Это я виновата, – сказала тогда мама. – Это я виновата, что они умерли.
У меня все внутри сжималось от боли. И как я только могла в это поверить?! Она не убивала этих бедных кошек, она всего лишь впустила этого мерзавца к нам в квартиру! Она хотела быть хорошей, доброй соседкой, вот и дала Милфорду еще один шанс, и он воспользовался им, чтоб отравить Диззи и Гиллеспи.
Убив их, он убил и ее. Потеряв этих кошек, она переступила грань. Конечно, врач сказал, что это у нее сердце отказало, от этого она умерла, но он вполне мог написать, что причиной ее смерти было «разбитое сердце».
Я понимаю, что назад их не вернешь, – сказала она тогда. – Но я все исправлю.
Она была бы сейчас еще жива, если б Милфорд не убил этих кошек, да и сам он тоже был бы жив.
* * *
Два месяца спустя я нашла хорошую работу, а еще через четыре месяца накопила достаточно денег, чтобы съехать оттуда. Наш район между тем менялся. Колумбийский университет строил себе неподалеку новый кампус, и все только и говорили, как теперь поднимется квартплата. Все мои друзья говорили, как мне повезло, что мне осталась мамина квартира и что с нею не следует расставаться. Что хозяин должен все там привести в порядок или выкупить ее у меня. Но я больше не могла там жить. Этого мне было не выдержать.
Мне потребовалось два дня, чтобы вычистить квартиру, освободить ее от скопившихся за сорок лет бумаг. Занимаясь этим делом, я нашла старую фотографию, которая, судя по ее виду, относилась к 1940-м годам. Это было фото мамы при полном параде. Она сидела в саду, прижимая к себе двух маленьких кошек. Я была поражена. Она же всегда говорила, что ненавидит кошек! Я перевернула снимок и обнаружила на обороте надпись: Я с Кэбом и Кэллоу. Незадолго до их смерти в марте 1945 года.
Кэб и Кэллоу?
«Два раза это со мной случилось», – сказала она тогда. Значит, у мамы и раньше были кошки, и они тоже умерли по неизвестной причине.
Я почувствовала, как в душе поднимается волна грусти, сладко-горькое ощущение потери.
Я отложила это фото в сторону. И решила его сохранить. В тот вечер я забрала его с собой, отправляясь в свою новую квартиру. Я нашла для него особое место на комоде, рядом с фотографией Диззи и Гиллеспи и фото меня самой с мамой.
«Мне так тебя не хватает!» – подумала я. Но тут же сделала шаг назад и еще раз окинула взглядом все вокруг. И меня снова словно ударила эта мысль. Мне так не хватало ее сейчас, но я точно совсем не скучала по нашей старой квартире.
Я села и обозрела все, вобрала в себя. Моя новая квартира. Новая квартира! Я произнесла эти слова очень громко, повторила еще раз и еще. Наконец-то я добилась своего. Переехала в один из этих таунхаусов на Конвент-авеню, и новая квартира была именно такой, какой я ее себе представляла.
Я выглянула в окно и вздохнула.
Хорошо, очень хорошо, что я теперь живу «там»!
ПЕРША УОКЕР – дипломат, бывшая журналистка, а также автор прославленных детективных романов. Три ее романа, действие которых происходит в Нью-Йорке в 1920-х годах, это «Гарлемский Редакс – Тьма», «Дьявол за моей спиной» и «Блюз «Черная орхидея». Она родилась в Нью-Йорке, говорит на нескольких языках и много лет прожила в Южной Америке и в Европе.
Т. Джефферсон Паркер
Я и Микки
Первое, что сделал мой кузен Микки по окончании школы, это забрал денежки, которые семья выделила ему после получения аттестата зрелости, и свалил в Калифорнию. Деньги были ему выданы, чтобы слетать в нашу бывшую родную страну, может быть, «прикоснуться к корням» или для чего-то еще в том же роде. «Корни» были в Реджо, в Калабрии, но Микки отправился совсем в другую сторону, прямиком в Голливуд. Это было в 1972 году. Ему стукнуло восемнадцать, и это был тощий, кожа да кости, парень, носивший на голове жуткие лохмы, как у хиппи, и – вам это должно особенно понравиться – он полагал, что у него имеется музыкальный талант. И он прихватил с собой свою гитару.
Я всего на два года старше Микки, но именно я должен был вернуть его домой, в Маленькую Италию. Он болтался в Голливуде с одним парнем, с которым вместе играл свои импровизации в школе. Семейство этого парня было тесно связано с нашим, с Лидекка. Так что его оказалось нетрудно разыскать. Микки никогда не владел даже основами искусства все делать тихо, не мог вообще ничего проделать так, чтобы об этом не узнал весь мир. Такое впечатление, что он таким родился – без какой-то важной части мозгов.
