Обманутый в своих надеждах Вильгельм вскоре вернулся в Париж. Как там писала Юлия Хартвиг? «Он чувствует себя униженным и обиженным, не дают покоя сердце и самолюбие, непрестанная глухая тоска завладела им, как недуг». Вот-вот. Слишком уж, до боли, все это было мне теперь знакомо. Но, что характерно, и в тот раз Аполлинер не сдался. Он снова приехал в Лондон некоторое время спустя. Он подумал, что, если уж родители Анни против него, он уговорит ее сбежать. Но возлюбленная его неожиданно выкидывает такое, чего никак нельзя было ожидать от этой, слишком уж подверженной приличиям и морали девушки – она бросает все и уезжает работать в Америку. На место гувернантки в богатом доме. Уезжает ради того, чтобы скрыться от пылких домогательств до смерти влюбленного в нее Аполлинера. Воспоминания об этом факте биографии Костровицкого бросили меня в холодный пот. И так уже слишком много мистических, заколдованных совпадений! Как бы и Артему тоже не пришло в голову окончательно и бесповоротно от меня сбежать. Вполне вероятно, учитывая, что он практически не вылезает из этого своего Кембриджа. Правда, сейчас была надежда на то, что он подумает обо мне, – обещал ведь помогать и заботиться – и задержится в Москве хотя бы на полгода.
Кстати говоря, Анни Плейден так и не увидела больше Аполлинера – только воспоминания о ней долго еще жили в его сердце. И в стихах. А сама она прожила совершенно неприметную жизнь: осталась в Америке, работала гувернанткой, вышла замуж, но через несколько лет овдовела. У нее не было ни собственной страсти в жизни, ни детей, ни выдающихся событий, ни ярких перемен – все тихо, бесчувственно, мерно. Никаких ее следов нельзя было бы обнаружить на этой земле. Если бы не известные всему миру стихотворения Аполлинера. Если бы не пылкий влюбленный юноша – гениальный поэт, – о существовании Анни Плейден никто бы никогда не узнал. Ей это стало понятно только в старости, только когда к ней начали приходить письма от многочисленных поклонников и биографов поэта. Перед смертью у нее еще было время обо всем пожалеть.
Мне вдруг страстно захотелось сделать так, чтобы Артем тоже в свое время пожалел. Чтобы осознал, как он был не прав, стремясь избавиться и от меня, и от связанных с моей любовью проблем. Злость в тот момент оказалась вдруг сильнее всех прочих чувств. Я поняла, что буду бороться. Буду сражаться, биться. Даже потеряв надежду на долгожданный приз – его любовь. Сама всего в этой жизни до-бьюсь, и пусть он потом локти кусает. За то, что вовремя не понял, за то, что упустил.
Вот так, разъярившись не на шутку, я и оказалась на следующий день в кадровом агентстве на Таганке. Мне было море по колено, я готова была на все. Наверное, в таком сумасшедшем состоянии люди и бросаются в смертельный бой: убьют так убьют – жить все равно незачем, а станешь героем – вознесут до небес. А они тут в этом хреновом агентстве, похоже, думают, что я притащилась в Москву, не имея ни жилья, ни денег, ни уверенности в завтрашнем дне, чтобы рассылать свое резюме по почте и безропотно ждать, проедая последние копейки, когда оно попадет в их дурацкую «копилку» и его там кто-нибудь найдет? Не дождетесь!!!
– Э-э-э… – Девушка попыталась было мне что-то возразить.
Я не дала ей вставить ни слова и начала громко и с выражением, как с кафедры, читать свое резюме.
– Яна Васильевна Семенова. Кандидат филологических наук. В совершенстве владею французским языком, хорошо знаю английский, итальянский – разговорный, чтение со словарем.
– Вы сказали – английский? – Девица перестала печатать и подняла на меня рыбьи глаза. Она даже подалась ко мне всем телом, что, видимо, обозначало крайний интерес.
– Да! – Я сама удивилась неожиданно произведенному эффекту, даже отпрянула.
– Идемте! – Она шустро выскочила из-за стола, схватила меня за руку и потащила за собой.
– Куда?! – кажется, непроизвольно я пыталась вырваться.
– К директору! – сурово рявкнула девица, увлекая меня за собой в конец коридора. Она открыла какую-то дверь, впихнула меня внутрь и вошла сама. Сердце непроизвольно сжалось, ладони вспотели от страха – господи, как в детстве.
– Алексей Константинович – вот! – торжественно известила она. Я окончательно впала в удивленно-испуганный ступор.
Алексей Константинович, сидевший к нам спиной, когда мы вошли, плавно повернулся на стуле и теперь с любопытством уставился на меня. Сам он был невысокий, довольно щуплый и совершенно терялся за огромным письменным столом. Стол был подозрительно пуст – ни бумаг, ни документов. Только одиноко торчащий посередине плоский монитор.
– А поговорить может? – это он, видимо, спрашивал обо мне.
– Может, конечно! – Девица самодовольно выпятила грудь.
Интересно все-таки. Если такая уверенность – почему бы не задать все интересующие вопросы непосредственно мне? На смену страху вернулась первоначальная ярость. Кажется, директор прочел мои мысли.
– Вас как зовут? – благоразумно обратился он наконец ко мне.
– Яна! – ответила я.
– Яночка, – судя по елейному голосу, им здорово приспичило воспользоваться моим английским, – вот здесь у нас номер телефона. – Он встал из-за стола и осторожно приблизился ко мне. – Нужно позвонить и выяснить, чего эти люди хотят. Иностранцы. Ищут сотрудников. А мы, к сожалению, не до конца поняли, в чем там смысл.
– Попробуем, – сурово ответила я и взяла в одну руку клочок бумаги с номером телефона и корявой припиской имени «Уэнди», а в другую – переносной телефонный аппарат, который Алексей Константинович извлек неизвестно откуда, словно кудесник. Девице, которая меня привела, он кивком указал на дверь. Она надула губки, но без возражений удалилась.
– Ах, забыл. – Алексей Константинович явно передо мной заискивал. Такое его поведение сказалось на мне самым лучшим образом – я вдруг ощутила себя просто коронованной особой, что при сложившихся обстоятельствах было весьма и весьма кстати. – У нас тут имеется заявочка на подбор персонала – заказчик ее должен заполнить. Но, как назло, только русский вариант. Яночка, не сможете перевести?
– Разумеется, смогу! – Я выдала величественный кивок головой.
Не успела я оглянуться, как у меня в руках оказалась эта самая заявка, ручка и чистый лист бумаги. Я тяжело вздохнула, решительно задвинула подальше все возможные комплексы – на самом деле моего английского, дай бог, могло хватить только на устную беседу – и начала строчить. Словаря у них не оказалось. Поэтому все незнакомые термины я заменяла словами-трансформерами, которые тут же и производила из известных мне аналогов во французском языке. Единственная надежда была на то, что ни одному специалисту они этот ужас не покажут. Все-таки второй язык почему-то никогда не осваивается в совершенстве. В смысле, во время учебы. Потом-то, конечно, если удается найти подходящую практику, он может вполне дотянуть по уровню и до первого.
