— Вот, — генерал вынул из недр стола тонкую пластиковую папку. — Тут не все, только выводы, но вам хватит.
— И что теперь? — спросил Гусев.
— Вы точно не хотите мне рассказать о вашей «мелкой генетической особенности», из-за которой все и началось?
— А это бы что-то изменило?
— Вряд ли, — сказал генерал.
— Но я не знаю, — сказал Гусев. — Видимо, с этим незнанием мне придется жить до самого конца.
— Идите уже домой, — сказал Шапошников. — И я вас убедительно прошу, никакой больше стрельбы на вверенной мне территории.
— Я постараюсь, — пообещал Гусев. — Но, сами понимаете, жизнь такая…
— Домой, — сказал генерал. — Невесте привет передавайте.
Дверь была открыта, Марина ждала его на пороге — Гусев еще из машины позвонил ей и сказал, что возвращается, и с ним все нормально.
— Ты…
— Только без объятий, — Гусев поднял руки в предупреждающем жесте. — У меня ребра поломаны.
— Почему ты мне ничего не сказал? — она просто взяла его руки в свои.
— Не хотел волновать понапрасну.
— Удачно получилась, — сказала она. — Я тут как раз сижу и не волнуюсь с дневного выпуска новостей, в котором про стрельбу передали.
— Прости, — сказал Гусев. — Изначально стрельба в планах не значилась.
— Ты меня до инфаркта доведешь когда-нибудь.
— Если хочешь отменить свадьбу, я пойму, — сказал он.
— Вот еще. Так легко ты от меня не избавишься. Да и потом, у меня может не оказаться второго шанса стать первой леди.
— Значит, только это и держит тебя рядом со мной?
— Еще у тебя профиль интересный.
— Сделай чаю, — Гусев разулся, протопал на кухню, с трудом опустился на стул.
— Может, тебе лучше прилечь?
— Позже, — сказал Гусев. — Мне надо кое-что доделать.
— Это, типа, ты сегодня чего-то недоделал?
— Похоже, что так.
— Есть будешь?
— Нет.
— Может, хоть бутербродик?
— Не надо.
— Ты мне хоть расскажешь, из-за чего все это было?
— Если можно, подробный рассказ я хотел бы отложить на потом, — сказал Гусев. — Нет сил. А кратко дело было так: я встретился с человеком из криоклиники и обвинил его в моем убийстве, мы поговорили, а потом началась стрельба. И не мы начали стрелять первыми. Точнее, я-то вообще не стрелял…
— Зато в тебя стреляли. И ты явно знал, чем рискуешь, раз пришел в бронежилете и не один. И тот человек тоже знал, раз тоже пришел с охраной. Ты мне скажи, а это вообще было обязательно?
— Я уже и сам точно не знаю, — сказал Гусев. — Я хотел просто выяснить позиции, расставить точки.
— Точку вы поставили феерическую.
— Еще раз говорю, изначально в планах этого не было.
— Да я верю, — сказала Марина, ставя перед ним чашку с чаем.
— Просто… я не могу объяснить внятно, — сказал Гусев. — Понимаешь, враждебность витает в воздухе. Любой, даже самый невинный разговор, может вылиться в дуэль или вот в такое… Думаю, он тоже не был готов к перестрелке, по крайней мере, это следует из его дальнейшего поведения, когда уже пули полетели. Просто он перестраховался и пришел с охраной, я перестраховался и пришел с Тунцом, и в итоге мы наводнили ограниченную площадь тяжеловооруженными людьми, которые привыкли решать свои вопросы именно так. Вот и порешали.
— Ты когда следующий вопрос будешь решать, меня заранее предупреди, ладно? Я хоть валидолом запасусь.
— Я надеюсь, что это уже все, — сказал Гусев.
Перед сном Гусев залез в интернет.
Он нашел фотографии всех четырех погибших во время перестрелки прохожих (двое молодых мужчин, один пожилой, одна девушка) и повесил их фотографии на главной странице сайта своей партии. Текст под фотографиями был коротким:
«Вам нравится, когда стреляют на улицах? Расскажите это их родственникам.»
Это было нечестно, несправедливо и в какой-то степени подло. От этого за версту несло демагогией и дешевым политиканством, но Гусеву было все равно. Он даже не особенно надеялся, что это сработает.
Глава двадцать шестая
Жизнь постепенно вернулась в свою колею и так в этой колее и катилась. Неспешно, но, похоже, в верном направлении.
Пока у Гусева заживали сломанные ребра, специально учрежденная следственная комиссия плющила «Вторую жизнь» на предмет незаконного сбора генетического материала, незаконного клонирования и не слишком законной страсти к силовым акциям. До кучи еще и какие-то финансовые нарушения нашли.
