Белл вел себя ненормально.
– Он несколько раз упоминал сегодня, что собирается жениться на Дон Смит, и, по сути, пригласил нас на свадьбу и понял бы, если бы мы не смогли прийти.
Звучит дико, пока вы не поместите это в контекст общих сексуальных фантазий Белла об обеих сестрах Смит. Несколько раз в суде он переключался на Фоллингстад («Между нами, вы прекрасны, вы прекрасны. Я люблю блондинок в профессиональном смысле») и второго адвоката защиты Элизабет Леви, которую погладил по щеке.
Белл также заявил, что его процесс по делу об убийстве связан с утечкой информации, касающейся национальной безопасности, и он ожидает, что президент Рональд Рейган приедет в Южную Каролину, чтобы освободить его.
Прежде чем вынести решение по ходатайству защиты, судья Смит снова вызвал Белла к свидетельскому месту и взял Библию, которую использовали для приведения к присяге свидетелей.
– Назовите свое имя, – приказал Сверлинг.
– Меня зовут Ларри Джин Белл.
– Что, если я скажу вам не говорить о Дон Смит?
Вместо ответа Белл начал листать Библию. Сверлинг повторил вопрос.
Оставив вопрос без ответа, Белл оглядел зал суда и заговорил невесть к чему:
– Пища для размышлений, как я уже говорил ранее, это записано. Если вы верите, что это правда, то поверите и тому, что я скажу дальше: Мона Лиза – мужчина, а молчание – золото, мой друг.
Он встал, сошел с трибуны и направился к столу защиты.
Сверлинг попытался его вернуть:
– Ларри, займите свое место.
Белл как будто не слышал.
– Ларри, вернитесь!
Белл остановился, оглянулся на своего адвоката и сказал:
– Я вверяю свою жизнь в ваши руки. Относитесь к ней как к своей собственной. – Потом он сел, добавив: – Я устал, давайте покончим с этим.
– Ваша честь, все это походит на какое-то шоу! – обратился к судье Майерс.
– Я возражаю против замечаний адвоката о том, что это походит на шоу, – поспешил возразить Сверлинг.
В начале пятого в пятницу судья Смит постановил:
– Я считаю, что обвиняемый готов давать показания, и поэтому приказываю возобновить разбирательство.
Наиболее точная ментальная картина, как мне представляется, была представлена на следующий день. Доктор Глория Грин, практикующий психиатр в Оклахома-Сити, которая входила в экспертную комиссию при Психиатрическом институте Холла в 1976 году, пришла к выводу, что Белл в значительной степени симулировал психическое заболевание, чтобы обеспечить более благоприятный исход своего дела.
– Мы понимали, что ему не место в обществе, – свидетельствовала она. – Мы понимали, что у него нет совести. Он действительно отличал добро от зла и мог контролировать себя, когда хотел, но не испытывал угрызений совести и ни о чем не сожалел. Учитывая это, а также слабый контроль над импульсами, мы понимали, что выпускать его на свободу не следует, пока он не пожил в контролируемой среде.
Она признавала, что лечение такого рода характеропатии редко бывает эффективным, но «если есть хоть какая-то надежда найти у человека каплю совести, он имеет право лечиться». Далее Глория Грин заявила:
– Когда некоторые обвинения против него были сняты, он взялся за прежнее, стал более собранным и агрессивным, показал, что может регулировать свое поведение в соответствии с ситуацией.
Учитывая все произошедшее в зале суда в пятницу, моя очередь выйти к свидетельской трибуне наступила только на следующий день, в субботу, 22 февраля. Майерс начал с того, что представил меня, а уже потом попросил рассказать о моем опыте, исследованиях и интервью, которые мы проводили с заключенными рецидивистами, убийцами и насильниками, а также о моей работе в качестве менеджера программы криминального профайлинга ФБР. Присяжные, как мне показалось, слушали его внимательно.
Затем он перешел к сути моих показаний и спросил, какое впечатление произвел на меня Белл при первой встрече в кабинете Меттса и что произошло между Беллом, Роном Уокером и мной, когда мы остались наедине с ним в кабинете Маккарти.
– Он был рассудителен, рационален, красноречив и заинтересован в общении с правоохранительными органами, – ответил я.
На перекрестном допросе Сверлинг спросил:
– В какой-либо момент вашего общения он признавал свою вину?
– Он признал свою вину, сказав, что преступление могла совершить плохая сторона Ларри Джина Белла, – сказал я.
– Планировали ли вы до допроса задать ему вопрос о плохой и хорошей стороне, указав таким образом возможный выход? – спросил напрямик Майерс.
– Да, сэр. Мы называем это сценарием сохранения лица, при котором человеку предоставляется оправдание для выражения своей причастности к преступлению.
– Вы – и полицейские – разыграли с ним этот сценарий со спасением лица?
– Да, мы это сделали.
– Он проглотил наживку?
– Да, сэр.
– Ваша честь, – сказал Майерс, – у меня всё.
Все эти противоречивые профессиональные взгляды ложились интеллектуальным бременем на присяжных заседателей – не профессионалов, не психиатров, не психологов и не социальных работников по своей сути. Я много думал об этом и обсуждал мысли с Майерсом. В конце концов, суд присяжных заключается в том, чтобы группа таких вот простых людей оценила все доказательства и решила, которая из двух историй вызывает большее доверие. Мы определенно чувствовали, что суд над Беллом предоставил достаточно материала, чтобы ответить на вопрос, виновен ли он в этих преступлениях, и если да, то был ли он психически способен удержаться от этого. По сути, меня привезли в Монкс-Корнер, чтобы сказать последнее слово по этому вопросу, и я – к полному своему удовлетворению – сделал то, что и намеревался сделать.
Распустив присяжных после дневного заседания и объявив перерыв, судья Смит обратился к главным представителям обеих сторон.
– Вы двое вели себя образцово в ходе всего процесса – как в отношении к делу, так и ко мне. Разбирательство получилось долгое, и возникавшее временами напряжение показывает, какие вы оба хорошие юристы.
Люди уже расходились, когда Меттс подошел ко мне и спросил, бывал ли я когда-нибудь на вечеринке с рагу Бофорта. Я признался, что не только не бывал, но и понятия не имею, что это такое.
– В таком случае сегодня побываете и узнаете.
Он заехал за мной в мотель уже после того, как я принял душ и переоделся.
Вечеринка проходила в огромном, внушительного вида доме, принадлежавшем одному из его сослуживцев, по-видимому, женившемуся на представительнице очень богатой местной семьи. Собралось по меньшей мере человек сто, большинство из которых имели какое-то отношение к департаменту шерифа или другим подразделениям правоохранительных органов. Было разливное пиво, жареная курица и всевозможные гарниры. В центре внимания оказался огромный кипящий котел. Предполагается, что вы бросаете в него крабов, креветок и любые другие виды местной рыбы или морепродуктов, которые есть под рукой, плюс колбасу, картофель, початки кукурузы и всевозможные сезонные приправы. У меня сложилось впечатление, что у каждого «шеф-повара» или у каждого местечка имеется свой особый рецепт этого жаркого, но тот мне действительно запомнился. Запомнился он еще и потому, что среди гостей были едва
