Я. Никогда. Не. Сдаюсь.
Они включили свет.
Это означает, что суд вот-вот начнётся.
И закончится он лишь одним способом: мы с Шазамом покинем это место живыми.
Глава 32
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Скорость нарастает, весь контроль в руках тех, кто знает[40]
Мак
Когда мы просеиваемся в конференц-зал, я с облегчением вижу, что Лирика исчезла.
Я бросаю взгляд на Кристиана.
— В бутылке и закупорена?
Он кивает, но не выглядит довольным, и я осознаю, что он привязался к библиотекарю, и дело не только в том факте, что он принёс клятву защищать её. Он вступался за неё до того, как дал клятву. В какой-то момент будущего я пересмотрю жестокие условия её заточения, но в данное время у меня и без этого проблем хватает.
— Иксай со мной пока не связалась, и я не могу предпринять что-либо для возвращения моего отца, пока она не пошлёт весточку, — говорю я, разворачивая стул спинкой к столу, затем усаживаюсь на него словно верхом и кладу руки на решётчатую спинку. Ну, это если не считать поисков местоположения Эликсира в моих файлах, которыми я планирую заниматься в любой свободный момент.
Тёмные глаза Бэрронса сверкают, но мне не нужно его согласие. Я знаю, что приняла правильное решение, единственное решение, которое я могла принять, учитывая, кто я, и как много эти люди значат для меня.
— Я не могу решить, за кем отправляться в первую очередь — за Шоном и Рэй или за Дэни, потому что выбор подразумевает приоритетность жизни, и решение будет гадким вне зависимости от того, что я решу. Так что, — я запускаю руку в карман и достаю два маленьких свёрнутых квадратика бумаги, предлагая их Кэт и Риодану, — возьмите один листочек из моей руки, но пока не разворачивайте.
Риодан кивает Кэт, показывая ей брать первой. Сам он забирает оставшийся квадратик.
Затем я достаю из кармана четвертак.
— У вас есть листок бумаги, на котором написано «орёл» или «решка». Я подброшу четвертак, и чья сторона выпадет, за тем мы и отправимся в первую очередь. Это максимально непредвзято. У вас равные шансы, — я подбрасываю четвертак высоко в воздух, ловлю его, когда он падает, и с хлопком опускаю на стол. — Орёл. Разворачивайте свои бумажки.
Они подчиняются.
Кэт резко втягивает воздух, а Риодан говорит:
— Я сожалею, Кэт. Мы отправимся за Шоном и Рэй в тот же момент, когда вернём Дэни.
— Это справедливо, — говорит Кэт с разочарованием в своих серых глазах. — У нас были равные шансы. Это хорошее решение, Мак.
— Что теперь? — требует Риодан.
— Я сосредоточусь на Дэни и попробую просеяться к ней.
— Я иду с вами, — бесстрастно говорит Бэрронс.
— Одна. Я нырну туда и сразу же вернусь — надеюсь, с Дэни. Но я не стану никого брать с собой в первую попытку. Если я врежусь во что-то вроде МЭВ…
— Я могу это вытерпеть, — рычит Бэрронс, тогда как Риодан рявкает: — Это мой выбор.
— Нет, не ваш, — отвечаю я. — Я не стану подвергать кого-либо опасности, пока не разведаю обстановку. Мы не можем позволить себе, чтобы кто-то из вас выбыл из строя. Как только я убежусь, что всё безопасно, мы вернёмся как команда, если мне понадобится помощь. Я не стану проявляться полностью. Останусь туманной и невидимой. Лишь разведка местности.
— Мне это не нравится, — рычит Бэрронс.
— Я тебя слышу. Иногда мне не нравятся твои решения.
Мы сверлим друг друга сердитыми взглядами, но я вижу то самое мгновение, когда он принимает, с чем я смирилась некоторое время назад: иногда мы должны давать друг другу свободу совершать действия без компромисса, чтобы сохранить независимость, которая делает нас сильной командой.
