Послышалась возня сбоку, я подошла ближе к решетке и осмотрела доступный участок — никого. Раздались шаги.
— Кто живой? — спросила я, прислушиваясь. Шаги зачастили, и теперь точно можно было сказать, что за стеной кто-то был.
— Давно привезли? — тихо спросил женский голос.
— Не знаю, я без сознания была, — я чуть не припала к решетке всем телом, обрадовавшись обществу, но вовремя вспомнила об особенностях тюрьмы.
— Отключилась?
— Нет, отключили.
— Сопротивлялась, — горько заключила девушка.
— Где ты?
— В соседней камере.
Возня увеличилась, девушка устраивалась удобнее, если такое возможно на голом камне.
— Меня Саша зовут. А тебя?
— Зачем оно тебе?
— Чтобы обращаться, — немного растерялась от ее вопроса.
— Можешь называть меня Риммой, если хочешь.
— Это твое ненастоящее имя?
— Да, но оно мне всегда нравилось.
Я кивнула. Какая мне разница, что за странности у соседки. Мне вот в детстве хотелось, чтобы ко мне «Ангелиной» обращались.
Какое-то время работало.
— Кто они? — я замерла в ожидании ответа, может, девушка имеет представление об этих людях.
— Вайреки.
Название ничего не давало, и я уточнила кто это. Девушка нервно хихикнула и принялась объяснять.
Это странные существа в обличье человека тройственны. Два хозяина и один соглядатай, они неразделимы, словно единый организм. Питаются эмоциями и душами, вышедшими из тела.
— То есть? Я не понимаю, каким образом.
— Ты знаешь, зачем мы тут?
— Нет.
— Ясно. Слушай, — Римма на минуту замолчала, выжидая драматическую паузу и начала рассказывать тихим хриплым голосом. — Это их древний ритуал, вайреки выпускают на ринг двоих, и один из них должен погибнуть в схватке, другому достается приз. Приз, понятное дело, на усмотрение самих вайреков и не важно, что победившему это покажется вовсе не наградой.
— Душу убитого съедают эти монстры, а эмоции?
— Во время боя их более, чем достаточно.
— Ты неплохо ознакомлена с процессом, — улыбнулась я. Хотя улыбаться было нечему.
— Конечно, — сухо ответили за стеной. — Я выхожу на этот ринг уже двадцать третий раз. И сегодня придется убить тебя, чтобы снова остаться в живых и все еще иметь надежду на то, что меня отпустят.
Сердце больно ухнуло и скатилось в желудок. Меня поразило даже не то, что вайреки такие животные, а то, как эта девушка равнодушно относится к настоящему. Стала относиться. До какой степени нужно набраться отвращения, чтобы и его уже не возникало?
Но волновать сейчас меня должно другое.
Меня убьют. На ринге. И мою душу съедят вайреки.
Никакой романтики.
Или это очередная попытка устранения? Что и кому сделала гостья Грани, что ее так старательно сживают со свету?
Римма молчала, поскребывая ногтями по камню.
— У тебя кто-то остался? — спросила я, чтобы замять паузу и не думать о грядущем, тем более, что исправить что-то уже не в моих силах.
— Двое детей. Мальчишки, — ее голос даже не дрогнул в улыбке, не блеснул чувствами. Да, где-то там у меня кто-то есть, говорила ее интонация, а может, уже и нету никого, кто знает.
Стало страшно. Ей же уже все абсолютно безразлично и она прекрасно понимает, что ее не выпустят отсюда. Раз за разом Римма будет доставлять пищу для вайреков и отвечать на подобные вопросы десятков людей, которые окажутся недолгими соседями.
Я отшатнулась от решетки, как от чумной, и попятилась к углу, надеясь укрыться там от давящего чувства безысходности.
Что она такое, если даже своих детей забыла, если перестала бороться? Почему не дает убить себя на ринге? Правда думает, что выпустят? Не похоже.
Личный повар вайреков. Бессменный. И следующим блюдом станет моя душа.
Так просто.
Спасите. Каин, где же Вы?
Слезы горькими горошинами посыпались на колени, которые я прижала к себе, раскачиваясь из стороны в сторону, чтобы согреться и занять глухое пространство движением.
Римма все так же скребла ногтями по камню, потом начала напевать незатейливую грустную мелодию, больше походящую на бред сумасшедшей, изредка переходящую в стоны.
Полумрак камеры настигал сознание и порывался вторгнуться внутрь. Часа три или больше я билась с ним, а потом уступила, проваливаясь в сон.
Холодные руки бережно ласкают тело, бегают осторожно пальцами, дотрагиваются до лица, стараясь успокоить и забрать страх и боль. Нежное тепло окутывает плотным коконом, и я невольно вытягиваюсь в этом чистом голубом свете, спеленавшим меня.
Холодные руки бережно ласкают тело, бегают осторожно пальцами, дотрагиваются до лица, стараясь успокоить и забрать страх и боль. Нежное тепло окутывает плотным коконом, и я невольно вытягиваюсь в этом чистом голубом свете, спеленавшим меня.
Как хорошо. Как тепло.
— Доверься мне, — безликий голос мягко касается ушей, баюкает, дарит покой и безмятежность.
Касается губ и перебирает волосы, как шаловливый ветерок.
— Доверься, — голос медленно отступает, и голубой свет тугими лентами впивается в тело, не причиняя страданий. Напротив, теперь он греет изнутри. Теперь он защищает меня.
— Я верю, — прозрачный столб белого света пронзает насквозь, расширяется и…
— Поднимайся! — пинок по ногам разрывает сон в мелкие клочья. — Вставай! Пошла!
Единственный источник света — факел у решетки — загораживает высокая худощавая фигура в каком-то подобии формы, она зла на весь мир и на меня в частности, а потому не стесняется в применении физической силы. И, да, эту фигуру нисколько не смущает, что перед ней молоденькая девушка, перепуганная до дрожи.
Я несуразно хлопаю глазами, приходя в себя. Стражник не унимался и, вконец озверев, больно схватил за шкирку и потянул на выход.
Он протащил меня несколько метров по полу, но я вывернулась и встала на ноги, одергивая куртку. За что получила еще один немилосердный удар в живот, заставивший согнуться и заскрипеть от боли.
— Пшла, — выплюнул он мне в спину и ногой помог набрать ход. Я споткнулась и едва удержала равновесие, не полетев носом вперед. На глазах от обиды выступили слезы.
Длинные узкие коридоры, так же пропахшие влагой и плесенью, сменились большим освещенным залом с высокой огороженной площадкой. Я как можно четче запоминала дорогу, повороты, чтобы…ну, вдруг.
С опаской осматривала помещение, ожидая, когда же начнут появляться вайреки, зрители и та девушка из соседней камеры, собравшаяся снова убивать.
