в нем с точки зрения проявления динамического взаимодействия между ними, а не просто в плане идеологических совпадений или разногласий.
В заключение мы должны подчеркнуть, что, хотя рассмотренные нами черты «серийных» художественных текстов принадлежат литературе XIX века, вопрос об их значении для поэтики возникает в свете новых научных дисциплин, таких как теория восприятия, речевой анализ и лингвистика диалога, которые обратили внимание на роль «центробежных», фрагментарных и незавершенных феноменов в литературном процессе. На этом фоне «серийные» беллетристические произведения представляют особой сложности явление, будучи связанными с проблемой способности или неспособности читателя воспринять текст как интегральное целое или с проблемой взаимодействия романной и нероманной речи в контексте, формируемом границами журнального номера. Вместе с тем, как показывает приведенный в этой статье материал, названные дисциплины могут, приняв во внимание специфические исторические условия бытования романа в XIX веке, способствовать изучению таких аспектов поэтики и прагматики жанра, которые до последнего времени оставались незамеченными[121].
Источники
Достоевский 1972–1990 – Достоевский Ф. М. Поли. собр. соч.: в 30 т. Л., 1972–1990.
Орловский 1880 – Орловский К. Искупление // Русский вестник. 1880. Ноябрь. С. 230–336.
Библиография
Борщевский 1956 – Борщевский С. С. Щедрин и Достоевский: история их идейной борьбы. М.: ГИХЛ, 1956.
Гроссман 1916 – Гроссман Л. П. Композиция в романе Достоевского // Вестник Европы. 1916. Февраль. С. 121–156.
Гроссман 1934 – Гроссман Л. П. Достоевский и правительственные круги 1870-х годов // Лит. наследство. 1934. Т. 15. С. 82–163.
Ланской 1973 – Ланской Л. Р. Письма о Достоевском // Лит. наследство. 1973. Т. 86. С. 349–564.
Лихачев 1983 – Лихачев Д. С. Текстология. На материале русской литературы X–XVII веков. 2-е изд. Л., 1983.
Полоцкая 1971 – Полоцкая Э. А. Человек в художественном мире Достоевского и Чехова // Достоевский и русские писатели. М., 1971. С. 184–254.
Шкловский 1923 – Шкловский В. Б. «Евгений Онегин» (Пушкин и Стерн) // Очерки по поэтике Пушкина. Берлин, 1923. С. 199–220.
Belknap 1967 —Belknap R. L. The Structure of the «Brothers Karamazov». The Hague, 1967.
Belknap 1990 – Belknap R. L. The Genesis of «The Brothers Karamazov»: The Aesthetics, Ideology, and Psychology of Making a Text. Evanston, 1990.
Brooks 1984 – Brooks P. Reading for the Plot: Design and Intention in Narrative. New York, 1984.
Brooks 1985– Brooks J. When Russia Learned to Read: Literary and Popular Culture, 1861–1917. Princeton, 1985.
Davis 1983 – Davis L. J. Factual Fictions: The Origins of the English Novel. New York, 1983.
Fanger 1965 – Fanger D. Dostoevsky and Romantic Realism: A Study of Dostoevsky in Relation to Balzac, Dickens, and Gogol. Cambridge, 1965.
Maguire 1983 – Maguire R. A. Red Virgin Soil: Soviet Literature in the 1920 s. Princeton, 1968.
McGann 1983 – McGann J. J. A Critique of Modern Textual Criticism. Chicago, 1983.
Morson Saul 1981 – Morson G. Saul. The Boundaries of Genre: Dostoevsky’s Diary of a Writer and the Traditions of Literary Utopia. Austin, 1981.
Sutherland 1976 – Sutherland J. A. Victorian Novelists and Publishers. Chicago, 1976.
Tillotson – Tillotson K. Novels of the Eighteen-Forties. Oxford, 1954.
Todd 1991 – Todd, III W. M. Contexts of Criticism: Reviewing «The Brothers Karamazov» in 1879 // Stanford Slavic Studies. 4:1 (1991). P. 293–310.
О функциях и дисфункциях романного нарратива в «Братьях Карамазовых» Ф. М. Достоевского[122]
«Снаружи правда, внутри ложь!» [XIV: 67] [123]
В одном из сравнительно спокойных эпизодов суда над обвиняемым в отцеубийстве Дмитрием Карамазовым показания дает его брат Алеша. Отвечая на вопросы обвинителя и защитника, свидетель описывает действия Мити до и после убийства. Если определить рассказ (нарратив) как описание события или ряда событий (что будет близко к обычному словарному определению), то рассказ Алеши покажется, конечно, не имеющим большого значения. Он сообщает только об одном крошечном обстоятельстве, или «факте», способном помочь снять вину с брата: Алеша вдруг припоминает, как Митя указывал себе на грудь, – на груди он хранил полторы тысячи рублей, не потраченные во время первой поездки в Мокрое. А главный аргумент Алеши в пользу невиновности брата звучит следующим образом: «Но я всегда был убежден, что некоторое высшее чувство всегда спасет его в роковую минуту, как и спасло в самом деле, потому что не он убил отца моего. <…> Я не мог не поверить брату. Я знаю, что он мне не солжет. Я по лицу его видел, что он мне не лжет» [XV: 108]. К этому моменту читатели романа уже уверились в Алешиной честности и способности интуитивно распознавать других и потому понимают, что эта оценка созвучна характеру и поступкам Мити. Тем не менее в качестве свидетельства этот аргумент, к сожалению, совсем не подходит для судебного разбирательства, а между тем Алеша сам вынужден признать, что «более не имеет доказательств». Публика отвергает его показания, «столь естественные в его качестве родного брата подсудимого» [XV: 109], как порожденные верой в невиновность Мити. По множеству причин – юридических, культурных и личных, не говоря уже о требованиях романного сюжета, – коллегия присяжных решает поверить другим свидетелям, которые в своих рассказах упорядочивают «факты», при этом заполняя пробелы в своих знаниях ситуации и руководствуясь в том числе эгоистическими интересами, то есть, по всей вероятности, говорят неправду.
Роман «Братья Карамазовы» содержит, наряду с другими жанрами и типами высказываний, множество рассказов персонажей, приведенных как целиком, так и частично. «Профессиональные» (юридические, следственные, публицистические, медицинские, психологические), риторические (притчи, анекдоты, житие святого), вымышленные (или художественные) нарративы – все они обильно представлены на страницах романа. Исторические нарративы и замечания по их поводу также занимают заметное место, равно как и действительные истории: например, рассказ Смарагдова об основании Трои, критически разобранный Колей Красоткиным (книга десятая); фикциональные истории: например, история карамазовской «семейки» (книга первая); исторические фикциональные сочинения: например, сочиненная Иваном поэма в прозе «Великий инквизитор». Кроме того, если вспомнить, что роман печатался частями в журнале «Русский Вестник» и потому появлялся в окружении множества других нарративов (в особенности воспоминаний и трудов по военной истории), то можно понять, почему читатели не запоминали (и до сих пор плохо запоминают), что центральная сюжетная линия романа – это, по всей видимости, история «темной кончины» Федора Павловича Карамазова.
Читателю сложно понять, что вводится в качестве дополнения, а что является основным, поскольку роман оказывается переплетением разных рассказов. Его можно уподобить не столько вставленным друг в друга куклам-матрешкам, сколько птичьему гнезду –
