— О Боже, просто заткнись, Кэт, пожалуйста.
— С огромной силой приходит огромная ответственность.
— Ты думаешь, что я этого не знаю?
— Ты королева фейри.
— Поверь, я в курсе.
— Но ты нечто большее, Мак. Хотя ты не носишь корону и не обладаешь формальным титулом, ты наш лидер. Мы обращаемся к тебе за наставлениями. Мы верим в тебя. Ты вывела нас из ситуаций, казавшихся неразрешимыми, и хоть ты осознаёшь это, хоть нет, но мы следуем за тобой. Ты всегда находишь способ, даже когда кажется, будто его нет.
Внезапно у меня в горле встаёт ком. Я не знала, что она воспринимает меня вот так. Мне кажется, что я большую часть времени просто дурака валяю и ловлю удачу за хвост с помощью моих изумительных друзей. Правда в том, что никакие мои достижения не были бы возможны, если бы я была одна.
— Это общие усилия, Кэт. Не только я одна.
— Моя дочь была украдена Круусом. Он забрал Шона, и я сильно сомневаюсь, что он собирается оставить его в живых. Твой отец умирает. Дэни пропала, и мы понятия не имеем, где она. Вернись в тот конференц-зал. Открой свой разум и прими вероятность того, что Лирика нам помогает. Кристиан говорит, что она прошла все тесты детектора лжи, которые он ей устраивал. Я тоже прощупала её своим даром эмпатии. Её чувства к Круусу — это смесь страха и растущей злости среди остаточного смятения того, кто страдает от Стокгольмского синдрома. Всю её жизнь он был для неё целым миром. Теперь она знает, что существует и другой мир, где все свободны, и ей представилась возможность это увидеть. Как думаешь, что она чувствует к Круусу теперь? Представь, что Дэни была бы заперта в клетке на сотни тысяч лет, имея возможность лишь смотреть телевизор, и наконец она сбежала. Ты бы заперла её обратно?
Я вздрагиваю.
— Я сейчас не могу разбираться с библиотекарем.
— Но ты это сделаешь.
Я вздыхаю.
— Да, Кэт, я это сделаю.
Кэт меняет тему.
— Риодан прав. Нам нужно определить приоритеты и воплощать быстрые, решительные планы. Будь той женщиной, которой мы тебя знаем, которой тебя воспитал отец.
— По больному бьёшь.
— Если тебе так угодно.
Я снова тяжело вздыхаю, роняя лицо в ладони, и тру глаза. Я знаю, что веду себя отвратительно. Но из всех вещей, которые случились со мной, эта глубинно и неприятно личная.
Он мой отец. Мой папочка. Мой чемпион, мой герой.
Была ли его судьба предопределена в момент, когда Эобил передала мне свою силу? Бэрронс, Риодан и Круус видят так далеко наперёд, предвкушают бесчисленные ходы на шахматной доске. Что не так со мной, раз я этого не умею?
— Сколько тебе лет, Мак? — тихо спрашивает Кэт.
Странный вопрос со странным ответом. Я уже не имею ни малейшего понятия.
— Двадцать четыре или двадцать пять, кажется, — сегодня я чувствую себя столетней.
— Круусу почти миллион лет. А сколько лет Девятке?
— Ты теперь ещё и мысли читаешь? — мрачно бурчу я.
— У тебя и Дэни дисморфия ответственности. Когда вы сравниваете себя с другими и считаете себя несоответствующими, вы сами подрываете те сильные стороны и таланты, которые необходимы вам для достижения успеха. Бэрронс идёт, — сообщила Кэт. — Я сказала ему, что сначала хочу поговорить с тобой наедине. Вы двое — самые сильные женщины из всех, кого я знаю. Рассортируй свои эмоции или найди способ их выпустить. Если ты этого не сделаешь, они тебя уничтожат. С таким количеством злости, которую я ощущаю бушующей в тебе, ты сама можешь разрушить знатную часть нашего мира. Мы справимся с этим, Мак. И что бы ни принесло будущее, мы будем обнимать друг друга, смахивать наши слёзы, праздновать наши триумфы и всегда двигаться вперёд. Вместе. Ты нужна нам.
Долгое время я ничего не говорю. К тому времени, когда я поворачиваюсь, чтобы тихо сказать «Спасибо, Кэт», она уже ушла.
***
Я не возвращаюсь в конференц-зал.
Пока что нет.
