И мозгами.
Так что…
— Это какой-то нелепый тренд, заводить друзьяшек среди плебса, — покачал головой Распутин, стоя в кругу разогревающихся перед заездами парней.
— Ой, это такое глупое заигрывание с народом! — протянул худощавый, высокий парень с грубыми чертами лица.
— Это мы с вами — умные люди и знаем, как смешно это выглядит со стороны, — с умным видом проговорил Распутин. — Помяните мое слово, Нахимов с дружками сюда своего пса притащат.
— Да ну, что ему тут делать? — лениво потягивая вишневое пиво через соломинку, проговорила жгучая брюнетка. — Он же должен понимать, что это место для элиты.
— Ну, может, он и считает себя элитой, — негромко хмыкнул Распутин.
— В таком случае мы ему быстро покажем, где его место в пищевой цепочке, — хохотнул молчавший до этого парень — боярич Новак.
Новака можно было охарактеризовать старой русской поговоркой: сила есть — ума не надо. Он реально мог пальцами гнуть подковы, и это несмотря на то, что у парня не было ни капли магии.
Разговор был прерван рычанием автомобилей — на территорию аэропорта въехало несколько дорогих машин, из которых высыпала вся компания правых птенчиков в комплекте с Мирным.
— Я не понял, а на кой хрен сюда приволокли это безродное быдло? — гаркнул Новак, решив не тратиться на скучную прелюдию, положенную по этикету.
Николай Распутин довольно усмехнулся и плавно шагнул в сторону и в тень, чтобы не слиться с нарывающейся на неприятности компанией.
Ходынское поле, закрытый аэропорт, Александр Мирный
Мы не успели толком вылезти из машин и осмотреться, как в нашу сторону тут же прилетело:
— Я не понял, а на кой хрен сюда приволокли это безродное быдло?
Ермаков, Нахимов и Тугарин синхронно повернулись на звук голоса, и лица их мгновенно приобрели хищное, опасное выражение. Дарья Демидова тут же плавно шагнула за спину своему жениху и нахмурилась.
— Ты глянь, знакомые все лица, — протянул Нахимов.
— Мне не хватает контекста, — произнес я, проследив за взглядом парня.
Это была небольшая компания с парочкой девиц формата дорогого эскорта, амбалами для силового решения вопросов и еще несколькими парнями разной степени яркости для массовки.
— Знакомься: позорище высшего общества — золотая молодежь, — усмехнулся Ермаков.
— Магически неодаренные. Да и в принципе не особенно одаренные вторые-третьи сыновья богатых родов, которым обилие денег заменяет все, — пояснил Нахимов.
— Все: от мозгов до инстинкта самосохранения, — процедил Юсупов.
От оппозиции отделился один шкаф и направился в нашу сторону, явно нарываясь на неприятности.
— Ну что притихли, а? — произнес он.
Ермаков хотел что-то ответить за всех нас, даже рот уже открыл, но я положил ладонь на плечо парня.
— Я сам, спасибо, — сказал негромко я и шагнул навстречу золотому мальчику.
— Из нас двоих быдло пока ты, — спокойно сказал я.
— А ты че такой смелый? Здесь везде по периметру глушилки стоят. Твоя магия-шмагия не поможет, — ухмыльнулся амбал.
Народ, еще недавно равномерно размазанный по площади, а теперь образующий вокруг нас плотное кольцо, радостно заголосил. Мордобой — он всегда поинтереснее скучных гонок, здесь не поспоришь.
— Поверь, я и без магии заставлю тебя пожалеть о том, что ты раскрыл рот.
Глаза противника начали наливаться кровью от бешенства.
— Вы посмотрите, какой борзый!
— Нет, я — мирный. И приехал сюда мирно присмотреть себе машинку.
— Присмотреть? Пха! Да у тебя денег не хватит даже болт от колеса любой из наших тачек купить!
Ага. Живу на последние сто семьдесят сколько-то там миллионов.
— Тебе здесь не место, чернь, — прорычал парень.
— А тебе — место? — приподнял я брови. — Ты ж, наверное, педали путаешь при езде.
Толпа радостно заулюлюкала. Ей нравилась пикировка и, кажется, несмотря на происхождение, я ей нравился больше, чем этот придурок.
— Давай так, — продолжил я, нащупав интерес публики. — Я ломаю тебе обе руки и забираю твою тачку. А ты после этого засовываешь свой язык себе в жопу и никогда больше в моем присутствии не открываешь рта. Как тебе предложение?
Золотой мальчик был на волосок от того, чтобы кинуться на меня с кулаками. Даже и не знаю, как ему хватило выдержки выдавить из себя следующую фразу:
— У меня есть предложение получше. Я ломаю тебе ноги, ты платишь мне три миллиона и больше никогда здесь не появляешься.