Корпорацию трясло и лихорадило, ее акции стремительно падали в цене, и преемники Каца делали все, чтобы удержать ее на плаву. В том числе, и активно сотрудничали со следствием, небезуспешно пытаясь свалить большую часть вины на покойника. Дескать, это он все задумал, устроил и санкционировал.
Гусев наблюдал за этим процессом со стороны, без злорадства и даже без особого интереса. Чем бы для «Второй жизни» эта история ни закончилась, Гусев полагал, что они в расчете.
Слова Каца его не задели. Он даже с некоторым облегчением их воспринял.
Посредственность, так посредственность. Он, в общем-то, никогда себя неистовым гением и не мнил и был рад, что объяснение оказалось таким прозаическим. Супер-силы и прочие сверхспособности обычно приносили героям головную боль, и было ее куда больше, чем пользы. Герой должен быть один, а от одиночества Гусев устал, и текущее положение дел его вполне устраивало.
После перестрелки, в которой погибли четверо невинных прохожих, голосование по запрету Черной Лотереи обрело второе дыхание, и к началу мая отданные голоса перевалили за сорок пять процентов. К сожалению, на большее второго дыхания не хватило, и цифра практически замерла на месте, увеличиваясь на сотые доли процента в день.
Но и это уже можно было считать большим успехом. Даже пессимистично настроенный Гена-Геноцид согласился, что планка в пятьдесят процентов может быть взята к концу года. Гусева волновало лишь то, что к этому времени успеет пройти еще один розыгрыш, и расклад мнений в обществе опять может измениться, однако с этим он уже ничего поделать не мог.
После двухчасового препирательства с Тунцом, в котором Гусев настаивал на том, что «Вторая жизнь» ему мстить уже не будет и ей сейчас в принципе не до того, а Тунец настаивал, что вооруженных идиотов в мире все равно хватает и прошлое покушение с корпорацией никак не связано, Гусеву все-таки удалось снизить число приставленных телохранителей до двух человек: один для него, один для Марины. Когда Гусев перемещался по городу в одиночку, охранник выполнял еще и функцию водителя, когда они были вдвоем, за ними следовала машина сопровождения.
Гусев вышел из подъезда и закурил. В Москву наконец-то пришла настоящая весна, было тепло и солнечно, поэтому Гусев был одет в джинсы и легкую куртку. В этот выходной он никаких дел не планировал.
Один охранник ждал его у выхода, второй курил в машине.
— Мы в кино, парни, — сказал Гусев. — Заодно по торговому центру прошвырнемся.
Парень кивнул и пошел к джипу.
Гусев сел в БМВ, нажал на кнопку старта и прикинул, что Марине на сборы понадобиться еще минут десять. Этой черты женского характера он никогда не мог понять, но в Марине она его не раздражала.
А в Насте почему-то раздражала.
Может быть, это и есть любовь?
У Гусева зазвонил телефон.
— Внимательно.
— Тебе нужно приехать в контору, — сказал Тунец. — Прямо сейчас.
— У нас проблемы?
— Нет. С тобой просто хотят поговорить.
— Кто?
— Не по телефону же.
— Мы, вообще-то, в кино собирались.
— Не думаю, что это займет много времени, — сказал Тунец.
— Ты хотя бы ответь, мне уже сейчас начинать нервничать или можно чуть попозже?
— С этим повременим, — сказал Тунец. — Жду.
День выдался слишком хороший, чтобы думать о возможных неприятностях, и Гусев постарался выбросить их из головы.
— Планы изменились, но некритично, — сказал он, когда к нему присоединилась Марина. — Меня попросили заехать в офис. Ненадолго.
— Давай заедем, — легко согласилась Марина.
Гусев подумал, что Настя на ее месте разродилась бы гневной отповедью (ты совсем не уделяешь мне времени, для тебя работа всегда на первом месте, а ведь я же женщина) и лишний раз порадовался, что Насти тут нет.
Офис наводняли люди в строгих деловых костюмах, слегка топорщащихся в районе подмышек. Однако, на первый взгляд ничего страшного не происходило, документы никто не изымал, компьютеры не уносил, да и немногочисленные в этот день сотрудники выглядели лишь слегка напряженными, но не напуганными. Гусев оставил Марину в приемной и зашел в свой кабинет.
Помимо Тунца, в кабинете был еще один человек. Средних лет, среднего роста, он сидел в гостевом кресле, и лицо его показалось Гусеву удивительно знакомым. При том, что в жизни, за это он мог поручиться, они никогда не встречались. Такой эффект бывает, когда встречаешь на улице средней популярности телезвезду. Вроде и видел где-то, но где — вспомнить никак не можешь.
