— Зови.
Кусты за ятвягом сомкнулись. Тур сказал с неудовольствием:
— К тебе, великий князь, попасть и то легче, чем в этом лесу к их верховному кудеснику.
— Молчи и жди, — оборвал его Владимир. — Они все понимают наш язык.
Ждать пришлось недолго — из кустов вышел юноша в богатой одежде.
— Прими мой поклон, дорогой гость, — сказал он, низко поклонившись.
Великий князь узнал в нем сына верховного жреца ятвягов, подносившего на свадьбе Александру Золотогривенному отделанный золотом кинжал.
— Приветствую тебя, сын вождя! — улыбнулся Владимир. — Я иду к твоему отцу для важного разговора.
— Следуй за мной, великий князь.
И юноша еще раз низко поклонился.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
1
Владимир пошел за ним, и следом тотчас двинулись Ладимир и Тур. Юноша остановился:
— Стражники должны остаться здесь.
— Я — друг великого киевского князя Ладимир.
— А я отвечаю за жизнь великого князя! — возмущенно крикнул Тур.
— Теперь я отвечаю за его жизнь.
— Ждите меня здесь, — повелел Владимир. Друг детства и недовольный телохранитель остались. Великий князь молча шагал за сыном жреца. Вооруженных людей не было видно, но Владимир знал, что они где-то в кустах.
Пересекли еще одну, старательно выкошенную поляну, за которой начинался сосновый лес. Юноша снова остановился:
— Великий князь, по законам нашего племени никто, кроме отца и меня, не имеет права входить за эти сосны с оружием.
— Законы надо уважать, — сказал великий князь, вручая ему меч и поясной кинжал.
Юноша повесил княжеское оружие на сосновый сук, склонился в низком поклоне:
— Твое оружие, великий князь, будет ожидать тебя на этом месте, когда закончится ваша беседа.
— Мне следовать прямо? — спросил Владимир.
— Да, великий князь. Тебя встретит мой отец.
И великий князь проследовал прямо. Никого не было видно среди сосновых стволов, но он совсем не удивился, когда перед ним возник неизвестно откуда появившийся вождь ятвягов.
— Приветствую тебя, великий киевский князь, — сказал жрец, склонив голову и прижав руку к сердцу.
— Желаю здравия тебе и твоему народу, великий жрец отважных ятвягов.
— Что же привело тебя в наши бедные земли, великий киевский князь?
— Я хотел бы поговорить с тобою, великий жрец, — ответил Владимир. — Ты соединяешь в себе мудрость верховного жреца с расчетливостью и отвагой единовластного правителя.
— Прошу в мою обитель, великий князь. Сначала трапеза или беседа?
— Насытим души. Тело обождет.
Жрец усмехнулся:
— Так говорила твоя мудрая бабка.
— Ты ее знал?
— Я доставил ей берёсту с просьбой моего конунга пропустить его варягов на Черное море. И она согласилась при условии, что мы не обнажим мечей против византийцев.
— Ты знал цель конунга?
— Да, я уже имел право на меч, а это означало и право присутствовать на совете. Варяги намеревались прорваться в Средиземное море и захватить один из островов.
— А как ты попал к варягам, великий жрец?
— Я пришел обучаться военному мастерству. По обычаю, я должен был возглавить войско ятвягов.
К тому времени они уже подошли к небольшому дому на сваях, обнесенному высоким тыном из заостренных бревен. Вокруг тына на всем протяжении шел глубокий ров, через который был переброшен узкий подъемный мостик.
— Это наша единственная крепость, — сказал вождь ятвягов. — Не считая болот, разумеется. Прошу пожаловать ко мне, великий князь.
Прошли через мостик за ограду. Вокруг по-прежнему никого не было видно, хотя мостик через ров сразу же поднялся — словно сам по себе.
— Прошу на балкон, — пригласил хозяин. — Оттуда видна вся земля ятвягов. Точнее, все наши болота.
Балкон был хорошо укреплен. Владимир оценил умелое расположение бойниц.
— И много ли времени ты пробыл с варяжской ватагой, великий жрец?
— Я дважды прошел весь Великий путь от озера Нево до Понта Евксинского и от морских вод до озера. И понял главное: все мужчины на земле всего-навсего дети женщин. От мужчин требуется лишь клятва на мече, что они будут защищать женщин и их детей. И если ты хочешь, чтобы власть твоя опиралась на нечто более основательное, нежели мечи, всегда помни о слабых женщинах.
