все завертки храпит новый Гаврила Алексии или Сбыслав Якунович?
А шведы? Посмотрим, как нынче выглядят потомки ярла Биргера. Посмотрим!
Бомбардирский капитан окликает Бухвостова:
— Не спишь, сержант?
— Не сплю, — отвечает Сергей Леонтьевич.
— Позови Тимофея, — велит Петр. — Поднимай молодцов. Время с якорей сниматься!
_____
Грузные барки, покачиваясь, выплыли на середину Невы.
С низовья долгими раскатами доносилась перестрелка.
13. СТРАДА
Ниеншанц был плотно обложен со всех сторон. Опустевший Ниен все еще горел. Дымом затянуло полнеба.
Барки вошли в гавань, прикрытую от врага высоким берегом. Сразу же начали выгружать мортиры и ядра.
Петр прошагал в фельдмаршальский шатер. Шатер был разбит на берегу Охты. Рядом громоздились развалины старой, сложенной из тяжелых валунов, стены. Ее покрывал серый ползучий мох. Немногие знали, что это руины древней Ландскроны.
В шатре Шереметев допрашивал пленного шведского драгуна. Мундир на нем порван, кожаная портупея рассечена. Левой рукой швед придерживал глаз, затекший большим синяком, правой — на обрывке бумаги чертил план Ниеншанца. Пальцы пленного плохо слушались, линии получались неровные.
Увидев вошедшего огромного русского офицера, драгун заспешил, стал усерднее выводить линии.
Бомбардирский капитан кивнул. Шведа увели.
Шереметев, сопя от возбуждения, обрадованный первой удачей, доложил Петру о том, что случилось в минувший день.
Не дойдя со своей армией до Ниеншанца, Борис Петрович послал вперед авангардный отряд полковника Нейтерта и поручика Глебовского.
Отряд с ходу налетел на крепость. Схватились с шведскими драгунами, заставили их бежать, взяли пленных. Наши смельчаки уж и на вал взбежать успели. Но как приказ был лишь завязать первый бой, то залегли за внешним, недостроенным валом, до подхода главных сил.
Петр обругал Нейтерта и Глебовского. При таком ударе можно было и большего добиться. Приказа ждали! С осторожной хорошо ершиную уху хлебать, а не вражеские крепости брать.
Радость Бориса Петровича померкла. Морщины глубже обозначились на щеках.
Бомбардирский капитан ногой отшвырнул раскладной стул. Вышел из шатра.
День был сумеречный. В воздухе носились черные хлопья. Пахло гарью.
Ниеншанц землистой грудой, оплывая под дождем, виднелся на мысу. Изредка то здесь, то там сверкнет выстрел. Настоящий бой еще не начался. Противники только присматривались.
Наша позиция была отменно хороша. Всего саженях в двадцати от крепости. Широкий вал — отличное прикрытие. Он надежно гасил вражеские пули. Выходит, шведы для нас насыпали этот вал…
Осада Ниеншанца складывалась совсем по-новому, непохоже на штурм Нотебурга. Здесь не было водной преграды со всех сторон. Два войска с самого начала стояли нос к носу. И воевать приходилось с иной сноровкой.
Резервные полки, укрытые в лесу, занимались важным делом: рубили лес для фашинных связок. Из ветвей плели длинные корзины, насыпали их землей. Получались туры — как-никак, защита от пуль в этом полукрепостном, полуполевом сражении…
Ночь напролет, стараясь не шуметь, умеряя дыхание, бомбардиры рыли апроши, ставили на место пушки. Несли их на руках, оступались в грязь, в рытвины. Случалось, железная тяжесть придавит солдата — он не застонет, не охнет, только глаза нальются кровью. Ждет, когда подоспеют на помощь товарищи…
К рассвету девятнадцать пушек да тринадцать мортир, разинув черные жерла, глядели на Ниеншанц.
