В январе день короток. В наступившей темноте г-н Зарагир, сидя в несущейся по шоссе машине, полной запахов мимозы и фиалок, купленных в Ницце, размышлял о лесных обитателях, о звуках шагов по земле, о реках, о загадках движения и о многом другом, о чем днем мешает думать солнечный свет. Чем ближе становился Вальронс, тем внимательнее он вглядывался в сельскую местность, и вскоре, проезжая через деревни, начал узнавать то паперть церкви, то кафе, то табачную лавочку.
Зарагир приехал в тот момент, когда г-жа Дювиль работала в бельевой, вместе с прислугой пришивая ленточки к полотенцам и платкам, предназначенным для продажи в благотворительных целях. Г-н Дювиль еще работал в «Гербарии». Услышав шум, Фано побежал к двери и вышел на крыльцо, увидев г-на Зарагира, попятился задом в прихожую. Г-н Зарагир медленно поднялся по ступеням.
— Это всего лишь я, — сказал он. — Я рад снова увидеть вас.
— А уж как я — то рад! Не верится даже, я прямо как будто вижу вас во сне, — отвечал Фано. — Мадам дома, она наверху.
Жестом он предложил гостю идти за ним по лестнице.
— Нет, доложите ей, что пришел какой-то путник. Не выдавайте меня, напустите туману.
В библиотеке горела только одна лампочка. Г-н Зарагир отошел от нее подальше и стал ждать в полутьме. Сердце его забилось сильнее от мысли, что жена его находится рядом, что через несколько секунд они увидятся, что она от неожиданности не будет знать, смеяться ей или плакать, и что он вот-вот обнимет ее. Вся его строгость и его недовольство мгновенно улетучились. В ее поступках он видел теперь лишь любовь к нему и неопытность; он теперь уже сердился на себя за то, что критиковал ее, что был несправедлив к ней. Он явно обожал ее. От нетерпения он двинулся навстречу ей, но его остановил шум шагов. От волнения он зажмурился, а когда открыл глаза, увидел г-жу Дювиль. Та кинулась ему на шею:
— Это вы, вы? Какая радость! Это же просто чудо, чудо! Как вы успели так быстро доехать из такого далека?
Зарагир смотрел в проем двери. Он подумал, что его жена, предупрежденная слугой, готовит какую-нибудь из своих излюбленных шуточек, что она стоит в прихожей и на цыпочках подходит к двери, чтобы внезапно появиться и застать его врасплох, как она это часто делала в Тижу. Он полагал, что она находится в двух шагах от него, и в расчете на это сказал голосом, шутливо-сердитую интонацию она должна была бы сразу распознать:
— Вашу телеграмму я получил на рейде Вильфранша. На корабль я сел, не предупредив жену. А зачем ее предупреждать? Вот уже почти два месяца, как она меня покинула! Целых два месяца назад! Вот какая изменница! Я хотел бы, чтобы она слышала меня и содрогалась от моего гнева!
— Два месяца, два месяца, и не говорите! — взмолилась г-жа Дювиль. — Мы ничего об этом не знали, абсолютно ничего, клянусь вам! Только позавчера мы услышали про это от соседа, который видел их на новогоднем ужине в Ницце. Только поэтому мы и молчали. Они оба виноваты, тут я совершенно с вами согласна, но если Луи — неженатый мужчина, то она — замужняя женщина, и вам это известно лучше, чем мне.
Зарагир положил ей руку на плечо:
— Я не из любопытных, — сказал он и спросил, где находится хозяин дома.
— Он? В это время дня? В «Гербарии», где же ему еще быть! За ним уже пошли. Ну идите же сюда, присаживайтесь.
И, желая поскорее вернуться к теме, которая ее живо интересовала, она продолжила:
— Вы не любопытны, потому что все знаете. А я ничего не знаю, и в этом деле меня интересует одна деталь: вы были с ней, когда они опять встретились?
— Нет.
— Она была в Париже?
— Да.
— Почему?
— Потому что я ее туда отправил.
— Тогда я ничего не понимаю. Вы жалуетесь, что она вас покинула, между тем как сами же решили расстаться с ней? Кстати, тем лучше. В таком случае вина Луи не так велика. А ведь согласитесь, что, у нынешних женщин есть все основания соблюдать верность. Любовь нынче ничего не оправдывает. Это уже не времяпрепровождение и даже не развлечение. У них есть теперь телефон, кинематограф, радио, автомобиль и великолепные достижения авиации, этого должно было бы им хватать, чтобы быть счастливыми, так нет, им еще подавай и мужчин!
Г-н Зарагир улыбнулся ей и сказал, что пойдет навстречу г-ну Дювилю.
— Но на улице сейчас так холодно! Какой все-таки неосторожный человек! Но зато видно, что вы совсем не изменились. Кстати, прогулки по холоду входят в моду, мы получили от Луи открытку из Тироля. До чего же красивый край, даже противно. Ну идите, идите, я не хочу вас задерживать. Завтра мы еще успеем поговорить о серьезных делах.
