ее реакции, и сделал глоток. Поверх бокала внимательно посмотрел на Юлю. Заметил ее выступающие под футболкой ключицы и черный синяк на бледной шее, делающий ее беззащитной. Хотя Тим подозревал, что, скажи он об этом Юле, та сразу ответит ему что-то вроде: «Заткнись». Мальчик вновь глотнул виски и закусил сэндвичем.
Девочка допила, что было в ее бокале, вздохнула и еще плеснула себе из бутылки.
– Кажется, я решила напиться, – сказала она, прикладываясь к бокалу. – Ты со мной, Тимон?
– Э-э-э… М-м-м…
– Или ты все-таки задрот, рисующий китайские иероглифы?
– Нет, – помотал головой Тим, сейчас это было страшнее всего – оказаться задротом в глазах этой девочки, славной, если не обращать внимания на ее грубоватые манеры, и симпатичной, невзирая на синяк на худой шее.
– Тогда не отставай.
– Не… Не отстаю… Ох…
– Нравится?
– Не знаю, наверное. Да, нравится.
Ему было все равно, что пить в ее компании. Хоть виски, хоть теплое молоко со скользкими морщинистыми пенками. Хорошо, что бабушка его не видит. И как здорово, что он уже ей позвонил.
– Юля, – он впервые обратился к ней по имени, пробуя его на вкус, мягкое и сладкое, как ирис, и в то же время строгое, как лицо учительницы, ставящей двойку в дневник. Ему захотелось снова назвать ее: – Юля.
– Чего тебе?
– Тут есть что-нибудь попить?
– Воды за бортом сколько угодно, – рассмеялась девочка. – Хоть всю вылакай.
– Я не про…
– На камбуз надо идти, к Кефиру.
– Почему его зовут Кефиром?
– Не знаю. Может, из-за того, что фамилия у него Керимов.
– Может… А где камбуз? Я пить хочу как… Как соленая селедка… Сильно, в общем…
– Сиди лучше здесь. Нечего тебе шляться по лодке пьяному. Я принесу.
– А я не пьяный.
Девочка внимательно посмотрела на Тима:
– Пока еще нет, но вот-вот будешь.
Юля легко поднялась, буднично запнула робота под оранжевый «капитанский» диван, кивнула Тиму и вышла. Мальчик остался смотреть, как робот выбирается на волю.
– Цып-цып-цып, – покрошил он на пол перед собой остатки сэндвича. – Гуля-гуля-гуля… – и стал гладить подползший пылесос по пластиковому «панцирю».
Робот, не обращая внимания на его прикосновения, занимался своим делом. А Тиму было хорошо и спокойно, как давно уже не было. Будто сегодня первый день летних каникул.
Юля вернулась, держа в руках коробку с соком и полуторалитровую бутылку минеральной воды.
– С газом! – предупредила девочка Тима.
Тим с усилием открыл минералку, и его обдало брызгами из-под свернутой крышки. Капли минералки мгновенно впитались в траву и в шкуру мертвого хищника. Тиму почему-то стало смешно.
– Тигр пьет!
– Ты прикольный, – сказала вдруг Юля, и у мальчика опять заполыхали уши в ответ на этот комплимент. – И похож на этого актера… Как его зовут? Он еще играл водителя в «Драйве»… Такой же симпатичный. Только ты, кажется, уже напился.
– Я? – искренне удивился Тим. – Не бывать такому!
– Тогда еще по чуть-чуть?
У нее были хитрые, но такие красивые глаза, что…
– Еще?.. Конечно!
* * *
– Прямо буря!.. Ик! – сказал Тим, которого Юля поддерживала сбоку. – Неужели на улице шторм разыгрался?
Они медленно двигались по коридору лодки, который норовил уйти, выскользнуть из-под ног.
– Нет, конечно, я пьяный, – признал Тим. – Но не до такой же степени, чтобы шататься! Это все шторм!
– Ага. Пятнадцатилетний… Давай-давай! – произнесла Юля, подталкивая его вперед. – Хватит рас… рагл… разглагольствовать! Вот каюта. Будет твоей, пока будешь здесь жить. Ты надолго к нам пожаловал?
– А я не знаю еще, – ответил Тим и честно добавил: – Но я бы хотел на подольше. Потому что… – он замолчал, стесняясь сказать, что это желание не в последнюю очередь возникло благодаря ей, Юле. Ему хотелось, чтобы она была где-то рядом.
Девочка помогла Тиму открыть дверь, за которой пряталось небольшое, меньше купе в поезде, помещение, освещенное глазами таких же, как и в коридоре, красных ламп. Скудный интерьер каюты терялся в полумраке, хорошо видно было только койку – узкое, как топчан, лежбище, застеленное бельем. Единственное, что сейчас требуется, подумал Тим, самочувствие которого вдруг стало резко ухудшаться. Во рту у него снова пересохло и противно затошнило.
– Ты пока не ложись, – девочка направила его к постели. – Просто посиди.
У Тима подкосились ноги, и он рухнул на койку. Кое-как сел, привалившись спиной к переборке.
– Хорошо, – произнес он, чувствуя, как его лицо расплывается в глупой улыбке.
Лицо Юли тоже расплывалось.
– Хорошо, – повторил Тим. – Еще бы шторм кончился.
– Кончится, – пообещала девочка со знанием дела. – К утру. Надеюсь, морская болезнь тебя не скрутит.
– Меня? Морская болезнь? – возмутился Тим, а потом прислушался к ощущениям в желудке и честно признался: – Слушай, теперь не знаю даже…
14. Сказочные единороги
Этим вечером улицы города оказались во власти генерала Мороза. Воротники индевели от дыхания, слипались ресницы, открытые участки тела жгло, будто их терли наждачной бумагой. Передвигаться получалось только короткими перебежками от заведения к заведению. В первом, уютном подвальчике с постерами джазовых музыкантов, которых Жека знать не знал, они поужинали пастой с помидорами из шляп, глубоких тарелок с силуэтом «итальянского сапога» на дне. Сейчас, два бара спустя, Жека и Анникки сидели за хай-тековской стойкой третьего, расположенного на набережной Грибканала [3], прямо под боком у Казанского. До места встречи оставалось совсем ничего.
Бар показался Жеке странным, а почему, он бы и сам не сказал. Вечер пятницы, а народу кот наплакал при адекватных ценах. Может, они недавно открылись, и никто про них пока не знает? А может, тутошняя музыка всех распугала? Треклист составляли сменяющие друг друга афро-фанк и соул вперемешку с козырными фразочками из тарантиновских фильмов.
Они пили шоты под названием «Липучка для мух». Шоты согревали, но имели отвратительный привкус зубной пасты без фтора. После первого Анникки поморщилась, но от второго отказываться не стала. Бармен выставил перед ними по второй порции «липучки». Жека с размаха опрокинул в себя шот, пытаясь отравить им того, спрятавшегося у него внутри, долбаного ежа, который ощетинился колючками при залетной мысли о…
Не помогло. Может, пора проветриться на мороз? Жека подождал, пока Анникки выпьет свою «липучку», и заявил:
– Летс гоу! (Пошли!)
* * *
Они торчали тут уже почти двадцать минут. Задубевшие в «гриндерсах» ноги превратились в деревяшки. Когда Жека затопал ими, чтобы согреться, ему показалось, что полая земля под ним вот-вот провалится, не выдержав его веса.
– Джеко! – услышал он голос Анникки и обернулся.
Выскочившая из темноты финка, разогнавшись, скользила по накатанной ледяной полосе. Жека не успел увернуться, когда она врезалась в него,
