— Тем лучше. А как та, с кем он был, красивая? — спросил Дювиль.
— Не то слово! Красивее прежнего. За пять лет даже помолодела. Очень элегантна, большое декольте. Поскольку она была в черном, жена моя решила, что она овдовела. Вдова! Но если бы Зарагир умер, об этом было бы известно. Вот ведь какой роман! За нашим столом только об этом и говорили. Речь шла даже о женитьбе. Вы в Вальронсе — народ скрытный, но мир тесен и долго секрет все равно не сохраняется.
— И что же? — спросил Дювиль.
— Хотите узнать побольше?
— Да. Обычно я безразличен к общественному мнению, но в данном случае оно меня интересует.
— Не волнуйтесь. Зарагир достоин восхищения, кто против того, чтобы им восхищаться? Но нынче жалеть его вряд ли кто-нибудь будет. Все хорошо, что хорошо кончается. Ведь вот как бывает, дорогой мой. Какой роман!
— И какая нескромность! — ответил Дювиль с таким видом, как будто оказался внезапно раскрытым его секрет.
Г-н Дювиль при всей своей осторожности не мог не поверить рассказу этого честного человека, который явно не врал, что видел Луи и мадам Зарагир, выставлявших напоказ свою нежную дружбу и любовь. Жизнь Дювиля-старшего протекала в провинции и была ограничена конторой, ботаническими экскурсиями и «Гербарием». Поэтому не было ничего удивительного в том, что он оказался не в курсе событий, которые в некоторых слоях общества составляют излюбленную тему для болтунов. Новость его глубоко поразила и возмутила. Он болезненно воспринял унижение Зарагира, и осуждая того, кто явился причиной этого унижения, спрашивал себя, не руководило ли сыном стремление отомстить в большей степени, чем любое иное желание. Это подозрение ужасало его; он попытался отделаться от него, но безуспешно. Дружеское чувство к г-ну Зарагиру подсказало ему, что надо отказаться от позиции сдержанности, что надо пригласить его в Вальронс и обнять его как друга. У их ссоры больше не было никаких корней, ей больше не было места в их жизни. В тот день, придя домой, он не пошел в «Гербарий», а пошел прямо в библиотеку, где полковник читал г-же Дювиль «Призывника 1813 года». Он сказал им:
— Я поражен и подавлен.
Изложив им все, что он узнал, он искренне стал защищать г-на Зарагира, сказавшего ему пять лет тому назад: «Твой сын не женится нынче вечером на женщине, которая недостаточно любит его. Она покинула Вальронс и уезжает со мной».
— А теперь Луи открыто живет с ней, никого не стесняясь! — говорил г-н Дювиль. — Этим он оскорбляет Зарагира, и это возмущает меня. Зарагир узнает об этом. Когда он был счастлив, сделав несчастным Луи, мы оказались вынужденными прекратить с ним всякое общение. А сегодня они поменялись ролями.
— Это уж слишком! — воскликнула г-жа Дювиль. — Кто первым похитил невесту другого? Я спрашиваю тебя, кто? Отвечай. Пожалуйста, теперь его очередь. Надеюсь, ты не станешь жалеть Зарагира. Он получил то, что заслужил. Луи расплатился с ним его же монетой. Ну и что? Зарагир получил то, что заслужил. Они квиты, и все прошло довольно своевременно. Вот моя точка зрения, и я убеждена, что только так и нужно смотреть на вещи.
— А что ты скажешь, если ему придется жениться на ней?
— Жениться на этой женщине? Ему? На ней жениться? Да ни за что на свете! Если бы она любила Луи, она и глядеть бы не стала на Зарагира и…
— Стоп! Будем справедливы, — прервал ее полковник. Зарагир ведь не отказывал себе в удовольствии глядеть на нее.
— А с чего бы ему отказывать себе в этом удовольствии? Мужчины имеют право глядеть на женщин. По-моему, они только для этого и созданы, — отвечала г-жа Дювиль.
И так же как она только что защищала сына от г-на Зарагира, так же она встала теперь на защиту г-на Зарагира от его неверной жены:
— Эта чертова шлюха, она только и делает, что приносит несчастье людям. Бедняга Зарагир! Бедный Луи!
— Обманывают нас не всегда люди, иногда и сердце наше тоже обманывает нас, — заметил г-н Дювиль.
— Мне жаль тех, кто вынужден мечтать только о прошлом, — продолжала его жена и, вернувшись ко временам обручения, стала изливать свою горечь, свою печаль и досаду:
— Когда все кончилось, я поняла, какая я была дура, доверившись ей, пригласив столько людей наблюдать за нашим несчастьем. Надо же, какая чертовка! Сколько есть мужчин на свете, так нет же, ей подай только этих двоих по очереди, одного за другим!
