«Меморандумъ»
Инспекция поднялась по лестнице, перешла в дирижабль. Сабуров приказал отдать швартовый. Дирижабль ветром понесло прочь, в сторону моря. Уже над водой включились двигателя, и воздушный корабль ушел на восток.
Латынин, Высоковский и Данилин провожали его взглядом.
Первым ушел Латынин, когда еще «Скобелев» был вполне различим. У градоначальника было достаточно дел.
Лишь когда дирижабль превратился в едва различимую точку, пришел в себя Андрей.
Спросил:
– Не подумайте, что мне мало тайн… Но что такого вы там написали.
– Некоторые мысли…
– О чем же? Или это секрет?
– Отнюдь. Какие могут быть от вас секреты?..
***
– Извольте ознакомиться…
В руку Андрея точно такая же папка с надписью «Меморандумъ» на обложке.
Внутри папки были листы, отпечатанные на «Ундервуде» через копировальную бумагу. Судя по расплывчатым контурам букв, Андрей читал третью-четвертую копию.
Данилин прочел название первой главы:
– «Перспективы космических полетов». А что, таковые перспективы имеются?
– Космос куда ближе к нам, чем кажется. Думаю, еще лет сорок и человек окажется в космосе, полетит к Луне.
– Да полно вам. Помню, мы об этом говорили вскользь. Я, признаться, не принял ваши слова всерьез…
– А я вам серьезно вам говорю. Попомните мои слова: вы еще увидите первый полет человека на ракете. А во время жизни ваших внуков космические полеты не будут попадать даже на вторую страницу газет…
– Трудно поверить… Хотя мой приятель говорил нечто похожее…
– Трудно… Но я так думаю, что произойти это может и раньше. Должно произойти раньше. И я вот написал свои мысли, что для этого требуется. Этапы так сказать… Надобно изначально отправить на земную орбиту зонд, создать искусственный спутник Земли…
– Создать искусственную Луну? Такую громадину?
– О нет, это лишнее. Скажем, у Марса спутники гораздо меньше… Но нам надо зашвырнуть в небо что-то маленькое, где-то размером с полсажени, может даже с аршин.
– Тогда мы его не увидим.
– Надобно чтоб оно как-то сигнализировало само. Радиостанции нынешние ненадежны – я консультировался у Шульги. А вот если покрыть его светоотражающим слоем, или поместить внутрь проблесковый фонарь… Потом надо разработать механизм спуска и приступать к запуску живых существ – вероятно обезьян, как более к нам близких. Ну а потом человека… После – надо лететь к Луне, затем к Марсу… Венере…
***
В салоне «Скобелева» этот же меморандум читал и Столыпин:
– Интересно. Весьма интересно… Будто роман Стивенсона читаешь или там Уэллса… Михаил Федорович?..
– Слушаю…
– А повели бы космический корабль к Марсу.
– Если построите мне его – отчего бы и не повести?..
– Построим… Уверен, что сможем.
Странный посетитель
Посетитель ждал профессора, сидя на поддоннике, словно какой-то студент. Был одет в пиджак-куртку, бриджи, в руках мял кепи. Все оно было клетчатым.
Не смотря на то, что в Москве лето только собиралось начинаться, клетчатый был загорелым словно мулат.
Когда Виктор Иванович, достал ключи, чтоб открыть кабинет, клетчатый поднялся и подошел.
– Профессор Стригун? А я к вам…
Профессор дверь открывать перестал, насторожился:
– А зачем?..
– Позвольте представиться: Кружельницкий, Михаил Михайлович. Горный инженер, работаю на «Братьев Нобель»…
– И что с того?..
– Я археолог-любитель… Читал ваши работы по сравнительной лингвистике…
– Ну что же вы сразу не сказали! Проходите, проходите…
***
– Мы проводили изыскания, – продолжил клетчатый уже в кабинете. – В свободное от работы время я осматривал окрестности. Обнаружил мавзолей. Одна из стен была покрыта письменностью…
– А где проводили?..
– Север Туркестана. Простите, забыл вам сообщить…
– Письменность в туркестанском мавзолее? Уже интересно…Прямо и не верится…
Гость был готов к неверию. Из кармана пиджака он извлек пачку фотокарточек. Протянул их профессору.
На первой действительно был изображен мавзолей. На остальных его внутренности. Стены мавзолея были испещрены рисунками и письменами. Причем письмена были отдельно, рисунки отдельно.
Пока профессор разглядывал письмо, клетчатый спросил будто просто так:
– Вас, я так понимаю, следует поздравить?.. Слышал, ваша дочь сочеталась браком?..
