личностью или исключительным событием, не то что вправе, но и обязан поделиться своим знанием. Назовем это «законом рукопожатия».
Уличная торговля газетами научила держать ухо востро и концентрироваться на финансовой отчетности, чтобы не докладывать из собственного пустого кармана. Но поди сконцентрируйся, когда на улице минус 20, а до ближайшего туалета полкилометра. Этот драматический опыт вспомнился, когда уже в более светлые времена приехал в Москву из Мюнхена. Дело было в декабре 2001 года. Мне была назначена встреча вблизи Чистых прудов. Я прибыл раньше времени и, кутаясь в шарф и ушанку, прогуливался вдоль растущих из сугробов столиков со всякой сувенирной мишурой. И тут я услышал диалог двух торговок. Одна русская, другая, помоложе, — лицо кавказской, судя по акценту, национальности.
Пожилая: — Ну что танцуешь, как заведенная? Иди уже поссы. Я присмотрю за товаром.
Молодая: — Да ничево. Я в пампырсах.
Цивилизационный сдвиг налицо. Но почему я испытал к молодой вспышку черной зависти?
В 15 лет пробовал себя даже в качестве ученика электромонтажника. Со страхом и отчаянием старался сфокусировать взгляд на пляшущем в руке зубиле и не уронить при этом кувалду с вершины хромоногой стремянки. Ничего путного из этого не вышло. Если не считать того, что добрые наставники научили не только пить водку, но и орудовать перфоратором. Этот навык впоследствии очень пригодится в борьбе с… перепроизводством партийной пропаганды. Но об этом потом — каждому овощу свой фрукт.
Проходя по Цветному, прочел объявление — требуются рабочие в типографию «Литературной газеты». Пусть отдаленные, пусть с черного хода, но подступы к «литературной среде», — мелькнуло в неокрепшем мозгу. Все-таки, газета, да еще литературная. Хоть боком прислониться. Три месяца по ночам прислонялся к километровым малозольным рулонам. Быстро осознал, что здесь важно соблюсти не столько верность идее, сколько правила техники безопасности. От неистового гула машин чуть не оглох. Два раза удостоился чести переступить порог самой редакции — велели отнести свежий номер главному. Почему-то меня часто ставили в ночную смену с кособрюхой Шуркой, юркой женщиной без глаза, что не мешало ей зорко наблюдать за моими передвижениями по цеху, подкарауливать в темных углах и делать нескромные предложения.
Так продолжалось до тех пор, пока не подвернулась «настоящая» работа, то есть пока мне не вручили трудовую книжку. За последовавшие 9 лет работы по найму моя зарплата выросла с 45 рублей до 69 — с одной пары обуви до полутора. Заработать на дубленку, модные джинсы и кожаный пиджак можно было только неконвенциональным путем — фарцовкой или перепродажей дефицита. Но для этого надо было заново родиться. Были, конечно, и менее опасные решения. Но для них я был недостаточно «креативен». Да и узнаю я о них лишь лет через 30, когда вернусь в этот город уже в качестве американского журналиста. В пассаже на Смоленской площади я уселся на трон чистильщика обуви. Вместо традиционного ассирийца в синем халате со следами гуталина я увидел перед собой юношу-блондина лет 17, голубоглазого, в белоснежной рубашке, со строгой прической с аккуратным пробором. Добавь портупею и короткие штанцы — ни дать, ни взять камерадшафтсфюрер гитлерюгенда. Во время работы к трону подошла женщина азиатской внешности и обратилась ко мне по-английски:
— Как пройти к таиландскому посольству?
— Я сам турист. — Все, что я мог ответить.
Но у чистильщика вопрос не вызвал никаких затруднений. Он все объяснил даме на внятном английском, даже не помогая себе руками, которые были заняты щетками. Естественно, я не смог удержаться от бестактного любопытства и спросил парня, почему он при его экстерьере и познаниях выбрал столь странное занятие.
— Все очень просто, — ответил чистильщик. — Это единственное занятие, которое дает мне возможность концентрироваться на моих мыслях, поскольку я точно знаю, что объекту созерцания безразличны эмпирические знания, обретенные в результате или при помощи этого взаимодействия.
Первое, о чем я подумал, расплачиваясь с чистильщиком: да, его место здесь, со шнурками и гуталином, кто же подпустит этого философа к баранке в этой стране.
Я прожил ни много, ни мало
Счастливых и сумрачных лет.
Я фильм досмотрю до начала
И выйду из зала на свет…
ФАБРИКА ЗВЕЗД
Школа рабочей молодежи № 18 в Успенском переулке соответствовала своему названию и назначению только отчасти. В начале 60-х начался массовый отток перспективных учеников из общеобразовательных школ, переведенных на 11-летнее обучение. Все, кто намеревался поступать в вузы, рванулись в вечерние школы-десятилетки, чтобы спасти год. 18-я школа была ближайшей к дому. Опытный директор Галина Ивановна Мишанова быстро сориентировалась в новой ситуации и добилась от Районо введения дополнительных утренних классов. Наш был укомплектован фигуристами, девочками из ансамбля «Березка», «моисеевцами», начинающими, но громко о себе заявившими актерами (Н.Михалков, Н.Вертинская). Никакого прессинга, никаких комсомольских собраний. Галина Ивановна инструктировала учителей, как с нами обращаться, обеспечивала полную поддержку и даже потакала во всем. Взамен она получила высокие учебные показатели, что придавало ей вес в глазах «системы».
Саша Веденин на вершине всенародной славы. Москва, 1963 г.
Зимой 1963 10А всколыхнуло событие из ряда вон выходящее. Саша Веденин завоевал золотую медаль чемпиона СССР по фигурному катанию. Первый урок был сорван. Героя поздравляли, хлопали по плечу. Саша, неудержимый отличник, мне бесконечно импонировал тем, что он, единственный в классе, был ниже меня ростом. Я тоже хлопнул его по плечу и предложил после занятий отметить событие. Начался несусветный ералаш. Володя Малиночка и Саша Бристоль по этому исключительному случаю «ограбили» церковь — стащили на замороженной стройплощадке все того же Храма Богородицы в Путинках деревянные носилки, водрузили на них чемпиона, и мы добрых два часа таскали его по городу в церемониальном марше, как римского папу. Процессией руководил неутомимый Сережа Лакшин. Иногда шедшие мимо граждане узнавали знаменитого фигуриста, присоединялись к шествию и даже предлагали подменить одного из носильщиков. Намаявшись, приземлились в кафе Космос.
В чемпионах у нас недостатка не было. Из нашего класса на пьедестал не раз забирался и Сережа Четверухин, и Таня Савичева, а через год в нашей школе появилась королева фигурного катания и будущая «едроска» Ирина Роднина, разумеется, еще не помышлявшая о политической карьере. Вся школа буквально купалась в отраженных лучах их славы. Четверухин, изящный и спокойный, более уверенно чувствовал себя в балете на льду. После одного из выступлений на Большой спортивной арене в Лужниках я спустился в антракте к нему в раздевалку
