— Что значит — почти? — уточнил Никита.
— Ничего не значит.
— Как ее зовут?
— Кажется, Алиса. Или что-то вроде этого. Нерусское имя.
— Почему думаешь, что Валенок влюбился?
Оказывается, несмотря на то, что Валенок с девушкой почти не разговаривали, они успели обменяться телефонами, и теперь Мика часами висел на трубке и на попытки старшего товарища по оружию привести его в чувство реагировал болезненно, договорился до того, что, если Колодец будет мешать, плюнет на все и уедет. Куда уедет, не сказал. Но не на Урал. Никита был поражен. Не верилось, что Валенок мог совершить такую оплошность: дать этот телефон малознакомой девице.
— Он где сейчас? Дай ему трубку.
Валенок как раз вышел из ванной, блаженно пофыркивая. Коломеец передал ему трубку. По первым же словам стало ясно, что Коломеец не ошибся, дела плохи. Названый брат отвечал дерзко и непреклонно, что было вовсе на него не похоже. Он всегда в дружбе был тих и нежен. Никита спросил, понимает ли он, что делает? На что Валенок заносчиво ответил:
— Что я, по-твоему, политический заключенный?
— При чем тут политический? — удивился Никита. — Потерпеть не можешь? Нас всех под удар ставишь.
— Почему?
— Мика, опомнись. Ты ее совсем не знаешь.
— Она хорошая, — мечтательно отозвался Валенок. — У ней судьба неудачно сложилась, но ее вины нету. Она пишет. Хочешь, прочитаю?
Дальше говорить было не о чем: Валенок бредил. Не Никите его осуждать, он сам в капкане. Оставалось уповать на судьбу. Он попросил передать трубку опять Коломейцу.
— Стихи не хочешь послушать?
— В другой раз, — уклонился Никита. Коломейца попросил приглядеть за свихнувшимся Валенком, подержать его а приколе хотя бы три-четыре дня. Надеялся уложиться в эти сроки.
Никита развил бурную деятельность и почти не расставался с Еленой Павловной. Если не встречался с ней, то подолгу разговаривал по телефону, обсуждая разные детали. В гостиницу больше не водил, чтобы не засвечивать, но дважды они переночевали у какой-то ее подруги, убывшей в командировку. Постепенно у него не осталось секретов от бывшей прокурорши, и, если бы захотела, она в любой момент могла сдать его тепленьким. Он был уверен, что она этого не сделает. Выведя его на Трунова, она сама увязла по горло, но дело не в этом. Она была с ним так же откровенна, как он с ней. Их ночные взаимные признания выходили за рамки деловых и любовных отношений. Странная женщина с голодными глазами и с поразительной способностью угадывать оттенки чувств стала для него сестрой, матерью, возлюбленной и дочерью — все вместе. Он заранее страдал от того, что им предстоит расстаться. Елена Павловна смотрела в будущее философски. Говорила, что несколько дней, пусть даже минут счастья вполне стоят нескольких пустых жизней. От этих слов у него болела душа, как от музыки. Он сознавал, что каждое их объятие, каждый любовный стон таит в себе неизбежное предательство. Но все это было лирикой и никак не влияло на его внутреннюю сосредоточенность.
Никита придумал новый, гениальный план, который мог осуществиться лишь при участии ее мужа. Упрашивал, чтобы Елена Павловна их свела, но впервые наткнулся на стойкое, непреклонное сопротивление.
— Нет, — сказала, как отрезала. — Егор тут ни при чем. Забудь про него.
Никита горячился:
— Почему, почему?
— Потому, любимый. Неужели не понимаешь?
— Объясни, не понимаю.
— Если с ним что-то случится, я не смогу себе простить. И жить не смогу. Ты этого добиваешься?
Дальше все доводы разбивались о тупое женское упрямство. Он объяснял:
— Желудь никогда не успокоится. Его можно убить, но я не хочу мараться. После не отмоешься. Его надо переключить. Что самое дорогое для Желудя? Деньги, верно? Для него разорение страшнее смерти. Для него лишиться награбленного — все равно что удавиться. Вот это и есть наказание, другого не может быть. Но без твоего мужа…
— Замолчи, — вскрикивала Елена Павловна. — Пожалуйста, замолчи!
Смягчилась она неожиданно, а потом и вовсе вдруг развернулась на сто восемьдесят градусов без всяких видимых причин, что часто бывает с женщинами. Случилось это под утро. Они лежали в постели, утомленные любовью, как приступом лихорадки. Никита любовался ее строгим лицом, до синевы испепеленным страстью.
— Ладно, — сказала она. — Чего ты ждешь от моего мужа?
Никита, встрепенувшись, поделился своим планом, что заняло несколько минут. Елена Павловна слушала не перебивая.