Кэт права. Я стыжусь того, в каком хаосе я пребываю. Я себя не контролирую и вот-вот натворю глупостей, если не возьму себя в руки. Мне надо или упорядочить свои эмоции, или выпустить их. Это слишком задело за живое. Моим друзьям много раз грозила опасность, но это первый раз после смерти Алины, когда я вынуждена посмотреть в глаза правде — я могу потерять ещё одного члена своей маленькой семьи. Я продолжаю молиться, чтобы Дэни была в полном порядке где-то там, абсолютно непричастная ко всему этому. Я понятия не имею, как её отыскать. Возможно ли, что её тоже забрал Круус?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Пока я раскладываю мозги по полочкам, чтобы устаканить себя, я осознаю, что после такого долгого дрейфования во внутренних мыслях, отсутствия ощущений, находиться в физическом мире одновременно изумительно и ужасно болезненно; это потрясает на тех уровнях, которых я не ожидала. Несколько замерших столетий я не чувствовала эмоций, а теперь они свежуют меня заживо.
Я вернулась в Дублин из абсолютно тихого и долгого умиротворения и уединения в хаос и душевные раны. Сначала я узнала, что моя мать пропала. Затем я узнала, что это не так, но пропал мой отец. Потом я узнала, что Дэни тоже исчезла (и мы до сих пор понятия не имеем, где она!). Затем я уничтожила весь Двор Зимы, узнала, что мой отец жестоко изувечен и умирает, узнала, что Видимые умрут, если я их не спасу, узнала, что Круус до сих пор жив, что он создал новый двор, который мы не можем почувствовать, что Рэй и Шона похитили и, видимо, моя жизнь вернулась к норме «новый день — новое, обширно ухудшившееся поле сражения».
Мне нужна пауза, чтобы напомнить себе о плюсах пребывания в физическом мире, чтобы я набралась сил и занялась сложными аспектами. Я помню множество сложных вещей, с которыми я разобралась в прошлом, и как пребывание в книжном магазине всегда как будто подзаряжало меня.
Послав Бэрронсу быстрое сообщение с просьбой встретиться в «Книгах и Сувенирах Бэрронса», затем отправив Риодану смс с просьбой заново собрать наше совещание через четыре часа (за это время я вновь стану стопроцентно той женщиной, которой мне нужно быть), я просеиваюсь в успокаивающий интерьер «Книг и Сувениров Бэрронса».
Здесь я предавалась своим лучшим раздумьям, устроившись на честерфильде перед огнём и потягивая горячее какао.
Несколько долгих секунд я стою с закрытыми глазами, вдыхая запах множества вещей, которые я люблю.
Сверкающие паркетные полы, от которых всегда исходит легкий аромат лимонной полироли, уличный, лошадиный запах состарившейся кожи, персиково-сливочный аромат свечей Алины, которые я рассовала по всему магазину, следы пряного запаха Бэрронса, опьяняющий аромат книг и новых глянцевых журналов, карандашей, клейких стикеров и блокнотов; все тактильные удовольствия старомодного магазина в стиле Старого Света.
«Книги и Сувениры Бэрронса» — это дом.
Открыв глаза, я подхожу к входной двери, открываю её и закрываю, улыбаюсь, когда звенит колокольчик. Я спешу к кассовому аппарату, вспоминая свои многочисленные дни за ним, когда я пробивала покупки на антикварном устройстве. Я отрешённо смахиваю с него паутину, открываю ящик и закрываю, наслаждаясь звуком, который помогает мне обрести почву под ногами. С каждым физическим аспектом магазина, на котором я сосредотачиваюсь, я чувствую себя более устойчивой, более способной заняться многочисленными проблемами.
Повернувшись, я приглашаю газовый камин загореться, затем пересекаю комнату и опускаюсь на честерфильд. Запоздало сообразив, раз уж я решила, что погружение в физические вещи, которые я люблю в этом мире, может помочь мне взять себя в руки, ибо я совсем раскисла, я призываю в свою руку кружку насыщенного, тёмного горячего шоколада.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я скучаю по работе продавца в книжном магазине. Это было так…
«ПРОСЕЙТЕ МЕНЯ!»
Это взрывается в моей голове с такой ужасной громкостью, что я роняю кружку и хватаюсь за голову от внезапной ослепляющей мигрени, отчего дымящийся горячий шоколад разливается по моим джинсам.
