вступает, чтобы быть в первых рядах борцов за светлое будущее. «Райкомовка» открыла было рот, чтобы задать свой коронный вопрос о демократическом централизме, как вдруг из-за бюста вождя раздался голос.
– А разве может бороться за светлое будущее внучка врага народа?
В кабинете повисла гнетущая тишина. Человек, задавший этот вопрос, наконец перестал писать и поднял голову. Увидев, кто это, Ася похолодела. Она и понятия не имела, что неделю назад комсоргом школы по каким-то неведомым причинам выбрали именно его, Дмитрия Шадрина, не пользовавшегося ни уважением, ни симпатией молодёжи школы, но имевшего родственные связи в аппарате райкома. Небольшого роста, коренастый, с вечно «зализанным» пробором редких волос, Дмитрий терпеть не мог более успешных и красивых одноклассников и постоянно интриговал, придумывая, как им напакостить, оставаясь при этом в стороне.
Девушки опасались Димку, избегая взгляда его маленьких, глубоко посаженных глаз, но его это не смущало. Он с наглой уверенностью шёл напролом, выбирая только самых симпатичных. К Асе у него был особый интерес. Он, как охотник за добычей, неотступно следовал за ней, не давая прохода и навязчиво предлагая свою дружбу. Даже Олегу однажды пришлось вмешаться, чтобы оградить сестру от назойливого ухажера.
Сама Ася несколько раз давала Дмитрию словесный отпор, а на последнем школьном вечере по случаю очередной годовщины Октябрьской революции, когда он подошел к ней и с развязной улыбкой пригласил на танец, резко отказала и потребовала впредь к ней не приближаться. Лицо отвергнутого кавалера в тот же миг запылало, а маленькие злые глазки сузились до немыслимых размеров. Девушке показалось, что он готов её ударить. Впрочем, это продолжалось не более минуты. Взяв себя в руки, Дмитрий вновь напустил на лицо ехидную улыбку и лишь погрозил Асе пальцем.
Всё это девушка вспомнила сейчас, когда увидела на месте председателя комиссии своего неудачливого поклонника.
– Так что, Крылова? Молчишь, потому что думала, что никто не узнает? – Дмитрий просто упивался своим положением и возможностью унизить гордую девушку.
Ася наконец пришла в себя.
– Это неправда! Мой дедушка – не враг народа. Его давно реабилитировали, – сказала она очень тихо.
Девушка растерянно искала взглядом поддержки у ребят, сидевших за столом, но они, улыбавшиеся ей минуту назад, потупили глаза.
«Райкомовка» поправила очки и обратилась к председателю комиссии.
– Дмитрий, райком не в курсе. Как же так? Ведь мы рассмотрели характеристику Крыловой и ходатайства за неё, приняли заявление, а теперь вот что выясняется?
Довольный Шадрин поёрзал на стуле.
– Вот видите, Анна Львовна, как говорится, в тихом омуте… Такая вся правильная, учится хорошо, в общественной жизни участвует, а в биографии – пятно. И ведь скрыла это от нас. Ай, нехорошо, Крылова.
Ася с ненавистью посмотрела в маленькие подлые глазки Дмитрия.
Представитель райкома вновь обратилась к девушке.
– Скажите правду: зачем всё-таки вы вступаете в комсомол? Только честно, без этих пропагандистских лозунгов.
Обалдевшие от таких слов члены комиссии в недоумении повернулись к женщине. Райком – и такие речи?
Ася выдохнула и, стараясь не смотреть в сторону ненавистного лица, стала говорить только для женщины в очках.
– Понимаете, я очень люблю нашу страну. Я здесь родилась, здесь жили мои предки, мои родители, и я очень хочу строить вместе со всеми своё будущее, которое не будет зависеть от таких, как… – И девушка презрительно кивнула в сторону Дмитрия. Он не заставил себя долго ждать.
– Да-да, рассказывай. В институт ей надо поступить, да ещё в самый престижный, в МГУ, вот для чего в комсомол лезет. Знает, что без комсомольского билета ей туда дорога закрыта. – Шадрин ухмыльнулся, понимая, что задел девушку за живое.
У Аси перехватило дыхание от такой наглости.
– Неправда, это неправда! – Она почти закричала от такой несправедливости. – Ты лжёшь, негодяй!
– Что-что? Как ты назвала комсорга школы? – Дмитрий дурашливо приложил ладонь к уху, изображая слабослышащего.
Женщина из райкома резко повернулась к нему.
– Подождите, Дмитрий! – довольно сурово осекла она председателя комиссии. – Дайте объясниться человеку.
Затем «райкомовка» сняла очки и положила их на стол. Её взгляд, устремленный на девушку, оказался удивительно тёплым и участливым.
– Успокойтесь, Ася, – мягко сказала она. – Лучше расскажите подробнее о своей семье. Кто ваши родители, чем занимаются? – Доверительный тон и обращение к девушке по имени несколько разрядили обстановку и успокоили некоторых, но не всех.
За ленинским бюстом раздался ехидный смешок.
– Да чем они могут заниматься в такой семейке? Только и делают, наверное, что слушают с утра до вечера «вражеские голоса». Как говорится, яблоко от яблоньки недалеко падает. – Шадрин развалился на стуле и насмешливо смотрел на Асю.
Девушку всю трясло, но она смело взглянула ему в глаза.
– Ты не смеешь так отзываться о моей семье. Мой дед воевал, а потом был несправедливо осуждён и впоследствии реабилитирован. Мой отец всю жизнь работает на благо нашей страны ведущим инженером на производстве. Мой брат…
– Ну хватит нам тут байки рассказывать! – Дмитрий резко оборвал девушку, не дав ей договорить. Отодвинув слегка бюст Ленина, он привстал со стула и, опираясь руками о стол и подавшись вперёд по направлению к Асе, впился в неё злым взглядом.
– Такие твои родственники все чистенькие, хорошие. А где справка о реабилитации деда? А? Нет её, нет. У меня информация проверенная. – Он поднял указательный палец вверх для большей убедительности, а затем обратился к представителю райкома: – Не слушайте её, Анна Львовна. Там ещё та семейка. Ненормальный брат, который лезет в драку с комсомольцем ни с того ни с сего, отец – сын врага народа, по идейным соображениям до сих пор не вступивший в ряды КПСС. – Он вновь зло уставился на Асю. – Мать, дворянка по происхождению, всю жизнь это скрывавшая и от угрызений совести приказавшая долго…
Звук пощёчины, прозвучавший в кабинете и прервавший монолог Дмитрия, был подобен пистолетному выстрелу. Удар Аси был такой силы, что Шадрин покачнулся и, завалившись на стол, случайно зацепил бюст Ленина и уронил его.
Все остолбенели: Ленин на полу? Ничего ужаснее в то время быть не могло. Все застыли и в немом оцепенении смотрели на мраморного вождя, который лежал, уткнувшись носом в пол. Первым пришел в себя Шадрин.
– Видишь, что ты сделала? – обратился он к Асе со злорадством, держась за щёку одной рукой, а пальцем другой указывая на мраморный бюст. – Ответишь за это как миленькая.
Ася посмотрела на него, сощурив от ненависти глаза.
– Если такие, как ты, и есть комсомол, то мне там не место. – Сказав это, она повернулась и вышла из кабинета.
Вот уже несколько часов Ася в слезах бродила