— Бабка не раз говорила мне, что власть должна опираться на единую для всех религию…
— Твоя великая бабка была мудра и прозорлива, — уважительно понизил голос вождь ятвягов. — Религия — опора женщин. Мужчины в ней мало нуждаются, уповая на силу, но женщинам с нею уютнее.
— В Киевской Руси много разных племен, — сказал князь Владимир. — Еще не объединенные славяне, меря, чудь, мурома, ваш народ, великий жрец. А в принятии общей для всех религии нельзя ошибаться.
— Ты прав, великий князь. Но отсюда следует, что самое простое — создать собственную религию для собственного народа. При этом любую ошибку можно предусмотреть.
— При одном непременном условии, великий вождь ятвягов: если твой народ не связан договорами с иными странами. А наша Киевская Русь тесно связана различными договорами с европейскими державами, и я не могу этого изменить. Полагаю, тебе было легче и проще.
— И да и нет, великий князь. Когда я расстался с варягами и вернулся к родному народу, выяснилось, что народ мой на грани исчезновения. Моровая язва прошлась по моему племени, и более всего погибло молодых мужчин. Я вынужден был узаконить многоженство, а это было допустимо только на основе новой религии.
— По славянским обычаям, мужчина может иметь столько жен, сколько в силах защитить и накормить.
— Это разумно. Мужчины гибнут в боях и куда чаще умирают от болезней, чем женщины.
— На Востоке это поняли давно, великий жрец. Мусульманская религия, созданная пророком Мухаммедом, учла эту особенность. Учение Мухаммеда чем-то напоминает мне обычное славянское многобожие, но его учение невозможно ввести в Киевской Руси без риска поссорить меж собой славянские племена.
— То, что делается ради благополучия женщин и детей, должно быть гибким и мягким, великий киевский князь. Женщины ранимы и беззащитны. И все же мне кажется, что общую веру в единого Бога следует вводить, исходя прежде всего из общей же и пользы. А общая польза для Великого Киевского Княжества — торговля по Великому торговому пути.
— У Торгового пути из варяг в греки — два ключа, великий жрец. Один у меня в Киеве, второй — в Византии.
— Византия могуча, но ее потрясали мечи твоего прадеда князя Олега и твоего деда князя Игоря.
— Это было давно, — усмехнулся великий киевский князь. — С того времени Византия успела зализать свои раны. И она мне не по зубам.
— С того времени над Византией витает постоянный страх перед нашествием с севера. С помощью этого страха и надо заставить Византию просить милости у тебя. Подумай над этим. Не бывает кольчуги без слабого звена.
— Но я не только не вижу такого звена, верховный жрец, но и не ощущаю его.
— Когда человек становится зависимым, великий князь? Тогда, когда он вынужден просить.
— Смотря что именно просить, великий жрец.
— Заставь гордую Византию умолять тебя принять христианство православного толка.
— Но как?.. Как?..
— Найди слабое звено.
— В цареградской броне?!
— Не бывает кольчуги без слабого звена, великий князь. Даже у Византии.
— Но я не знаю, где оно!
— Счастливый молодой муж Александр Золотогривенный не только умелый полководец, но и крещен в православную веру. Возможно, он что-то знает о делах и промахах Византии. Посоветуйся с ним, великий князь.
Владимир задумался, не ответив вождю ятвягов. А тот вдруг напомнил:
— Кстати, нам пора к продолжению свадебного пира. Сын мой проводит тебя, великий князь, а я задержусь. Молодая мать сына родила, надо и ее поздравить, и младенца поглядеть.
— Когда тебя ждать, великий жрец?
— Завтра к обеду. Пускай попарятся.
— Кланяюсь тебе, вождь ятвягов.
Сын жреца проводил великого киевского князя через поляну к дереву, на котором висело личное оружие князя Владимира.
— Будут ли какие-либо повеления, великий князь? Или пожелания?
— Нет. Прими мою благодарность.
Молодой ятвяг низко поклонился. Владимир надел пояс с мечом и кинжалом, увидев сидевшего под кустом недовольного Ладимира, усмехнулся:
— Обиделся, что не пустили тебя со мной?
— Что ж. Законы у них такие. В Смоленск путь держим, великий князь?
— В Смоленск.
— Ну, тогда пошли, — сказал Тур, появляясь из кустов.
2
По дороге молчали. Великий князь старательно обдумывал все, что сказал ему жрец ятвягов, Ладимир был чем-то весьма недоволен, а Тур хмурился: он глубоко осуждал дурацкие, с его точки зрения, законы ятвягов, запрещавшие личному телохранителю великого киевского князя, давшему роту на верность, входить в их владения…
