Теперь ее волосы были перекрашены в оттенок, напоминающий по цвету насыщенный кофе. Может, от этого Жека и чувствовал неловкость, Великой Китайской стеной отгородившую его от девушки. Очень странное чувство. Раньше она кричала, когда он был внутри нее, а теперь была ему чужой.
– Давай где-нибудь присядем, – предложила Настя, прерывая молчание.
– Если хочешь, – пожал плечами Жека. – Ненадолго.
Они засели в баре в квартале от площади Дам. В баре шумели азиатские туристы, но в уголке нашлось местечко как раз для двоих. Столик был крохотным, и Жека с Настей то и дело касались друг друга коленками. Вынужденные прикосновения смогли растворить изначальную неловкость. Или ее видимую часть. Улыбчивая официантка принесла им два «егермайстера» со льдом. Выпили, не чокаясь, как на похоронах.
– Как ты сюда перебралась? – спросил Жека, чтобы хоть что-то спросить.
– Ой, лучше не надо про это, – покачала головой девушка.
– Тогда про что разговаривать?
Настя помолчала, рассматривая туристов, потом взглянула на него, сказала:
– Ты меня сегодня еще ни разу по имени не назвал.
– Не назвал по имени? – Жека шумно выдохнул и глотнул алкоголь. – Настя, хорош уже яйца мне выкручивать… Скажи, что мы тут делаем?
Девушка посмотрела на него долгим взглядом блестящих глаз, казавшихся из-за нового кофейного цвета волос не такими уж и темными, и произнесла.
– Просто я теперь ни в чем не уверена… – она помолчала, потом заговорила: – Мы раньше жили в квартире в девятиэтажке на Авангардной. Давно, еще мама была жива… Не знаю, о чем думал архитектор, но прямо за домом, в двадцати метрах от него, стоял забор пятнадцатой городской больницы. И рядом корпус отделения челюстно-лицевой хирургии. Я иногда с балкона видела, как они там выходили на улицу подышать воздухом – люди, лечившиеся в больнице после аварий с лобовыми столкновениями. Лица у всех замотаны бинтами, как у Человека-невидимки, а у кого не замотаны, лучше бы замотали, такие все покореженные, поломанные, страшные… Вот я сейчас сижу тут с тобой, а сама будто там гуляю вокруг корпуса. Разбитая после аварии, вся в бинтах… Не пойму, что мне нужно… Потому что Лукас… Блин… А ты… Жека, ты другой, и…
– У меня девушка есть, – покачал головой он и сам почувствовал, как фальшиво это прозвучало. – И мне теперь ничего от тебя не надо.
– Зачем тогда сейчас пришел?
Он вдруг нашелся:
– Думал, ты деньгами хочешь поделиться.
– Деньгами… – Настина коленка вновь дотронулась до него. – Я же говорила, для чего мне деньги нужны. Я хочу родить.
– Ага… Но теперь ты ни в чем не уверена, – состроив ироничную гримасу, кивнул Жека. – Потому что, сама говоришь, я другой.
– Сука ты, – грустно сказала девушка и махом допила второй «ягер».
– Да. Только ты – тоже, – заметил Жека.
– Я тоже, – согласилась Настя. – Увидела сегодня твою подружку и чуть не выдала «черного лебедя» от ревности. Захотелось схватить этот ваш стакан с джусом, разбить его о край стола и изрезать ей все лицо. Отправить в челюстно-лицевую хирургию. Еле сдержалась…
– Это чувство собственности… Я тоже хотел убить вас с Лукасом. Позавчера…
Настя засмеялась, он – следом за ней.
Когда они вышли из бара, на улице потеплело и с неба что-то сеялось. Дождь-убийца, затеявший всех замочить.
– Ты куда сейчас? – спросил Жека, пряча в карман телефон.
Сам он собирался идти навстречу вышедшей из гостей Анникки.
Настя пожала плечами и вдруг порывисто, будто сорвавшаяся с цепи собака, кинулась на него и поцеловала. И скверно, что Жека оказался готов к этому ненужному поцелую. Их языки переплелись. Губы склеились с губами как разноименные полюса магнита. Шапка, которую Настя держала в руках, упала на мокрый асфальт, а они продолжали, не в силах остановиться. Жека почувствовал резкое напряжение в паху и только тогда отпрянул от девушки. Они смотрели друг на друга, с трудом различая черты лиц в свете барной вывески, и тяжело, как после бега, дышали.
– Я позвоню тебе, – сказала Настя.
* * *
«Шелкопряд», как назвал его Гриша, разошелся, и немногочисленная публика без всяких скидок отплясывала под его накрученную музыку. Даже Святые Угодники, изменив шансону, жег, танцуя локтями и трясясь телом, как в припадке эпилепсии.
К стойке подскочила Анникки, отпила виски из Жекиного стакана.
– Джеко, вай а ю нот дэнсинг? (Жека, ты чего не танцуешь?)
Жека пожал плечами.
– Ай донт вонт (не хочу).
– Ай лав ю, Джеко! (Я люблю тебя, Жека!) – чмокнула его финка и вернулась к воинам танцпола.
* * *
Они стояли в очереди к пункту досмотра в Схипхоле. Анникки держала Жеку за локоть и время от времени поглядывала на него. Наверное, она бы не улетела, но на завтра у нее была назначена встреча с ценным гостем, имеющим отношение к экологии и согласившимся поучаствовать в ее видеоблоге. Жека соврал, что останется на несколько дней, потому что хочет дождаться друзей из Москвы, которых якобы сто лет не видел. А потом уже прилетит в Хельсинки.
Тогда девушка и сказала ему впервые: «Ай лав ю, Джеко!» – и поцеловала долгим лакричным поцелуем, смутив стоявших за ними пожилых индийцев в костюмах и чалмах.
Пройдя контроль, она помахала ему рукой и, больше не оглядываясь, направилась в сторону нужных ворот, покатив за собой чемодан.
Настя ждала Жеку в полутемном баре возле его отеля. По вечерам многолюдный и шумный, сейчас, едва открывшись, пустой бар казался ошалелым, как после долгих праздников. Когда Жека вошел, Настя улыбнулась даже не столько ему, сколько себе. Взяв кофе, он приземлился рядом с ней. Несколько минут они молча сидели, смотрели друг на друга, разглядывали прохожих через витрину, на которой белые, растянутые в ширину буквы складывались в название: «LUX».
– Что теперь думаешь делать? – спросила Настя.
Бармен обходил столики, зажигая стоявшие на них свечки в подсвечниках из толстого стекла. Свечу на их столике он зажег только со второго раза, извинившись, направился к соседнему столику, а пламя их свечки вдруг мелко задрожало, дернулось и погасло. Свеча испустила струйку дыма, словно душу, и Жека почувствовал, как окончательно разваливается его жизнь.
Он допил кофе и, не произнося ни слова, взял Настю за руку и повел к себе в номер с вполне ясными им обоим намерениями. После быстрого незащищенного секса, который, если уж честно, мог бы оказаться и получше, они лежали в постели, не прикасаясь друг к другу, холодные, как пластиковые Кен и Барби. Размышляя о том, стоило ли ради этого все затевать, Жека скользнул взглядом по телу девушки.
– Отвык я уже от тебя, – признался