Слегка улыбаясь, я закрываю глаза и призываю воспоминание о Дэни. Сложно выбрать, когда там столько ярких моментов. Я выбираю то воспоминание, которое содержит одновременно удовольствие и боль, потому что это запечатлевает её радость и одну из множества невыносимых жестокостей, которым она подверглась в детстве.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Мы развалились на честерфильде в «Книгах и Сувенирах Бэрронса». Я крашу её коротенькие ноготки чёрным цветом. Её лицо испачкано шоколадной глазурью от торта ко дню рождения, который я испекла для нее, и она окружена горой подарков, которые я стащила из заброшенных магазинов, у которых не осталось живых владельцев. Она носит браслет, подаренный ей Танцором, её щёки раскраснелись от счастья, глаза искрятся, и та мальчишеская улыбка часами играет на её губах.
Моя очаровательная, сильная, раненная, неукротимая Дэни, которая сияет так чертовски ярко. Я люблю её как сестру.
Позднее тем же вечером обрушивается суровость: я узнаю, что её использовали как оружие для убийства моей сестры.
Я перехожу от этого воспоминания к тому, где мы сидим на вершине водонапорной башни. Она Джада, холодная и отстранённая, отказывающаяся меня впускать. Я даю ей кружку слишком горячего кофе и добиваюсь той хмурой гримасы дикобраза, которую я иногда провоцирую нарочно, потому что у неё самые яркие эмоции, и иногда это единственная эмоция, которую она позволяет мне увидеть. Мы спорим.
Но она не уходит и продолжает спорить.
И я знаю, что наша любовь сильна, стоит борьбы для нас обеих, и однажды мы вновь её разделим.
Аббатство, ночь, когда я вижу её такой пугающе бледной и беззащитной, душераздирающе юной, без сознания, покрытой сажей и лежащей на руках Риодана после того, как она едва не сгорела заживо, спасая мягкую игрушку.
Позднее, когда мы обе пристёгнуты к столу и вот-вот подвергнемся операции Чистильщика.
Осознание, что я отдала бы за неё жизнь. Сделала бы что угодно, заплатила любую цену, чтобы сохранить её в живых и дать ей время идти к своим мечтам. Любить и быть любимой, как она всегда заслуживала.
В этот раз просеивание ощущается иначе.
Я умираю, затем я там и жива, но в каком-то промежуточном месте.
Не в исходной точке, не в точке назначения.
Я чувствую, как я растягиваюсь очень далеко, устремляясь дальше и дальше.
Где она, чёрт возьми?
Где я, чёрт возьми?
Я врезаюсь в барьер — непроницаемый, но в то же время странно стойкий.
Через него никак не пройти, однако он не вредит мне и не отбрасывает назад с силой.
Я спешно корректирую курс и пытаюсь просеяться не «к Дэни», а просто «возле Дэни».
Внезапно я там, и я маскирую себя, но не могу дышать, здесь так чертовски холодно, и я чувствую, как инстинктивно пытаюсь вернуться обратно в конференц-зал, но силюсь остаться, потому что мне нужно как-то идентифицировать это место, в котором мы бы никогда её не искали, и я не осмеливаюсь проявиться.
И всё, о чём я могу думать — это безмерная благодарность за то, что я не позволила никому сопровождать меня. Иногда проходит неделя или даже больше, прежде чем Бэрронс возвращается после умирания.
Я смотрю влево и вправо, вверх и вниз, быстро запоминая всё, а потом резко…
Чёрт! Всё болит! Сокрушительная, давящая на каждую клетку моего тела боль, холоднее всего, что я себе представляла!
Я не могу дышать, я не могу дышать!
Я резко шарахаюсь прочь, пытаясь отступить, но я так сокрушена болью. Я не уверена, где назад, а где вперёд, и я лажаю, полностью проявившись, и стремительно падаю.
Затем какая-то невидимая штука ударяет меня, отбрасывает назад со скоростью света, и я вижу проносящиеся мимо звёзды, пока я ракетой падаю в какую-то червоточину, и я всё ещё не могу дышать и…
Мой мир погружается во тьму.
Часть III
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Каждое действие порождает реакцию.
Нет такого действия, которое мы могли бы совершить и не повлиять на мир вокруг нас.
Суть вот в чём: последствия будут.
Раньше я каждую пятницу после школы заходила в местный книжный магазин в Эшфорде, Джорджия; солнце под углом светило в сводчатые окна, заливало лучами старые полы из сосновых досок, а я часами искала новую книгу для чтения.
