мамочка выбирала: посередине джакузи, в которой можно устроить мировое первенство по плаванию на длинные дистанции, зеркало в пол во всю стену. Вот гляжусь в него, а себя не вижу. Зато думаю, убила бы засранца! Разборку закатить, что ли? Расставить все точки над i сразу же, и дело с концом. А нет, так он и будет свои планы воплощать, не спрашивая, пользуясь моим правильным воспитанием. Я ничего ему не должна, я, вообще, Саньку люблю! Ладно, à la guerre comme à la guerre. Набираю в грудь побольше воздуха, выхожу…
Картина маслом: эльф в одних трусах в рабской позе на коленях стоит посреди комнаты, глаза долу, руки за спиной и ремень на плече припасён!
— Совсем охренел? — изумляюсь, речь свою пламенную о правах угнетённых и обманутых женщин забываю напрочь!
— Прости, госпожа! — вскидывает виноватый взгляд, — раб посмел ослушаться… Наказывай за самоуправство! — и ремень протягивает, а сам даже глаз не отведёт, будто так и надо. Начинаю смеяться, похоже, это нервное,
— Новый, что ли?
— Как смеет раб, подать для утех госпожи старый ремень! — искренне изумляется, после секундной паузы добавляет деловито, — старый пришёл в негодность, ну, Вы в курсе, госпожа…
Откуда-то сами собой в голосе начинают прорываться властные нотки,
— Оскара за лучшую роль заслужил уже, расслабься!
Ноль внимания, наоборот,
— Пока моя госпожа не расслабится, не встану! — заверяет трепетно,
— Может, лучше поговорим? — предлагаю, пытаясь уладить дело без кровопролития, — так обсудим, чего ты накосячил.
— Чего, обсуждать-то? Домой к себе заманил, словно в ловушку? — палец загибает. — Не понравилось, чужое всё! — ещё один. — Мамуля со своим ключом может заявиться в гости, — третий загнул. — Теперь ещё предки навязались не раньше, не позже! — четвёртый. — Нет бы, потихоньку, помаленьку, вдвоём… Так нет! Этому лживому подлецу палец дали, так он руку по локоть откусить решил! — вся пятерня в кулак, смотрит покаянно, — ничего не забыл? — спрашивает.
— Так ты всё продумал? Сразу знал, как получится? — вот это уже бесит точно, — и дурачком тут прикидывался весь день! На что рассчитывал?
— На то, что знаю, как снять твою обиду, — ремень опять подаёт, и беру ведь! — только, пожалуйста, без следов на видных местах, госпожа! Знакомство с родителями никто не отменял… — всё! Это была последняя капля! Будет тебе без следов! Только не так, как ты рассчитываешь!
— Вон твоё место, раб! — едва сдерживаюсь, чтобы не влепить тут же, не отходя от кассы, указываю перстом на огромное ложе, — наказание примешь там, готовься! Лицом вниз! Не хватало ещё рану зацепить на соске, только вроде, заживать стала…
Тормозит, что-то… не понимаю. Уточняет,
— Госпожа, насчёт трусов распоряжения будут? — вот сучок! И не смеётся ведь, даже не улыбается, сама серьёзность и покорность!
Играешь, артист, ну так и я не лыком шита!
— Снять! Незачем рабу такая роскошь!
— И то, правда, — соглашается себе под нос, а сам уже у места казни.
— Ты, что-то сказал, раб? — вопрошаю строго.
— Не-ет! Раб шлёт слова благодарности своей госпоже за заботу о нём! — отвечает подобострастно.
Это был сарказм, что ли? И вот, что мне со всем этим делать?! Напрашивается же сам! Где-то на периферии сознания отмечаю сигналы о том, что плут нашёл моё слабое место и теперь вьёт верёвки, извлекая свою выгоду, но вместо того, чтобы прислушаться и остановиться, распаляюсь ещё больше. Подхожу к кровати, устроился, как приказала: лицом в подушку, руки по швам, два скульптурных полушария, белее остального тела, так и манят дать им ремня!
— Ну и, как мне тебя наказывать? — возмущаюсь капризно.
— Как изволите, госпожа, — бубнит глухо.
— Да, как тут изволишь? У меня же не кнут, а ремень всего-то, не дотянусь! — не ожидал, стервец? Ну-ка, посмотрим на твою реакцию!
— Простите, госпожа, глупый раб не подумал, — съезжает с кровати ногами на пол, становится на колени, будто так и надо, руки вперёд себя, лицом в покрывало, — теперь лучше?
Похоже, готов к любой игре.
— Прекрасно! — отвечаю, — десять хватит?
— Как изволит госпожа, — покорно.
— Считай сам, — велю, — не господское это дело…
Судорожно вздыхает.
Зажимаю пряжку в кулаке, не дай Бог ещё ею ударить, мало не покажется, и смачно опускаю конец по соблазнительной выпуклости, вложив в первый удар всю душу. Вздрагивает всем телом,
— Один…
— Это тебе за ловушку, хитрый лис! — примериваюсь к другой половинке, удар,
— Два… — выдыхает, смотрю, покрывало в кулаки сгрёб, — это тебе за маму и за папу сразу, на всякий случай!
Третий опускаю вдоль спины между лопаток,
— Три… — тело напряжено, ни звука лишнего, ни стона.
— Это за то, что, не спрашивая меня, проворачиваешь свои делишки!
Следующий кладу опять по мягкому месту наискосок, уже не так жёстко, гнев уходит,
— Четыре… — красные полосы на светлой коже горят огнём. Думаю, последнюю сейчас нарисую, и хватит с него.
— Пять… — хрипло. Получается в аккурат зеркально симметрично предыдущей полоске.
— Это тебе за то, что по нормальному не можешь! Каждый раз сталкиваешь меня в бесовщину, манипулятор!
Лежит молча, передыхает, пока пауза, ждёт следующего удара.
Нагибаюсь к нему, собираю в кулак волосы и дёргаю, выворачивая лицом к себе,
— Что ты со мной творишь, эльф? — в зелёных глазах недоумение, — не боишься, что убью, когда-нибудь?! А потом пойду по этапу! — внутри что-то лопается, как перетянутая струна, меня начинает колотить крупной дрожью, потом срываюсь в рёв, среди всхлипов, вою, — наказание закончено, свободен…
Он тут же переворачивается, садится на кровать, немного морщась, хорошо я прошлась по мягкому месту. Усаживает к себе на колени, гладит по голове, как маленькую, прижимает к груди, начинает утешать,
- Ну, что ты, девочка моя, всё хорошо! Не бойся, ничего плохого не случиться, не так-то просто меня убить!
— Я — монстр? — всхлипываю ему куда-то в шею.
— Ты — нимфа! — смеётся. Он опять смеётся, он разрывает мне душу!
— Что со мной твориться? Я не понимаю?
— Ты не умеешь избавляться от негатива, любимая, всё в