– Ай! – отмахнулся Виктор Иванович. – Не брак, а сплошное расстройство! Ее муж солдафон, мотается по России, в лингвистике не смыслит ни шиша.
Ответил между прочим, очевидно фотографии занимали профессора куда больше зятя, и, может быть, дочери.
Наконец Стригун пришел к какому-то выводу:
– Любопытно, крайне любопытно… Письмо, вероятно иероглифичное… Знаки повторяются, но не слишком часто… Возможно оно морфемное: у разных иероглифов есть одинаковые элементы. Плита же… Скорей она перевернута: тут заполнение идет снизу вверх, справа налево… Разумней же предположить, что писать начинали где-то на уровне глаз. Когда место заканчивается – спускаются вниз. Следовательно, писали тут справа налево, и сверху вниз… Это все, что я могу вам пока сказать…
Однако фотографии отдавать не спешил.
– Немного, – заметил клетчатый
– Неожиданно немного, как для меня. Но это единственное, что я могу сказать. Я не могу даже определить к какой группе языков оно относится… Что вы сами предполагаете?..
– Вы смеяться будете…
– Да говорите, чего уж тут…
– Места, где я это обнаружил… Через них, вероятно, шли арии… Или может быть атланты… Они оставили записи на камне… Потом, гораздо позже, ее использовали местные племена для строительства мавзолея…
– Логично, логично… Это объясняет ориентацию плиты. В самом деле, никто не будет начинать письмо с правого нижнего угла…
– Я читал вашу работу. Вы писали, что по мере развития цивилизация проходит развитие от предметного через пиктографическое, иероглифическое… Венец – слоговое и алфавитное письмо…
– Нет-нет. Вы неправильно поняли. Иероглифическое и слоговое отстоят совершенно далеко… Переход от иероглифа к алфавиту – переход от начертания контуров предметов к записи звучания… Например иероглифом трудно записать слово, которое вы слышите впервые. А вот нашим алфавитом вы пишите, как слышите. Это все равно, что живя в мире квадратных предметов придумать колесо… Тут совершенно разные принципы.
Клетчатый кивнул немного пристыжено.
– Но, все же, получается, что алфавит – привилегия более развитых наций?..
– Я бы не сказал. Китайцы обходятся иероглифичным письмом. Я бы не сказал, что они слишком от нас отстали… Даже напротив: долгое время были впереди: вспомните бумагу, порох, компас…
– Вы могли бы это расшифровать?
Профессор задумался на несколько секунд.
Покачал головой.
– Нет? – переспросил клетчатый.
– Нет… Это очень сложная задача… Подобные расшифровки – это… Их можно осуществлять, если есть параллельный текст на известном языке. Тут таковой не имеется?..
Теперь Клетчатый покачал головой.
– Или известно, хоть приблизительно, что описано в письме?.. – предположил профессор. – Или же имеется большое количество записей?..
Клетчатый задумался.
– Последнее так важно?..
– Безусловно! Даже если нет параллельного перевода – писавшие это жили по законам схожим нашим. У них было две руки, они пахали землю. С неба шел дождь, под ногами росла трава. Они рожали детей, страдали от неразделенной любви. Были людьми…
– А если не были?.. – спросил клетчатый то ли себя, то ли профессора.
– Что вы сказали?..
– Нет, нет ничего…
– Знаете, у меня хорошая идея… А не поехать ли нам ко мне домой? Я живу недалеко, на Арбате… Мы могли бы это обсудить подробно, я бы познакомил вас с дочерью… Как жаль, что она замужем…
– Нет-нет… Я, к сожалению, уезжаю в Норвегию… Уже и плацкарта на руках.
– А-а-а?.. – произнес профессор.
При этом провел руками над фотографиями, будто человек, у которого из рук выскальзывает нечто ценное.
– Фото я вам одолжу. Постарайтесь не потерять. И если с кем-то будете делиться мыслями, будьте осторожны, чтоб у вас не украли славу первооткрывателя…
Проект «Кобольд»
Вопреки обычному Андрея вызвали в столицу.
Хотелось подольше задержаться в Москве, но генерал торопил.
В своем кабинете, что в Запасном Бюро он пояснил:
– Мы начинаем императорский космический проект. Уже выбрано место для сверления пусковой шахты и начаты работы. Всего несколько людей будут одновременно знать и об Аккуме и проекте «Кобольд». Сейчас их стало четверо вместе с вами. Кроме премьер-министра, в известность поставлен и Государь Император.