— А почему эти двое выбрали именно эту женщину? На свете полно других, если я не ошибаюсь, — заявил полковник. — И конца этой истории не видать. Зарагир разведется? А что сделает Луи? А что будете делать вы? Только будущее ответит на все эти вопросы. А пока что я рад, что нахожусь на своем месте, а не на вашем.
Он достал часы из жилетного кармана и, не глядя на циферблат, нажал на кнопку.
— Семь часов, время храбрых. Мне пора. До свидания, друзья, — сказал он и уехал.
Г-жа Дювиль размышляла о будущем сына и, чем больше она о нем думала, тем сильнее желала зла жене г-на Зарагира.
— Вот увидишь, она повиснет у Луи на шее, — сказала она мужу. — Он знает это и не смеет нам признаться, вот почему с некоторых пор у него такой странный вид. Я ведь точно говорила, что он готовит нам что-то нехорошее, разве не так? Разве я виновата, что такой у меня проницательный взгляд? Ты-то, конечно, вообразил, что он влюблен в цветочек. Хорошенький цветочек, нечего сказать. Конечно, это очень удобно, заниматься ботаникой, витай себе в облаках, не глядя на грешную землю и на всех, кто живет на ней. А я вот не страус, я голову никуда не прячу, а прямо смотрю на вещи и мне было бы легче, если бы Зарагир не был так горд. Помнишь, как он сказал: «По-настоящему обманутый человек — это тот, кто знает об этом и соглашается на эту роль. Тот, кто еще считает себя человеком, когда он является на самом деле не больше, чем ширмой. Просто мебелью». По-твоему, он годится для роли ширмы?
— Нет.
— Я тоже так думаю, и меня это беспокоит. На твоем месте я бы написала ему так: «Я был зол на тебя, за то, что ты похитил невесту Луи, но сегодня я тебя прощаю, при условии, что ты ее ему не вернешь». Тут все ясно сказано.
— Ясно, как лезвие кинжала, — ответил муж. — Он поймет, что мы заботимся не о его достоинстве, а просто, ради удовольствия вновь видеться, полагаем его способным согласиться на подлый торг. Он лишь с презрением пожмет плечами, и мы только усугубим его одиночество. Нет. Покажем ему наше доброе сердце. Конечно, он верит, что мы неспособны радоваться его поражению, что мы осуждаем Луи, но все же я опасаюсь, что наше молчание могло бы показаться ему двусмысленным. Ведь очень маловероятно наше неведение о проделках Луи на виду у всех, которые начались уже давно, настолько давно, что кругом стали поговаривать о женитьбе, разве не так? Обстоятельства воздвигли преграду между нами, но я остался другом Зарагира, и поведение Луи обязывает меня сказать ему об этом.
После чего г-н Дювиль сел за письменный стол, и жена, заглянув ему через плечо, прочла: «Приезжай скорее, мы ждем тебя».
Получив эту телеграмму в Южной Америке, секретарь г-на Зарагира тут же передал ее адресату.
Незадолго до окончания путешествия, вечером, когда пароход шел уже вдоль берегов Франции, г-н Зарагир прогуливался по палубе в обществе двух молодых дам, держа их под руки в своих, и как раз в этот момент ему принесли телеграмму от г-на Дювиля. Текст ее скорее расстроил Зарагира. «Завтра, — произнес он, — мы не будем обедать в Ницце, как я вам обещал, и не будем ужинать в поезде, идущем в Париж». Юные дамы, к которым он обращался, вздохнули, глаза их наполнились истомой, и они воскликнули в один голос: «Какая жалость!»
— Вы так очаровательны, что мы непременно еще увидимся, — продолжал г-н Зарагир. Затем из вежливости он объяснил: — Жена моя должна была сегодня вечером приехать в Париж, и я полагал увидеть ее завтра утром, но она предпочла остановиться у друзей, живущих на полпути между побережьем и Парижем. Там-то мы с ней и встретимся.
Он был очень недоволен тем, что жена, вопреки его советам и приказам, вновь отложила своей отъезд. «Ты поднимешься на крыльцо Вальронса под руку со мной», — писал он ей. В ее упорстве он увидел все признаки вульгарности и дурного вкуса. Он был уверен, что это именно она, желая сделать еще более приятным преподносимый ему сюрприз, попросила г-на Дювиля послать телеграмму. Это вовсе не настроило его на благодушный лад и дурное его настроение лишь усилилось. Он привык считать смешным все, что было ему не по вкусу, а его собственное положение в данный момент очень ему не нравилось. Мысль о том, что он увидит жену рядом с Луи Дювилем, что она встретит его в доме, где он впервые увидел ее, была ему неприятна, отрицательно влияла на его рассудительность. Он в свою очередь тоже решил использовать фактор неожиданности и не ответил г-ну Дювилю. На следующий день он нанял автомобиль и покинул Вильфранш. Вслед ему махали платочками многочисленные дамы на набережной. Он попросил шофера отвезти его в Вальронс, рассчитав, что доедет туда в конце дня.