— Пари! — выкрикнул кто-то из зрителей.
И толпа тут же подхватила:
— Па-ри! Па-ри! Па-ри!
— Легко, — согласился я.
— Легко? — хохотнул парень. — А деньги-то у тебя такие есть? Ты хоть представляешь, сколько это, а?
А затем он кинул взгляд поверх моей головы на моих товарищей и спросил:
— Кто-нибудь из вас сможет поручиться за этого человека? Боюсь, он не представляет себе, что такое три миллиона.
— Я, — спокойно ответил Иван.
— Я, — вторил ему Ермаков.
— Я, — Тугарин.
— Я, — Лобачевский.
— Я, — Демидова.
Неожиданно, но на этом импровизированном автодроме имелся свой собственный, почти что штатный нотариус. Как я узнал уже гораздо позднее, заключать разного рода пари и споры в этом месте было делом обыденным. Конечно, они почти никогда не доходили до открытого противостояния, как сейчас, но смысл был общий — разгоряченные прожигатели жизни легко расставались с купленным за папочкин счет имуществом.
Едва подписи в документах были поставлены и заверены, как все притихли.
Я встретился взглядом с противником, которого, кстати, звали Станислав Новак, и был он каким-то понаехавшим из Речи Посполитой. Пару мгновений мы смотрели друг другу в глаза, а потом он просто и без изысков, без пафосных рукопожатий и торжественных объявлений, по-простому рванул на меня.
Когда на тебя летит центнер живого веса, тут надо или самому быть той же весовой категории, или с умом пользоваться тем, чем тебя одарила матушка-природа.
Матушка-природа в этой жизни была ко мне благосклонна, хоть и нажрать нормальную массу было сложновато. В общем, пока этот дебил мчал на меня, как бык на красную тряпку, я сделал шаг в сторону. Подсечка и иллюстрация анекдота: чем больше шкаф, тем громче падает — была продемонстрирована восхищенной общественности в натуральную, так сказать, величину.
Справедливости ради, противник быстро оказался на ногах и снова рванул ко мне. Я подумал, что он либо немного бухой, либо немного гашеный, потому что пытаться таранить более юркого противника — дело бесполезное, и вообще не от большого ума.
Противник немного погонял меня по небольшой, стихийно возникшей в кругу зрителей площадке. Я не торопился: когда ты в позиции сильный против слабого можно успеть покурить, выпить бутылку пивка и сгрызть пару сухариков, пока противник пытается тебя достать.
— А что у тебя за машина-то? — спросил я, в очередной раз увернувшись от грубой атаки.
Поскольку противник уже запыхался, то на ответ у него дыхалки не хватало.
— У него спортивный «Руссо-Балт», — подсказал Тугарин из толпы.
— И что, хорошая машина?
— Ну не «Аурус», конечно, — хмыкнул цесаревич. — Но тоже ничего.
— Ладно, — вздохнул я, — придется ездить на «Руссо-Балте».
И в следующее мгновение сам подался навстречу противнику. Тот, привыкший, что я ухожу от прямого столкновения, растерялся на мгновение, а потом решил занести кулак.
Который я перехватил ладонью под дружный зрительский «АХ!». Увел руку противника в сторону, захват, поворот, немного силы на рычаг и…
ХРУСТЬ!
— Раз рука, — пробормотал я.
Впрочем, этого никто не услышал. Потому что золотой мальчик вопил фальцетом как самая настоящая девочка. Здоровой рукой он пытался ощупать повисшую плетью поломанную, но я не стал рассусоливать.
Вторую руку захватить было совсем просто — как отнять конфетку у ребенка. Парень, одуревший от боли, не сразу понял, что происходит. А когда понял, было в принципе уже поздно как-то пытаться отбиваться.
ХРУСТЬ!
— Два рука, — пробормотал я.
Толпа растерянно притихла. Новак вопил и катался по асфальту, я наблюдал за этим процессом без особого сочувствия, а люди явно не ожидали, что все кончится так быстро и так жестоко.
А потому одинокие хлопки Ивана сначала показались издевательскими, но их очень быстро подхватили мои товарищи, а вслед за ними — и все остальные.
Говорят, тут есть такие рода, в которых главенство передается по праву сильнейшего, так что подобные схватки для аристократии не являются чем-то из ряда вон. Честный поединок, честная добыча. Пожалуй, этот мир местами даже честнее моего прошлого.
— Так, ну и где моя машина? — спросил я, найдя глазами нотариуса.
Тот нервно сглотнул, как будто это ему я пообещал сломать обе
