В эту минуту проходивший из кубрика на ют буфетчик остановился в дверях и, улыбаясь, прислушался. Чарльз Дэвис ошибся призванием. Ему надо было быть не матросом, а юристом на суше.
– Очень хорошо, сэр, – продолжал он, – я заставлю вас показать это на суде в Сиэтле, если только вы не обманываете больного человека или не дадите ложных показаний под присягой.
Он добился того, чего хотел, потому что задел меня так, что я ответил:
– О, я покажу все, как было. Хотя, откровенно говоря, я не думаю, что выиграю пари.
– Вы его проиграете, будьте уверены, – вмешался буфетчик, кивая головой. – Этот молодец очень скоро умрет.
– Бейтесь об заклад с ним, сэр, – сказал мне Дэвис, – это вам прямой подарок от меня.
Положение было настолько нелепым, и я попал в него так неожиданно, что в первую минуту не знал, что делать и что говорить.
– Это верный выигрыш, – настаивал Дэвис. – Я не умру. Послушайте, буфетчик, сколько вы ставите?
– Пять долларов, десять долларов, двадцать долларов, – отвечал буфетчик, пожимая плечами и давая понять, что сумма роли не играла.
– Очень хорошо, буфетчик. Мистер Патгёрст отвечает, ну, скажем, на двадцать долларов. Идет, сэр?
– Почему вы не бьетесь об заклад сами? – спросил я.
– Конечно, я это сделаю, сэр. Слушайте вы, буфетчик, я держу с вами пари на двадцать, что я не умру.
Буфетчик покачал головой.
– Я прозакладываю вам двадцать против десяти, – настаивал больной. – Что вас смущает?
– Ты жив, я проиграл, я плачу, – объяснил буфетчик. – Ты умер, я выиграл, тебя нет. Мне никто не заплатит.
Все еще улыбаясь и покачивая головой, он отправился дальше.
– Все равно, сэр, это будут ценные показания, – смеялся Дэвис. – А вы представляете газетных репортеров, подхвативших это?
Группа азиатов в каюте кока имеет свои подозрения относительно смерти Маринковича, но не хочет их высказывать. Кроме покачивания головой и неясного бормотания я ничего не могу выжать ни из Вады, ни из буфетчика. Когда я говорил с парусником, он жаловался, что у него болит рука и он хочет пойти к врачу в Сиэтле. Что касается убийства, то он дал мне понять, что это не касается китайцев или японцев на судне, a он – японец.
Но Луи, китаец с оксфордским акцентом, был более откровенен. Я поймал его на юте направлявшимся в склад за провизией.
– Мы, сэр, другой расы, чем эти люди, – сказал он, – и для нас всего лучше оставить их в покое. Мы обсудили это, и нам нечего сказать, сэр, совершенно нечего сказать. Подумайте о моем положении: я работаю на баке в кубрике; я постоянно общаюсь с матросами; я даже сплю в одной с ними части корабля, и я один против множества людей. Единственный мой соплеменник на судне – буфетчик, но он ночует на юте. Ваш слуга и оба парусника – японцы. Они не очень нам близки, хотя мы и договорились держаться вместе и в стороне от всего, что бы ни случилось.
– А Карлик? – оказал я, вспомнив слова мистера Пайка о его смешанной национальности.
– Но мы его не признаем, сэр, – сладко пропел Луи. – Он и португалец, он и малаец, он, правда, и японец, но он, сэр, ублюдок и незаконнорожденный. Кроме того, он безумец. И, пожалуйста, сэр, не забывайте, что нас очень мало и что наше положение заставляет нас держать нейтралитет.
– Но ваш взгляд на будущее чрезвычайно мрачен? – настаивал я. – Как, по вашему мнению, чем это все кончится?
– По всей вероятности, мы придем в Сиэтл, но только некоторые из нас. И я вам вот что могу сказать, сэр: я провел на море долгую жизнь, но никогда еще не видел подобной команды. В ней мало настоящих моряков, зато много дурных людей. Остальные – безумцы и даже хуже. Вы заметили, сэр, что я не называл имен, но на судне есть люди, которых я бы не хотел иметь своими врагами. Я всего только Луи, кок, повар. Я делаю свое дело как умею, и это, сэр, все.
– А Чарльз Дэвис доживет до Сиэтла? – спросил я, переменив тему и показав ему, таким образом, что признаю за ним право быть сдержанным.
– Не думаю, сэр, – ответил он, взглядом поблагодарив меня за мою любезность. – Буфетчик говорил, что вы держали пари, будто он доживет. Я думаю, вы проиграете, сэр. Мы собираемся обходить Горн. Я не раз обходил его. Сейчас середина зимы, и мы идем с востока на запад. Каюта Дэвиса целыми неделями будет залита водой. Она никогда не просохнет. Если в ней запереть здорового, сильного человека, то и он легко может от этого умереть. А Дэвис далеко не здоров. Короче говоря, сэр, я знаю его положение и могу сказать, что оно ужасно. Врачи могут продлить его жизнь, но здесь, в этих тисках, его надолго не хватит. Я видел много смертей в море, сэр. Я знаю, сэр. Прошу прощения, сэр. Благодарю вас, сэр.
И китаец-англичанин ушел с низким поклоном.
Глава XXXII
Дела идут хуже, чем я ожидал. В течение последних семидесяти двух часов произошло два эпизода. Во-первых, мистер Меллер сдает. Он, похоже, не может переносить напряжение от того, что находится на одном судне с человеком, поклявшимся отомстить за убийство капитана Соммерса, в особенности, когда этот человек – страшный мистер Пайк.
Уже несколько дней мы с Маргарет замечали налитые кровью глаза и измученное лицо второго помощника, спрашивая себя, не болен ли он. А сегодня секрет обнаружился. Вада не любит мастера Меллера, и сегодня утром, когда он принес мне завтрак, я увидел по злому и вместе с тем веселому блеску его глаз, что он переполнен какой-то свежей, интересной судовой сплетней.
Последние дни, сказал он, они с буфетчиком разгадывали одну тайну. Из бутылки в три штофа древесного спирта, стоявшей на полке в задней каюте, исчезла добрая половина ее содержимого. Они сопоставили свои наблюдения и превратились в Шерлока Холмса и доктора Ватсона[13]. Во-первых, они измерили ежедневную убыль спирта. Затем, измерив ее по несколько раз в день, установили, что убыль обнаруживалась непосредственно после обеда. Это сосредоточило их подозрения на двух лицах – втором помощнике и плотнике, которые оба обедали в задней каюте. Остальное было легко. Когда бы мистер Меллер ни приходил раньше плотника, спирт убывал. Когда они входили и выходили вместе, спирт оставался нетронутым. Силлогизм был готов. И теперь буфетчик хранит спирт под своей койкой.
Но ведь древесный спирт – смертельный яд. Что за организм должен быть у этого пятидесятилетнего человека?! Неудивительно, что его глаза налились кровью. Удивительно только, что он еще жив.
Я ни слова не сказал об этом Маргарет и не скажу. Я хотел бы предостеречь мистера Пайка, но знаю, что раскрыть личность мистера Меллера – значит вызвать новое убийство. А мы все идем к югу, к негостеприимному краю материка. Сегодня мы южнее линии, соединяющей проливы Магелланов и Фалкланда, а завтра, если продержится ветер, мы пройдем мимо побережья Тьерра-дель-Фуэго вблизи входа в пролив Ле-Мэр, через который капитан Уэст рассчитывает пройти, если ветер будет благоприятен.