– Ты совершил ошибку, – объяснил я ему, перехватив его в терминале Эл-Эй[80]. – У тебя есть обязанности и ответственность, Микки. Кто ты такой, как ты сам думаешь?
Мне трудно было полностью сосредоточить внимание на нем, когда вокруг было столько молодых лос-анджелесских женщин. Сплошные блондинки. Сплошные мини-юбки. Как же я скучаю по семидесятым годам!
Микки кивнул. Он сейчас выглядел как собака, которую следует пнуть только потому, что она сама этого ожидает.
– Я тут все искал, что бы мне тебе сказать в ответ.
– И что это должно означать?
– Но так пока и не нашел.
– Я тоже. Так вот, делай то, что ты должен делать, Микки!
Возвратившись в Нью-Йорк, мы вернулись и к нашему бизнесу – в компанию «Лидекка бразерс фуд». Чтоб вы знали, фирма была основана в 1921 году. Сперва это была торговля только рыбой и морскими продуктами, потом мы перешли к другим сельскохозяйственным продуктам, в том числе молочным. И ко всякой прочей деятельности, какая только требовалась. Для меня и Микки работа заключалась в обслуживании торговых автоматов. У нас они имелись в пяти районах и населенных пунктах Нью-Джерси. Через них мы продавали сладости, закуски и содовую, но в некоторых имелись также горячий кофе и чай, и это означало, что требовалось время от времени загружать в них стаканы и извлекать, а еще отправлять на свалку непроданные товары и прокисшие сливки.
Микки всегда был перфекционистом, поэтому вечно тратил на эти дела кучу времени. Мне же к концу каждого рабочего дня хотелось как следует пнуть один из таких автоматов, продающих горячие напитки, да так, чтобы он рассыпался на части. У меня была подружка, она жила в Бронксе, и я встречался с нею, пока Микки возился с очередным автоматом, наводя чистоту, лоск и блеск, и с ее помощью эта работа становилась более переносимой.
Иногда мы после работы отправлялись к Микки домой, на Гранд-авеню. Это была старая квартира, в гостиной стояло пианино, а в холодильнике всегда имелось пиво. Маленькие сестры Микки – самые тощие и самые голосистые девчонки, каких только можно вообразить, однако еще и немного забавные – тут же несли нам пиво. Я почему-то нравился его мамаше, Кристине, сам не понимаю почему. Она играла на пианино. И делала самые вкусные вафельные трубочки с кремом, какие мне когда-либо приходилось пробовать. Но у нее имелись свои правила. Одно из них состояло в том, что если ты заводил разговор о гангстерах или о всяких крутых и успешных ребятах, то тут же получал здоровенную оплеуху и тебя выставляли вон. В прошлом году, в июне, я сказал что-то про Джозефа Коломбо[81], про то, что он получил то, что заслужил, и именно это она со мною и проделала. Было больно, но, что еще хуже, после этого я чувствовал себя маленьким и обиженным.
Однажды Микки закрыл дверь в их семейную комнату, отгородился ото всего своего семейства и достал из кармана здоровенную пачку денег.
– Я еду в Калифорнию, на год. Буду там играть и выступать и сделаюсь знаменитым.
– Где ты взял столько денег? – спросил я.
– От папаши получил. У нас с ним был разговор о том, чтобы я забрал деньги, причитающиеся мне по случаю окончания школы, и сгонял в Италию. Я ему все это верну. Но тут папаша меня удивил. Сказал, что понимает, что такое мечта, поскольку сам играл в младшей бейсбольной лиге за Филадельфию. Он там только год протянул, потому что так и не смог освоить скоростные проходы.
– Да-да, мы все это знаем.
– Ага, но дело в том, что ему потребовался год, чтобы как следует освоить игру и попытаться осуществить свою мечту. Он знает, что у меня есть такая мечта – стать музыкантом и прославиться, вот он и дает мне год, чтобы я этого добился. Может, к концу года я этого добьюсь. А если нет, тогда у меня будет возможность вернуться в «Лидекка бразерс» и делать карьеру в семейном бизнесе. А эти деньги для того, чтобы дать мне старт в мире музыки.
Должен признаться, я почувствовал приступ злости. Мне всегда нравился дядя Джимми, папаша Микки. Мой собственный папочка никогда бы так не поступил. Никогда. В нашей ветви семейства никакие мечты в расчет не принимаются. У нас есть только обязанности и ответственность.
– Ну что же, тебе здорово повезло, Микки!
– Ты можешь в любое время ко мне заехать.
– Нет уж, я останусь здесь и буду делать свою работу. И двигаться вверх по служебной лестнице, пока ты там валяешь дурака в Калифорнии.
