
— Добрый день, Антон.
— Добрый, — Гусев сел рядом.
— Хорошо выглядите. И костюм на вас отлично сидит. Итальянский?
— Не помню, — скал Гусев. — Невеста выбирала.
— Тогда разрешите вас поздравить, — сказал Кац.
— И погода чудесная, — сказал Гусев. — Весной пахнет.
— Понимаю, — сказал Кац. — Ваше время дорого, да?
— Неужто ж ваше дешевле?
— Я все же не стал бы сравнивать, — скал Кац. — Молодой, перспективный политик…
Гусев демонстративно зевнул.
— Хорошо, я перейду к делу, — сказал Кац. — Антон, зачем вам это?
— Зачем мне это что?
— Вы пытаетесь на нас давить, — сказал Кац. — Вы произносите речи о том, что бизнес должен быть более прозрачен и социально ответственен, а на нас валится проверка за проверкой. Министерство здравоохранения, налоговая, даже Счетная Палата… На прошлой неделе прокурорская проверка была. Думаете, я не знаю, куда они копии отчетов отправляют? Вашему Филинову и отправляют. Он как бультерьер, которого кто-то на нас натравил. Он использует все свои связи, чтобы нас достать, и я уверен, что действует он не по своей инициативе. Поэтому я и спрашиваю, зачем вы это делаете?
— Это такая стратегия, — объяснил Гусев. — Ты давишь на людей и делаешь это до тех пор, пока они не начнут говорить правду.
— Мы никогда вам не лгали.
— Вы лжете мне прямо сейчас, — сказал Гусев. — И это может означать только одно. Я вас недодавил. Но я исправлюсь, обещаю.
— Мы несем убытки, — сказал Кац. — Пока незначительные, но это тревожит акционеров. И еще мы терпим репутационные потери. Собрание акционеров поручило мне поговорить с вами и попытаться уладить наши разногласия.
— То есть, вы сами себе и поручили, — сказал Гусев. — Я видел копии выемок ваших документов, а мои юристы сумели свести концы с концами. Вы хорошо маскируетесь, Аркадий Оттович, но теперь-то я знаю, что никакой вы не завхоз.
— В каком-то смысле как раз завхоз.
— А также держатель пятидесяти трех процентов акций.
— Пятидесяти пяти, — поправил его Кац.
— Значит, недоработали, — согласился Гусев. — Что ж, должен сказать, мне любопытно, как вы намерены все уладить.
— А чего вы хотите?
— Для начала, правды, — сказал Гусев. — Можете рассказать, зачем вы меня убили.
Аркадий Оттович взмахнул руками.
— Бог с вами, Антон, вы уже однажды приходили к нам с таким обвинением…
— Видимо, в тот раз я недостаточно далеко зашел.
— Все факты уже достаточно давно были у меня перед глазами, — сказал Гусев. — Просто я долгое время задавал себе не тот вопрос. Я спрашивал, зачем кому-то понадобилось меня убивать, но только в детективах сыщики сначала ищут мотив. В реальной жизни надо выяснить, кто это сделал, а потом спросить у него, зачем. Вот я вас и спрашиваю.
— И о каких же фактах вы говорите?
— Самый главный из них — кислородное голодание, — сказал Гусев. — Смерть мозга наступает достаточно быстро, а технологии по восстановлению, о которых с вашей подачи рассказывал мне мой собственный клон, еще не отработаны. По сути, их еще даже тестировать не начали. Ваша бригада просто не успела бы приехать на место до того, как я окончательно отправился на тот свет. Из чего можно сделать простой вывод — она там была с самого начала.
— А как же мы обошли вопрос с полицией? Ведь было расследование…
— Я думаю, вы рассказали им какую-нибудь сказку о ранней системе оповещения и о том, что ваша машина случайно оказалась поблизости, — сказал Гусев. — Дали кому-то денег, чтобы в вашу сказку поверили и не задавали лишних вопросов. А потом ваши хакеры уничтожили электронные полицейские архивы, и кто-то подчистил бумажные.
— Вам уже наверняка задавали этот вопрос в прошлый раз. Зачем нам стрелять, ведь…
— Потому что это самый быстрый и безболезненный способ, — сказал Гусев. — Кроме того, причина смерти должна быть очевидна, а что может быть очевиднее дырки в сердце? Таким образом вам удалось избежать вскрытия.
Кац улыбнулся, но это была невеселая улыбка.
— Или, например, клоны, — сказал Гусев. — Кому было удобнее всего меня клонировать? Кто располагал всем богатством моего генетического материала, у кого есть необходимые производственные мощности? Тут даже ходить далеко не надо, все сходится.