Можно бы и начинать дело. Но, как уж повелось в российской армии, противнику была предложена сдача, чтобы не лить понапрасну кровь.
Легко, словно играючи, на вал взбежал барабанщик с белой перевязью через плечо. Вскинул палочки, ударил в звучную, туго натянутую кожу.
Белобрысенький барабанщик старался шагать уверенно, твердо. Он направлялся прямо к крепости. За обшлагом его мундира белел бумажный пакет.
На земляной стене крепости появились шведы. Барабанщик, задрав голову вверх, стоял уже у ворот. К нему вышел офицер, высокий, плечистый, с огромным, волочащимся палашом. Рядом с офицером барабанщик казался беззащитным малышом. Эта беззащитность была такой явной, что солдаты наши без команды, без уговора поднялись и тесным рядом подвинулись вперед.
Двое у крепостных ворот на виду у двух армий о чем-то говорили. Потом все увидели, как барабанщику завязали глаза. В воротах, в глубину, отворилась маленькая калитка.
Уже в самом Ниеншанце барабанщика куда-то долго вели. Он поднимался и спускался по ступеням. Наконец с глаз сняли платок.
Лицом к лицу стояли Яган Аполов и Васена Крутова.
Васена сама напросилась в парламентеры из желания первой побывать в крепости, к стенам которой она пришла первой же, задолго до того, как ее осадила армия. Страха не было. По нерушимому закону посланный с миром от войска почитался неприкосновенным.
Пытливо оглядывала Васена помещение, где находилась. Оно без окон. Стены расперты бревнами, сквозь пазы сыпалась земля. Это был каземат, вырытый в толще крепостной стены.
Щеки Аполова красны, как сырое мясо. Желтые белки глаз в тонких прожилках… Узнал ли комендант Ниеншанца в барабанщике свою прислугу? Если и узнал, ничем не выдал себя. Не признавать же, что его, седого полковника, одурачила девчонка (или мальчишка?), почти ребенок.
Аполов взял письмо. С осторожностью развернул. Прочел и покраснел еще больше.
Задыхаясь, с трудом проговорил по-русски:
— Нет, мы будем драться. — И, отвернувшись от барабанщика, по-шведски, тихо, но так, что его слышал офицер, приведший Васену: — Король никогда не простит мне сдачу Ниеншанца…
Сразу после того, как барабанщик вернулся из крепости и стал известен ответ Аполова, началась по обыкновению трудная воинская страда.
Полетели пули с обеих сторон. Ядра долбили и рвали землю.
Логин Жихарев с бомбардирской командой управлялся со своими тремя пушками. Они стояли в ряд — та, что перед началом кампании была сделана на Литейном дворе, старинная, прадедовская, найденная в Нотебурге, и та, что недавно отлита в Орешке.
У каждой свой норов. Старинная стреляла исправно, только ядра приходилось подбирать мельче. Новая била с небольшим недолетом, а первая действовала, как бывалый, обкуренный порохом солдат, характера своего не показывала.
Логин с горящим фитилем, зажатым в зубах, бегал от пушки к пушке. Одна стреляет, в другие заряд кладут.
Жихарев потерял где-то шапку, волосы разлохматились, падают на глаза. В спешке повязал кудри веревкой, оторванной от порохового мешка. Пушкарь, обычно неуклюжий, по-медвежьи медлительный, совсем другим становился только у домницы и в сражении. Ловкий. Быстрый.
Жихаревские пушки знает вся армия. Подручные Логина стараются — не было б охулки. Ядра летят с посвистом. В стороне от батареи солдаты забрасывают фашинником ров.
Двое, Родион Крутов и Трофим Ширяй, волокут к крепостной стене саженный мешок, набитый шерстью. Мешок тяжелый, оттягивает руки. Родион тащит изо всех сил, а вокруг земля — шмяк, шмяк под вражьим свинцом.
Трофим кричит Крутову
