– А «человек» – довольно сложное слово?..
– Ну да. Только вот «люди» – очень короткое. А, скажем, в китайском «человек» – один из простейших иероглифов, начертание упрощалось…
– «Воздух»? Казалось бы чего ближе?..
– С воздухом сложнее. Он не осязаем. И чтоб понять, что он вовсе существует, нужны опыты сложные.
– И вы на основе своей теории можете расшифровать запись?..
– Предположить что тут написано…
– Ну, валяйте!..
Профессор вытянул листок, стал пояснять:
– Вот смотрите… Я бы предположил, что вот этот знак обозначает все же человека. Вот этот, условно назовем это префиксом, усложняет до невозможности простой знак. Он должен обозначать что-то простое. Землю, воду, огонь… Но последний бы я исключил, думаю он должен иметь иное более «тревожное» начертание. Этот простой я видел на других надписях, здесь он искажен префиксом, направленным против иероглифа названный мною «человек». Думаю вода или земля как-то изменена и теперь представляет для человека опасность… Человеку предложено уже модифицировать себя не то применением щита, не то стены. Хотя это могут быть какие-то иные защитные приспособления. Хотя я не пойму, как вода или земля может стать опасной?.. Вы не знаете?
Клетчатый знал. Надпись на фотографии за номером пять срисовали с водопровода инопланетной силовой установки. Вода была радиоактивной, и глоток воды уверенно убивал мышь вне зависимости от ее размеров…
Но профессор этого не мог знать…
Клетчатый задумался, потом попросил:
– Соблаговолите вернуть фотографии…
Виктор Иванович подчинился.
– Вы, надеюсь, не снимали копий? Не перефотографировали их?..
– Нет… – с сожалением ответил Стригун.
Про себя он уже начал сожалеть о своей недогадливости. Действительно стоило бы все же перефотографировать.
– Я, как видите, я не спрашиваю вас про заметки. Вы их наверняка делали, и вероятно, не помните даже где они разбросаны. Это совершенно не важно. А вот полный комплект негативов где-то в стороне стал бы для нас опасен. Я намерен сделать вам предложение… А вы бы не хотели поехать к нам?..
– Куда? На нефтяные промыслы?.. Конечно матерьял интересный, я, вероятно, поеду к вам в августе – у меня будут каникулы…
– Через неделю.
– Чего?..
– Через неделю к нам пойдет эшелон из Петербурга. Вам будет выделено купе.
– Но у меня научная работа! Место на кафедре!
– Я вам несколько солгал из соображений государственной безопасности. Я не геолог. Я работаю на государство. И государство весьма заинтересовано, чтоб расшифровать эти надписи. Если вас интересует финансовая сторона или карьерный вопрос – обижены вы не будете. Проект курирует лично Председатель Совета Министров.
– Это так неожиданно…
– Я бы дал вам время подумать, но времени как раз-то у меня нет. Подумайте, какие у вас перспективы открываются как у основоположника новой науки.
– Вы всех так соблазняете?
– Признаться – да. Мне это посоветовал наш научный глава экспедиции.
– А кто он?..
– Узнаете в свое время.
Поскольку приличия требовали раздумий на такое предложение, мужчины помолчали.
– У вас много материалов? – спросил профессор.
Клетчатый кивнул.
– А арицы?..
– Вы совершенно правы. Арийцы тут совершенно ни при чем.
– А кто причем, вы знаете?
Клетчатый кивнул еще раз.
Ссоры в семье
– Я несколько обеспокоен пропажами вашего кавалера…
Почти за полгода супружеской жизни Аленки, профессор, кажется, ни разу не назвал Андрея супругом или мужем дочери. Только: кавалером, ухажером, и только в присутствии Данилина – по имени-отчеству.
Алена устало отложила книгу, едва заметно коснулась живота.
Ответила:
– Вы же знаете Андрея. Он постоянно в командировках.
– Меня-то это и беспокоит. Я уж не знаю, как он там в командировках время коротает. У меня есть моя дочь… Все дело в том, что у меня будет важная командировка. На месяц я уеду в этнографическую экспедицию… Кто будет за тобой следить?..
– Не нужно за мной следить… Всегда есть дедушка и тетя Фрося!..
– За дедушкой самим нужен глаз да глаз… А Фрося… Послал же господь Бог родственничков…
Профессор сильно кривил душой: без Фроси семья Стригунов прожить бы могла, но крайне неуютно. Виктор Иванович, к примеру, даже не знал, сколько стоит хлеб в лавке, не говоря уже о более сложных вещах.
– Papa? А куда вы едете? – спросил Аленка.
