— Всему-то их приходится учить: «Будьте добры, мсье, выньте зубочистку из воротника, вы ведь не птица, несущая прутик в свое гнездо». — Он вытер с подбородка остатки соуса тыльной стороной ладони.
Борджа хлопнул рукой по колену.
— «Мадам, не смотрите в платок, после того как высморкались. Там нет жемчужин». — Он поерзал на стуле, выпустил газы и, добавив с шутливым смущением: — Вот он, фасолевый супчик, — разразился хохотом.
Они смеялись, пока по раскрасневшимся щекам не заструились слезы, хлопали ладонями по столу и гоготали, перечисляя все новые отталкивающие черты невежественных французов — их отвратительную еду, безвкусную моду, сексуальные излишества. И больше не сказали ни слова о книге.
Я не ожидал встретить в Риме еще одного венецианца, и очень удивился, когда, оказавшись на лестнице для челяди, чтобы помочь служанкам убрать со стола, увидел Маффео Ландуччи, которой сидел на стуле дожа. Обед был завершен, но мужчины продолжали разговор.
— Преимущество у вас, Ландуччи, — заметил Борджа. — Я уже слышал, что вы направили «черные плащи» прочесывать Венецию и окрестности.
— Мы оба понимаем, что должно существовать много копий. — Ландуччи вынул из рукава серый шелковый шарф и смахнул со стола пылинку. — Ваше святейшество, вы проверяли библиотеку Ватикана?
— Не смешите меня.
Ландуччи пожал плечами.
— Первая книга приведет нас к остальным. Но где бы она ни обнаружилась, ваше святейшество будет достойным соперником.
Борджа откинулся на спинку стула, скрестив мускулистые ноги.
— В этом можете не сомневаться.
— Если «черные плащи» откопают что-то первыми, вы правы, преимущество окажется у меня, но это может быть нашей общей привилегией.
— Вы начинаете меня интересовать. — Борджа слегка расслабился, но по-прежнему не сводил проницательных глаз со своего собеседника.
Ландуччи оперся локтем о стол.
— Если я отыщу первую книгу, то устрою публичное представление, передавая ее вам. Можете с ней делать все, что угодно, только представьте меня должным образом нужным людям. Не хочу подчеркивать, но я моложе вас. Рекомендуйте меня своим преемником. И когда за земные труды вы получите вечную награду, я смогу укрепить панство обещаниями включить Венецию в Папскую область. Я поделюсь с вами книгой в обмен на вашу поддержку в коллегии кардиналов.
— А если я вас все-таки переживу?
— То ничего не потеряете.
Борджа откинулся на спинку стула и посмотрел на Ландуччи с уважением и одновременно презрением.
— И вы, разумеется, не попытаетесь ускорить мой уход из этого мира.
— Ваше святейшество, мне требуется только ваша идущая от сердца рекомендация. — Ландуччи поднял бокал с вином. — Пью за вашу долгую, здоровую жизнь.
Оба хищника выпили, не опуская глаз. Когда Ландуччи ушел, Борджа остался сидеть, сгорбившись над тарелкой. Позже тем же днем я слышал, как служанки обсуждали странный факт, что весь день папа провел в хранилищах библиотеки Ватикана.
В наш последний вечер в Риме мы с наставником пошли прогуляться вдоль Тибра. Старший повар Ферреро извинился, что не будет присутствовать на кухне, сказав:
— Не хочу покидать Рим, не отдав должное его великолепным видам.
Кастилец отмахнулся от него, как от назойливого насекомого. Но я понял, что мой благодетель хитрит — его интересовала еда, а не архитектура.
Как я и предполагал, он не стал приглядываться ни к фонтанам с пухлыми херувимами, извергавшими струи воды, ни к разукрашенным, словно свадебный торт, соборам. Мы прошествовали сквозь суету городских улиц, этот людской муравейник. От Рима, как и от всякого итальянца с горячей кровью, остается ощущение взбалмошной, веселой кутерьмы. Домашние хозяйки спорят с торговцами, молодые люди распускают перья перед девушками, дети визжат и носятся, путаясь под ногами у взрослых. Хорошо одетая дама вышла из лавки проверить качество ткани на свету и погрозила хозяину пальцем. Продавец арбузов зазывал прохожих: «Можно есть, пить и умывать лицо!» Сапожники кроили кожу, мужчины пели, болтали женщины, в лавке торговца скобяными товарами звенел металл.
И во всем был виден или подразумевался Борджа. На дверях церквей, на балконах, в окнах лавок висели флаги с его гербом — на пурпурном фойе готовящийся к броску золотой бык. Папские флаги трепетали на ветру и хлопали о серые каменные стены. Попарно шествовали бочкообразные монахини, служанки Борджа, бряцали саблями его швейцарцы-наемники в сине-полосатой хрустящей форме.
На каждой улице мы замечали клерикальную армию папы. Вот перед нами возникла сцена крещения: священник в кружевном стихаре, за которым следовали алтарные служки с прикрепленными к плечам ангельскими крыльями и молодая пара с плачущим, только что очищенным от первородного греха младенцем. Не прошло и нескольких минут, как мы увидели похороны: пританцовывающие кони, украшенные серебром и черными перьями, везли траурную карету, а за ней шел эскорт скорбящих родных и, разумеется, священник. Вездесущие священники, духовные воины Борджа, сопровождали людей от колыбели до могилы.
У Тибра мы сели на травянистом склоне. Синьор Ферреро обхватил руками колени, глядя на реку.
— Я хочу поговорить с тобой, Лучано.
— Я тоже хочу поговорить с вами, маэстро. Вы знаете, что здесь Ландуччи?
Сначала он удивился, затем разозлился.
— Господи! Я должен был это предвидеть!
— Сегодня он встречался с Борджа. Хочет выторговать за книгу поддержку папы в коллегии кардиналов. Мечтает стать следующим папой, но совету сказал, что намерен свергнуть его сиятельство. Подыгрывает и вашим и нашим.
Синьор Ферреро печально покачал головой.
— Вот видишь, как они дерутся друг с другом — словно крысы за кусок сыра. В руках таких людей цивилизация погибнет, как Атлантида.
— Что такое Атлантида?
— В другой раз. — Старший повар положил руку мне на плечо. — Отличная работа, Лучано. Ты достойный подопечный.
Наставник, кажется, остался доволен моим рассказом, и я счел этот момент подходящим, чтобы заговорить о своем повышении.
— Маэстро, после того как ваш учитель доверился вам, он вас повысил?
— Да.
— При всем уважении… — молитвенно сложил я руки у подбородка. — Как ваш подопечный, умоляю, повысьте меня!
Его лицо сделалось задумчивым.
— Ты прав.
Я не был уверен, что не ослышался.
— Когда мы вернемся в Венецию, я сделаю тебя овощным поваром. Данте тебя научит.
Я ждал возражений, и едва мог поверить, что наконец в самом деле пошел вверх. С волнением представил, как готовлю шпинат и фарширую артишоки. А когда обрел дар речи, сумел только произнести:
