понимаешь.
— Но ведь обязательно кто-то погибнет, Элиот.
Он как-то резко отшатывается, будто боится даже думать об этом:
— Это будешь не ты.
Правильного завершения у этого разговора просто не существует. Один из нас все равно останется недовольным.
— Хочу есть, — мурлыкаю себе под нос.
Элиот улыбается, глядя на меня совсем по-другому. Он смягчается и становится более податливым. Я влияю на него, не стоит даже отрицать.
— Пойдем на кухню, котенок ты мой.
Мужчина достает с полок какие-то консервы и ближайшие полчаса изгаляется над ними у электрической плиты.
Все это время я сижу за столом, почти уронив голову на деревянную поверхность. Движения Элиота не дают мне уснуть. Я наблюдаю за мышцами его спины и рук, перекатывающимися под тонкой футболкой. Два метра истинного удовольствия кулинарят для меня с лопаткой в руках.
Может, стоит жить моментом, как все эти мужчины, которые меня окружают?
Попробовать и обжечься или рискнуть и остаться счастливой? Наконец, взглянуть под другим углом.
Встряхиваю головой, но отогнать абсурдные мысли не получается.
Я подхожу к Элиоту и перехватываю деревянную лопатку, скользнув рукой от запястья до кончиков его пальцев:
— Давай помогу.
Он на секунду замирает, но прибор не отдает.
— Почти готово. Накрой на стол, — легонько щелкает меня по носу.
Ужин походит на семейный. Мы сидим по разные стороны стола и уплетаем кулинарный шедевр от человека, который готовит не хуже, чем стреляет.
Свет в доме погашен, нам хватает лишь одинокого торшера в углу кухни.
Молча, неторопливо, словно самый важный разговор еще впереди.
Я могла бы так жить. В маленьком доме с большим мужчиной. Но стремилась я вовсе не к этому, сентиментальность проснулась не вовремя.
— Помою посуду, все равно надо чем-то себя отвлечь, — подскакиваю, когда обе наши тарелки оказываются опустошены.
Элиот остается сидеть за столом, потягивая безалкогольное пиво, найденное в холодильнике.
Он устал, но снова игнорирует сигналы своего организма. Этому парню точно нужна разрядка, несколько минут слабости и тихий шепотом о том, что все будет хорошо.
Посуда не заканчивается: не знаю по какому кругу натираю тарелку губкой, но движения становятся нервными. Еще немного и стеклянный блин треснет пополам.
Плечи начинают подрагивать, а дыхание постоянно прерывается. Здравствуй, забытье. Я по тебе не скучала.
Элиот появляется сзади, буквально вырастает надо мной. Обхватывает предплечья и скользит к ладоням, заставляя разжать пальцы, и избавить себя от посторонних предметов.
Я откидываю голову назад, упираясь в его широкую вздымающуюся грудь и ощущаю откат приступа, приближение которого, казалось, неминуемо. Элиот нажал на стоп. Метко, одним лишь касанием.
Он тянется к крану и надавливает на рычажок, выключая воду. Медленно разворачивает меня в своих руках и прижимает к себе.
Вот оно. Мне не хватает простой заботы и немного настоящего внимания.
Рядом с ним я становлюсь маленькой и слабой. Мне не нужно строить из себя железного человека, как это происходит с Мартином. Не нужно подбирать слова и стараться удержать свои чувства на плаву. Все ощущается по-другому и кажется правильным.
Элиот подхватывает меня под ягодицы и приподнимает так, чтобы я обвила его талию ногами.
Я уже плыву по этому течению и грести против него не хочу. Думать не нужно, точно не сейчас.
Впиваюсь в чужие губы, вкус которых мне не знаком. Пробую, разрешаю и требую ответа. Взаимность прошибает током. Мужские руки с силой сжимают бедра, заставляя морщиться.
— Что мы творим? — шепчу между хаотичными поцелуями.
— Мы должны остановиться?
— Да, — соглашаюсь, ища в себе остатки здравого смысла. — Да, должны.
Остановиться пока не поздно, пока не перешагнули черту, пока оба не ударили в спину близкому человеку.
Элиот не спешит возвращать меня на землю, а я не спешу разжимать руки на его плечах. Замираем, и никто не решается снова сделать первый шаг, будто тот, кто его сделает, останется виноватым. Но Элиот мужчина, он берет ответственность на себя: разворачивается и сажает меня на стол.
Пристраивается между моих бедер, вынуждая развести ноги шире. Платье задирается, демонстрируя красные кружевные трусики, цвет которых возбуждает еще больше.
Он с легкостью отрывает меня от столешницы, и стягивает белье, которое нам обоим кажется лишним.
На мне его руки выглядят еще более притягательными, но несмелые движения дают мне выбор. Я могу прекратить все это, без возражений и настойчивости. Он не заставит, отступит сразу же, как только почувствует сомнение.
Следом с меня стягивают платье, уже более уверенно и быстро. Мое обнаженное тело испытывает на прочность мужскую эрекцию, которая откровенно выпирает из свободных джинс.
Элиот ловит зубами мой сосок, другой зажимает между пальцев.
Первый откровенный стон срывается с моих губ, раскалывая тишину дома. Элиот рычит, и сила воли больше не работает.
Отходит на шаг назад и жадно разглядывает меня, пока я сижу на столе с широко разведенными бедрами.
— Зрелище великолепное, — хрипит, снимая с себя футболку, и берется за ремень.
Расстегивает джинсы и приспускает их вместе с боксерами. Я шумно сглатываю, когда Элиот берет член в руку и проводит по нему от конца к основанию. Интуитивно откидываюсь на столешницу и прохладная поверхность награждает целой россыпью мурашек.
У него сбивается дыхание от столь откровенной картины, и он больше не хочет ждать.
Элиот сокращает между нами расстояние и проникает в меня, медленно, но сразу полностью. Его движения плавные, осторожные. Он настолько нежен, что и не хочется самой просить о жесткости.
Закрываю глаза и растворяюсь в прикосновениях и близости. Пусть медлит, оттягивает момент, когда сорвется и покажет, как на что способен.
Эти сладкие мучения растягиваются. Каждый раз, когда я подхожу к черте, Элиот останавливается, не давая мне сорваться в пропасть удовольствия раньше, чем даст на это свое разрешение. Он хозяин положения, и я следую за ним, подчиняюсь. Именно такой сценарий мы оба нарисовали для сегодняшнего вечера.
Страсть переплетает свои нити, затягивая нас
