Тошнота подкатила к горлу, желудок сделал кульбит, перед глазами поплыло. Тело ныло от жестоких ударов. Но нельзя подавать вида, что подобное отношение задело или обидело, это только разозлит.
Учтивый стражник впихнул меня в зону ринга и, убедившись, что жертва распласталась по каменному полу, разодрав в кровь ладони, довольно хмыкнул.
Черт, похоже ему доставляет огромное удовольствие избивать девушек, не способных дать сдачи.
Через минуту привели Римму. На вид ей было лет тридцать, длинные черные спутанные волосы с разноцветными лентами, засохшая грязь на лице, одежда давно не знала стирки и штопки, и глаза, бесцветные, бесчувственные. В них ничего не было, что свойственно людям. И, глядя в них, я могла поверить, что она давно умерла, только тело по ошибке природы все еще функционирует и несет зло безвинным людям.
Одеревеневшие ноги переступили с места на место.
Девушка заняла место напротив и принялась разминаться: нагибалась, разгибалась, вращала кистями рук, коленями. И любой ее косой взгляд говорил одно: «Я тебя сейчас убью».
Последовав примеру, я тоже начала разминать затекшие мышцы под ехидную ухмылку соперницы.
Вайреки уже сидели у ринга. И когда успели появиться? Ни звука, ни шороха.
Для них были отведены специальные места, что-то вроде каменных трибун, где они могли без помех наслаждаться разыгрывающимся представлением.
Их было все так же шестеро, четверо сидели спереди, двое в желтых костюмах — соглядатаи — сзади.
Я разглядывала их неподвижные лица, все еще не веря в то, что попала в безвыходную ситуацию.
Один из соглядатаев поднялся со своего места и спустился к рингу.
— Кто ты? — спросил он, резко наклонив голову вбок. Желтая навеска легко шелохнулась от дыхания.
Я растерялась от такого безобидного вопроса: что он имеет в виду? Имя, статус, расу?
Брови изогнулись в насмешке.
— Что в тебе запечатано? — соглядатай перешел на шепот, словно это могло защитить от подслушивания в молчавшем помещении.
Я замерла немой статуей, уподобляясь теням на трибунах, и оцепеневшим языком водила по зубам.
— Вы меня с кем-то путаете, — все-таки удалось совладать с собой и хоть что-то ответить терпеливо ожидающему мужчине.
— Это ты нас с кем-то путаешь, — равнодушно ответил он, положив руки на пьедестал и упершись в них подбородком. — Мы видим больше простых смертных.
— А ответ на ваш вопрос повлияет на мое участие в этом бою? — конечно же, я собиралась блефовать, если это единственный шанс на выживание.
— Вряд ли, — зеленые глаза мужчины сощурились, вытягивая зрачок в горизонтальную полоску и покрывая белок желтыми чешуйками. От подобного зрелища передернуло.
Призрачная надежда лопнула, так и не разгоревшись.
— Оружие, — соглядатай лениво хлопнул два раза в ладоши, и на ринг вынесли небольшой деревянный столик с кованой ножкой, на котором лежал длинный футляр.
Мне кажется, я побледнела еще больше прежнего. Под крышкой скрывалось холодное оружие, похожее на палаш, насколько подсказывала память.
Угроза стала настолько явной, что намокли ладошки, и сбилось дыхание. Если раньше можно было надеяться на чудо, уповать на внезапное появление дяди, то теперь мысли, ранее казавшиеся не такими серьезными, оформились и истерично забились в голове.
Меня сейчас действительно убьют. По-настоящему. Разрежут палашом с двусторонней заточкой и забудут.
Девушка уверенно взялась за гарду и вытянула оружие на свет, играючи управляясь с показным фехтованием.
Моя очередь.
Я бережно вынула палаш, внимательно его разглядывая.
— Ты держать-то его умеешь? — оскалилась убийца, покатываясь со смеху от моего знакомства со сталью.
— Нет, — честно ответила, глядя в глаза Римме. Может быть, она не станет убивать профана?
— Тогда чуточку побегай, покричи, а потом я тебя убью. Обещаю, будет не больно. Страшно — да, но не больно.
Я судорожно сглотнула, покрепче перехватывая рукоять.
— К бою! — прозвучала команда.
Пришлось зажмуриться, потому что за ту секунду, что прошла с команды, девушка уже занесла холодную смерть над моей головой, и я поняла, что сознание, переутомившись, покидает тело.
Правильно, бездвижную убить проще и не так уж страшно.
«Доверься мне» — мне показалось, что холодные пальцы снова коснулись лица, и все померкло.
Тишина накатила звоном и ощерилась светом.
Я стою посреди ринга, сжимая тот самый палаш.
Хаос.
— Как?.. — шепчу одними губами и оглядываю реку крови, обезглавленное тело девушки и ошарашенных вайреков. Они были довольны. — Как?!
Палаш глухим бряцаньем упал в красную мутную жидкость, ноги подкосились, и лишь выставленные вперед руки позволили не упасть, а замереть на корточках.
Остывшая кровь на полу в миг обхватывала разодранные ладони, пробралась под ногти. А я как завороженная смотрела на сущий ад, творившийся здесь.
Голова с разноцветными лентами лежала в трех шагах с разинутым ртом и вытаращенными глазами, в которых замер страх. Или ничего не замерло. Не знаю.
Одинокие хлопки обухом били по голове. Вайреки сдержанно аплодировали за устроенное шоу. Я скукожилась в чужой крови, не в силах подняться или отползти.
На заднем плане прекратились хлопки и появились предсмертные крики. Через полминуты меня уже обнимали знакомые мужские руки, прижимая к груди.
Остекленевшими глазами смотрела на решительное лицо старшего дракона, идущего прочь из зала. Даже в надежных руках обморок непозволителен, не сейчас. Если закрою глаза — он исчезнет. Вернется ринг, вайреки и море крови.
Адски мутило, но почему-то не рвало.
Каин смотрел вперед, избегая моего прямого, но рассеянного взгляда. Губы вытянуты в тонкую бледную линию, тусклые тени на веках, в глазах — чернота.
— Это не я, — блекло проговорила, не отводя взгляда. — Это не я.
— Я знаю, девочка. Закрой глаза, отдохни.
Арка телепорта распахнулась внезапно, знакомо переливаясь искрами, и выпустила уже в пустынном коридоре замка.
Каин занес меня в комнату и посадил на кровать. Я подняла руки перед лицом, их покрывал тонкий слой крови убитой женщины, как тонкой вязью перчатки. Тогда я закрыла глаза. Потому что больше не в силах была видеть этот мир.
Какой смысл?
Что могла сделать несчастная Римма в плену у вайреков? Позволить убить себя. Я бы на ее месте умерла, но не жила бы так. Знать, что у тебя остались дети, но от бессилья не испытывать надежды вернуться к ним. И раз за разом убивать.