– Куда-то в Туркестан. В каком-то ауле нашли пергаменты на неизвестном языке, такие ветхие, что тронь – рассыплются. Мне показывали фотокарточки, но разве с них что-то разберешь?..
Алена рассеяно кивнула и вернулась к чтению.
Это еще более раздосадовало профессора: он ушел почти злой. Ну ничего, время покажет, время рассудит. Погрустишь еще без папеньки…
Ему было невдомек, что дочь волнует иное, потаенное, пока еще известное только ей…
***
Профессор Стригун был в определенном замешательстве: из Москвы до Царицына доехали в мягком вагоне. Что особо было приятно в путешествии, так это то, что билет и стол в вагоне-ресторане был оплачен за счет казны.
В Царицыне на платформе их встречал некий офицер. Он извинился за треволнения, посетовал, что железная дорога в Астрахань еще не достроена. Но право же – это такой пустяк: ведь на речном вокзале их уже ждет пароход.
И, действительно, волны Волги качали вполне приличный винтовой пароходик.
Был выбор: или везти вновь привлеченных на буксире, приписанном к Аккуму, либо искать другой выход. После некоторых совещаний решено пока не пугать ученых. У какого-то купца арендовали пассажирский пароход, но команду сменили на свою.
Этот пароходик спустился до Астрахани, постоял там у причала два дня, пережидая летний каспийский шторм.
Затем пересек море и пришвартовался у причала, как показалось в пустыне. Лишь после пассажиры заметили за пакгаузами городишко, сокрытый маревом и поднятым ветром песком.
Казалось, это какая-то ошибка, но сопровождающий казак принял с причала сходни, предложил:
– Пожалте!
Прибывших направили к пакгаузу ближайшему, внутри оказалось, что он не слишком умело переделан в морской вокзал: имелись скамейки, часы, впрочем, стоящие, импровизированный буфет с запыленным самоваром.
И тут профессор Стригун увидел человека, офицера, идущего к ним по коридору. За ним спешил какой-то штатский уже в годах. Но Виктор Иванович на последнего едва обратил внимание – что-то знакомое было в осанке офицера.
Неужели?.. Да нет. Быть не может, слишком невероятное совпадение…
Но все же – да…
К ним задумчивой походкой шел Андрей Данилин.
Из бокового прохода как раз появился, судя по сутулой осанке канцелярист, подал Андрею какие-то бумаги. Данилин на ходу ознакомился с документом, оставил свою резолюцию услужливо поднесенным пером.
Канцелярист удалился, зато Андрей подошел ближе.
– Господа! – обратился он к прибывшим. – Рад вас приветствовать в Белых Песках!.. Государство привлекло вас для работы над инопланетной летающей тарелкой, которая свалилась к нам год назад. Внеземные технологии нужны для нашей родины. Гордей Степанович Латынин, наш градоначальник, укажет вам место вашего обитания, а после обеда вы сможете ознакомиться с предметами ваших исследований.
Виктор Иванович застыл, ошарашенный: ну конечно, тогда все понятно. Как он сам ранее не догадался. Все сходится: неизвестное ему начертание знаков, странные фонетические конструкции…
Но Андрей!.. Каков он все же!.. Как он мог…
Ученые спешили за Латыниным, Андрей же шел за ними не спеша, будто приглашая Стригуну догнать его.
Тот так и поступил:
– Андрей… Андрей Михайлович?.. Вот не ждал я вас тут увидеть…
– А я ждал… Хотя, без обиняков – я был против вашего привлечения к проекту. Но только вы смогли расшифровать запись хотя бы приблизительно.
– Из личной неприязни?.. Вы неправы отнюдь…
– Нет. Из-за того, чтоб не мешать работу с личным. Вы же мне родственник…
– И вы связаны с этим проектом…
– С лета 1908… Второй год…
– И когда вы сватались, вы знали об этом?..
Андрей кивнул.
Из здания вышли на улицу – ударил сухой ветер, песок впился в кожу, словно дробь.
– А рукописи? Фотографии плит?..
– Подделка. Я их сам перерисовал. Вон видите тот холм?.. За ним мавзолей… Там и фотографировал.
Встреча с Лениным
В Швейцарии здоровье Высоковского покачнулось.
Он все реже отпускал Павла и вместо поездок в лес бывший анархист был вынужден сопровождать старика чуть не всюду. Приходилось гулять вместе с ним по улицам Женевы, сидеть в маленьких кофейнях, слушать скучные рассуждения, следить за партиями в шахматы, в кои частенько старый большевик играл с Лениным.