— Видишь, ничего особенного. Обычная коммерческая сделка.
— Да, — согласилась Елена Павловна. — За исключением пустяка. Если что-то не сойдется, Егор Антонович загремит.
— Возможно, — признал Никита. — Все под богом ходим. На то он и бизнес. Зато при удаче твой муженек слизнет минимум десяток «лимонов».
Елена Павловна приподнялась на локте и разглядывала Никиту почти со страхом. Ее твердые небольшие груди золотились в предутренней дымке.
— Не пойму, как тебе в голову приходят такие идеи? Кто ты такой, Никита?
Этот вопрос ему задавали часто, всякий раз он отвечал по-разному, в зависимости от настроения. Правды не знал и сам.
— Я сирота, — ответил на сей раз. — Сироток грех обижать. Они на выдумки мастера.
Часть пятая
РАЗБОРКА В МОСКВЕ
1
Егор Антонович принял его в служебном кабинете на Старой площади. Никита увидел перед собой человека лет шестидесяти с небольшим, простецкой внешности, с залысинами на круглом черепе, с вдавленными висками на блудоватом лице. Ничего не выражающий взгляд круглых глаз. При пьяном царе Борисе, когда повсюду заправляли маленькие, шустрые бурбулики, Егор Антонович выглядел иначе, был поджарым, сухим, энергичным чиновником с модным на ту пору стойким недержанием речи (мода держалась вплоть до Кириенки), но, проработав несколько лет в московском правительстве, естественно, как всякий член команды, стал все больше походить на мэра: его черты приобрели приятную округлость, движения стали более плавными, на плоском лице то и дело вспыхивала наивно-укоризненная улыбка, которой прославился городской голова. Никиту он встретил приветливо, руки не подал, но предложил стул и сам уселся напротив за длинный стол для приемов.
— Что ж, молодой человек, Никита… э-э…
— Можно просто Никита.
— Что ж, Никита, ваш, так сказать, меморандум я просмотрел. Полагаю, Елена Павловна не ошиблась. Есть полет мысли, есть масштаб, но ведь это, — Егор Антонович сделал паузу, сверкнув в улыбке безупречными протезами, — но ведь это, юноша, афера чистой воды. Коммерческая авантюра. Чем же, интересно, вам так насолил наш многоуважаемый господин олигарх?
Никита заранее тщательно продумал линию поведения: дубоватый россиянин, осиянный свыше.
— Мне лично ничем. Но все честные бизнесмены его ненавидят. Зарвался он. Ни с кем не делится.
— Та-ак… и кто еще знаком с вашим прожектом?
— Только вы и я, Егор Антонович.
— А Елена Павловна?
— Что вы! Как можно втягивать женщин в такие операции? Я женщинам вообще не доверяю.
— Кстати, как вы познакомились?
— Разве она не сказала? О-о, перед вашей супругой я в неоплатном долгу. Несколько лет назад она вытащила меня из тюрьмы.
— Даже так? Какая же статья вам грозила?
Никита смущенно потупился:
— Пустяки. Я тогда только начинал в бизнесе. Подставили конкуренты. По неопытности.
— Но теперь размахнулись по-крупному, как я погляжу.
Никита натурально зарделся:
— На большую долю не претендую, Егор Антонович.
— И то ладно… Почему обратились с этим ко мне?
— К тому же еще? У меня на таком уровне знакомых нет. И потом, эта сволочь столько лет вас грязью поливает.
— Меня?
— Сами знаете, Егор Антонович.
Скороходов задумчиво кивнул, и Никита почувствовал, что дело на мази.
— Почему вы так уверены, что господин олигарх клюнет на наживку?
— Уверенности нет. Важно, откуда поступит сигнал. Халява заманчивая и никакого риска. Банк «Триумф». Это солидно. В здравом уме никто не откажется. Тем более Желудь.
— Сто миллионов долларов большая сумма даже для «Триумфа».
— Так это же игра, — возбудился Никита. — Никаких реальных денег. Ссуда только на бумаге. Я ведь все обосновал и схему начертил. Несколько перестановок — и Желудь в полном дерьме. Хоть завтра в суд.
— Вы меня изумляете, Никита, — признался Егор Антонович. — У вас что же, экономическое образование?
— Зачем? Левша блоху подковал, неужто мы с вами Желудя не обуем, — удачно пошутил Никита.
Через пару минут Егор Антонович его выпроводил, пообещав вскоре сообщить о своем предварительном решении.
— Когда вам позвонить? — деловито поинтересовался Никита.
— Не надо звонить, — усмехнулся Скороходов. — Раз уж вас Елена Павловна опекает, будем держать связь через нее.
