– Дурацкое название!
– Дурацкое, – согласился тот, – пойдем, парни уже взрослые, сами разберутся.
Они удалились, а Раевская и Смольнякова опустили головы.
– Мы песни послушать хотели, – сказала Верка, – вот и торопились.
– Сереж, Жень, Олег, Ильясик, – надула губы Лариса, – простите, мы нечаянно.
– За нечаянно… – продолжать, что там дальше делают, Расулов не стал. – Посуду помоете.
– Хорошо, – согласились они, – так прощаете?
– Прощаем, – отвечаю сразу за всех.
– Ой, – обрадовались девчонки, – а мы вам чаю можем заварить.
– Только без соли, – на всякий случай уточнил Ильяс.
Мы идем обратно.
– Теперь обопьемся, – ворчит Савин, – после соленого-то. И чай не поможет.
– А коньяк? – шепчет Женька, оглядываясь.
– Не, с него ещё больший сушняк бывает.
– Откуда знаешь? – изумляется Женька.
– Батя, – невозмутимо говорит Олег, – когда перепьет, а похмелиться нечем, так дует воду литрами.
Я в разговор не вмешивался, слушал и вспоминал. Наша компашка не раз грешила с алкоголем. Мы и пиво пили, и вино, один раз водку где-то надыбали, но все было чинно и разумно, а главное незаметно для родителей. Баловство, да и только. В первый раз мы напились на выпускном. Именно напились. На торжественном школьном собрании всем выпускникам вручили аттестаты, затем последовал не менее торжественный ужин, ну а потом была дискотека, на которую, кстати, была приглашена группа «Палитра» (обалдеть, только сейчас вспомнил). Вот перед дискотекой мы, уединившись в одном из пустых классов, и употребили.
– Свобода! – счастье из нас плескалось как вино в полных стаканах. Причем вина было закуплено много. Кто-то из ребят целую операцию по добыче провернул. Вино не крепкое, пили без закуски, а зачем, ведь только что ели?!
И мы нализались!
Кто-то вырубился, кому-то плохо стало… В школьном туалете долго в себя приходили. Потом пришлось скрываться от надзирающих за порядком взрослых в толчее танцующих, и попробуй, определи – от вина ты качаешься или под музыку колбасишься? А вообще, как потом выяснилось, тогда почти все ребята тайком выпили. Даже девчонки пригубили.
Но когда это ещё будет, и вообще, будет ли? А пока мы влезаем в палатку, чтобы поужинать и принять коньячку под настроение.
– Так, – суетится Савин, – по банке тушенки на брата хватит?
– Хватит, – киваю, – а там посмотрим.
– Может, сразу все выпьем?
– Всё сразу выпьем, – передразниваю я Женьку, – нет, пьем опять по чуть-чуть, а то окосеем и втюхаемся. Вам хорошо, а мне, может, ещё петь и играть придется. – Я чуть подумал и решил, что закуски надо больше. – Олег, доставай ещё кильку.
Подсвечивая себе фонариком, вскрываем консервные банки. Пока нарезаем хлеб, Переходников греет тушенку на костре. Приготовили кружки. Как только вернулся Женька, сразу наливаем коньяк. Немного, только-только на дне.
– Вздрогнули! – сдвигаем кружки.
Коньяк, в отличие от прошлого раза, проходит легко. Даже вкус ощутил. Сунул в рот кусок хлеба с наложенной сверху килькой. Сижу и жую. Хорошо!
– Мальчики, – слышим голос Раевской, – мы вам чаю принесли.
Женька, как раз только что выпивший свою порцию, поперхнулся и закашлялся. Савин выпить не успел и теперь прятал кружку за рюкзаки.
– А чего вы тут делаете? – заглянула внутрь палатки Верка.
– Едим мы тут.
– Ой, – в палатку лезет Раевская, – а что вы тут пьёте?
– Ничего, – бурчит Расулов и начинает ковыряться ложкой в банке.
– Сереж, а ты ещё играть будешь?
– Буду. – Навязчивость этой парочки начинает злить. – И петь буду, и играть буду, и с бубном вокруг костра скакать.
– Девочки, – Ильяс облизнул ложку и выразительно ею покачал, – дайте поесть спокойно.
Раевская и Смольнякова тут же исчезают.
– Вот редиски, – прошептал успокоившийся наконец Женька, – приперлись не вовремя.
– Ладно, давайте есть. Там вон уже пляски начались.
На поляне играл магнитофон. Ярко горел костер, а вокруг него танцевальная толкотня. Нам того и надо.
* * *Нет, нас, наверное, кто-то сглазил, иного объяснения не находится. Или после того, как попробовали суперпересоленый суп, все наперекосяк идет.