Г-н Зарагир накинул на плечи пальто и вышел. За дверью он сжал кулаки, ударил себя в грудь и остался стоять на крыльце, вдыхая воздух этой наполненной такими неприятностями ночи. Тут его и встретил Дювиль. Они обнялись.
— Я счастлив, — сказал г-н Зарагир.
— Что свидетельствует о твоей доброте, — ответил Дювиль. Вспомнив привычку, сохранившуюся у них с юношеских лет, они спустились вниз и встали, рядом, прислонившись спиной к фасаду дома.
— Расставание горько и для того, кто знает сладость расставаний. Какое удовольствие можно получить от одиночества! До сих пор не могу опомниться, — сказал наконец г-н Зарагир. Мы с тобой не философы, и чувства наши ничто не сдерживает. Каждый из нас догадывается, что чувствует другой. Так что нет нужды говорить о моем отъезде, о моем возвращении и о пяти годах, прошедших со дня моего отъезда. Я не говорю, что о них можно забыть. Просто о них лучше не вспоминать.
— И это будет лучшим способом ничего не скрывать друг от друга, — ответил г-н Дювиль.
Жена звала их в дом, говорила о том, что они получат воспаление легких, сообщила наконец, что ужин готов и уже стоит на столе. Она надела домашнее платье цвета пармской фиалки. Г-н Зарагир похвалил ее вкус, в ответ она проворковала что-то, после чего они сели за стол. За столом старые друзья заговорили о земледелии, о домашних животных и о превратностях климата. Г-жа Дювиль, путавшая кроликов с лапландцами [4], заявила, что последние являются настоящим бичом для лесов, тогда как кроликов она любит, поскольку они питаются исключительно рыбой.
В то самое время, когда в Вальронсе заканчивался ужин, Луи Дювиль и г-жа Зарагир готовились к своему прощальному вечеру. В Париж они приехали утром того же дня. Пожалуй, только лишь страх удерживал в течение трех недель г-жу Зарагир в компании Луи Дювиля, и теперь она была совсем близка к тому, чтобы освободиться наконец из ловушки. Да и Луи Дювилю не хотелось больше затягивать эту игру, тем более, что ему уже надоело мстить. Кроме того, он начал осознавать всю низость своей затеи. Доверчивость, которую обнаружила г-жа Зарагир, скоро стала вызывать у него жалость к ней; ему стало стыдно обманывать ее, и вот, чтобы не выдать своего секрета и чтобы оправдать себя в своих собственных глазах, он пообещал ей незадолго до конца их путешествия пригласить г-на Зарагира в Вальронс. Это фальшивое доказательство любви успокаивало его совесть. Романтический флер все еще сохранялся вокруг их воспоминаний об изначальных любовных порывах, но в значительной степени благодаря тому, что они скрывали друг от друга истинные намерения, толкнувшие обоих на эту близость.
Г-жа Зарагир и г-жа Даже не встретились ни на юге Франции, ни в Тироле. У одной было много чего рассказать, другая же хотела все услышать, и они встретились во второй половине того же дня.
— Муж сердится на меня, — сказала г-жа Зарагир. — Я получила от него только одно письмо, отправленное две недели назад, и какое письмо! Он пишет, что если я так и не соберусь возвращаться домой, то он сам приедет за мной. А что, если он уже выехал? Если он вот сейчас вдруг войдет в эту комнату? Ты только представь себе! Тогда я возьму его за руку и скажу: «Давай поедем в Вальронс».
— Не фантазируй, лучше расскажи мне о Луи Дювиле. Он что, по-прежнему от тебя без ума?
— Он любит меня и все еще верит, что я тоже люблю его. Чудеса, да и только! Но я должна тебе признаться, что мне надоело играть эту комедию. Ты знаешь, это утомительно. Сегодня вечером я с ним ужинаю, а через пять дней, в это же время я наконец-то буду в Шербурге. С каким нетерпением жду я этой даты, 21-го! Ты меня понимаешь?
Г-жа Даже ее понимала.
Что же касается Луи Дювиля, то он так спешил сказать отцу о том, что время охладило его обиду на семейство Зарагиров, что уже жалел, что пригласил из вежливости г-жу Зарагир на ужин. Он не без особого душевного подъема собрался и отправился за ней. Он остановился у лифта, стал ее ждать. Наконец она появилась. Она спустилась с небес в золотистой клетке лифта. Через решетку он увидел, как она надевает перчатки, и когда дверь отворилась, она сделала два шага и промолвила: «А вот и я!» Предчувствие скорого исполнения ее желаний, уверенность, что близится конец этого кошмара, вернули ей лицо и жесты, которые так любил г-н Зарагиром. Перед Луи Дювилем стояла незнакомка, вид и аромат которой напоминал букет из тысячи цветов. Ничто в ней уже не предназначалось ему. Он почувствовал это, и его снова потянуло к ней.