Сначала коньяк нам боком вышел, хоть и выпили чуть-чуть. Несмотря на хорошую закуску, конкретно захмелели. Вылезли, качаясь, из палатки, будто моряки на корабле во время шторма. Сразу пришлось со взрослыми в прятки играть. Ну, именно мы им понадобились! То бревна разрубить, как будто топоры только у нас имеются, то какой иной вопрос, который без меня не решить…
Какое-то время в толпе танцующих у костра прятались, или в темень леса утекали. Но дискотека на природе завершилась быстро – батарейки в магнитофоне сели. Пришлось мне макнуться в реку, чтобы немного в себя прийти. А куда деться, если народ опять возжелал живого исполнения? И вновь вместе с Григорьевым исполняем песни. Только приходится их тщательно отбирать, чтобы опять непоняток не вышло. Пели все, что на дискотеке играли. Мне пришлось повторить спетые мной новые песни, «Скучаю» и «Зурбаган». Витя больше на нашу эстраду налегал, а я зарубежную играл, что была уже известна. Под конец посиделок исполнил «Фантом», зная, что Чиж только перепел её. Приняли на ура. Витя сказал, что слышал другую трактовку песни.
Сидели допоздна. Потихоньку ребята разбрелись. Взрослые сидели дольше, но наконец и они решили разойтись по палаткам. Елена Михайловна потянула Витю прочь, говоря, что спать ложиться пора.
– Завтра поговорим, – сказал мне Григорьев на прощание.
– Опять, наверное, будет в группу сватать, – улыбнулся Савин, когда они отошли. – Ты соглашайся, Серег.
– Ага, – поддакнул Женька, – у тебя хорошо выходит.
– Молчите уж, советнички. Сам как-нибудь решу.
Идти спать я не торопился, холодная вода в реке взбодрила не на шутку. Сидел, смотря на огонь, а в голове крутилась мелодия. Медленный мотив, похожий на множество песен, но и одновременно от них отличающийся. Интересно, откуда он? Я начал проигрывать его на гитаре. Друзья сразу оживились.
– Новая песня?
Я пожал плечами.
– Просто мелодия.
– Красивая, – проронил Ильяс, – и печальная.
– Да, – соглашаюсь и тут же понимаю, что это музыка на стихи к «Неизвестному солдату».
Вот так, неожиданно, я песню сочинил. Никогда не получалось, а тут на тебе. Может, были нужны подобные, как сейчас, условия? Костер, друзья вокруг, луна светит…
Гранита красного плита…Лежат цветы со всех сторон.А в центре яркая звезда,Простая надпись без имен.
Вот же, черт возьми, пою, так… словами не выразить.
И каждый вечно будет свят.Ты помни, родина, меня.Я – неизвестный ваш солдат.Я – пламя вечного огня.
– Серег, ну ты даешь, даже на слезу прошибло, – вздыхает Олег.
– Тебе точно надо петь, – кивает Переходников, немного отвернувшись, – и песни писать.
– Это случайно вышло.
– Случайности не случайны, – выдает Ильяс.
Я посмотрел на Расулова. Вот человек Востока, какие выражения выдает! Но разговор решил свернуть.
– Так, все, – поднялся я, – спать пошли.
– Пошли, – зевнул Олег.
Плетемся к палаткам. У крайней обнаружили наши рюкзаки, выставленные наружу. Интересно почему? Я осмотрел свой рюкзак, раздвинул мешки ребят, но искомого не обнаружил. Заглянул за угол – тут только чьи-то кеды стоят. Не понял, а спальник-то где?
– М-да, – хмыкает Ильяс, заглядывая внутрь палатки.
Подсвечивая фонарем, смотрим внутрь. Слышалось сопение и причмокивание. Пацаны лежали, укрывшись одеялами, вплотную. Свободного места не было.
– Бит-ком, – по слогам произнес Ильяс.
– Пошли тогда во вторую.
И в следующей места не нашлось.
– Вот черти, – выругался Савин, – как шпроты в банке.
Переходников сунулся в следующую, и отскочил.
– Тут девчонки спят. Но места навалом.
– Значит, в других тоже девчонки, – говорю я и тут же обнаруживаю свой спальник, но не пустой, в нем уже кто-то спит. Открываю клапан, но из-за кучи волос и темноты ничего не понимаю. Ясно, что кто-то из девчонок, да только почему в моём спальнике? И почему его так раздуло?
– Олег, – прошу Савина, – посвети сюда.
Тускловатый лучик высвечивает два лица. Раевская и Смольнякова.
– Ух, ты! – изумляется Олег. – Как они влезли-то?
– Мне тоже интересно. Им что, места в палатке не хватило?
– Давай вытряхнем их, – предложил Ильяс, – да в воду…
– Пусть спят. – Махнул я рукой. – Утром с них спрошу.
– А мы что будем делать? – интересуется Женька. – Где будем спать?
– В этой палатке, – говорю я и показываю на ту, где девчонки спят.
