Поскольку он замер и смотрел на нее так, что ей стало не по себе, она сочла нужным уточнить:
— T. S. Eliot…
Но Шарлю было глубоко наплевать на имя этого поэта, но вот все остальное… как… почему она догадалась?
Эта женщина… Кто она? Царящая среди призраков и детей, у которой такие красивые руки, читающая на закате такие понятные для него стихи?
— Кейт?
— Ммм…
— Кто вы?
— Забавно, как раз об этом я сейчас думала… Ну что ж… Издалека, со стороны, вроде как толстая фермерша в сапогах, которая всякими грустными стихами старается привлечь к себе внимание мужчины, покрытого лейкопластырями…
И ее смех всколыхнул их тени.
— Пойдем, come along, Шарль! Сделаем себе гигантские бутерброды! Мы их заслужили…
7
Старый пес, лежавший на подстилке, заскулил при их появлении. Кейт присела на корточки, положила его голову себе на колени и потрепала за ухом, нашептывая ему ласковые слова. Потом — и тут Шарль офигел, по любимому выражению Матильды: она расставила руки, подхватила пса снизу, подняла с пола (прикусив губу) и понесла его во двор пописать.
Офигел настолько, что даже не решился пойти за ней.
Сколько может весить такая псина? Тридцать? Сорок килограмм?
Мда, видно, эта девушка никогда не перестанет его… Его — что? Изумлять. Сносить ему башню, если вернуться к лексикону четырнадцатилетних.
Ее улыбка, затылок, конский хвост, платье в стиле семидесятых, бедра, балетки, ватага детей на природе, ее планы по расчистке территории, мгновенная реакция: палец в рот не клади, слезы, когда их меньше всего ждешь, а теперь еще и транспортировка воздушным путем здоровенной собаки, вот так вот запросто, на раз-два…
Для него это был уже перебор.
Вернулась налегке.
— Что с вами? — спросила она, отряхиваясь. — Словно вам только что Божья Матерь в шортах явилась. Местные дети так говорят… Обожаю это выражение… «Эй! Микаэль! Ты там что, Божью Матерь в шортах увидел?!?»… Пива хотите?
Заглянула в холодильник.
Судя по всему, выглядел он полным идиотом — потому что она протянула ему бутылку пива, показывая, что это такое…
— Вы меня слышите?
Потом, никак не принимая его смятение на свой счет, ибо ничего особенного не делала, нашла ему более разумное объяснение:
— У него парализована задняя часть туловища… Он единственный, у кого здесь нет имени.. — Мы называем его просто Большим Псом, и это он — последний дворянин в этом доме… Если бы не он, то и нас здесь, возможно, бы сегодня не было… То есть меня…
— Почему?
— Эээ… Вам еще не надоело? — вздохнула она.
— Что?
— Да все эти мои местечковые истории?
— Нет.
Она начала возиться у мойки — он взял стул, подошел и поставил его с ней рядом.
— Давайте я помою салат, я умею, — уверил он ее. — А вы лучше садитесь… Берите свое пиво и рассказывайте.
Она колебалась.
Прораб нахмурился, поднял указательный палец вверх, словно упражняясь в дрессировке:
— Sit![172]
Она, наконец, села, сняла сапоги, оправила платье и откинулась на спинку стула.
— Ох… — проныла она, — впервые присела со вчерашнего вечера. Больше не встану…
— Я просто не представляю, как вы тут готовите на всю эту ораву с такой неудобной мойкой. Это даже не стиль «рустик»… Это уже мазохизм какой-то! Или снобизм?
Не отнимая бутылку ото рта, она кивнула ему на дверь за камином:
— Наша подсобная кухня… Служанок там, конечно, нет, зато вы там найдете и большую мойку, и даже посудомоечную машину, если хорошенько поищете…
Потом она от души рыгнула. Как настоящая леди.
— Отлично… но… эээ… ладно, все равно я останусь с вами. Уж как-нибудь я и здесь управлюсь…
Удалился в подсобку, вернулся, засуетился, полез в шкафы, что-то там нашел и принялся за дело. Под ее насмешливым взглядом.
Сражаясь с улитками, добавил:
— Жду продолжения. Она повернулась к окну:
— Мы приехали сюда… кажется, в октябре… Позднее расскажу вам, при каких обстоятельствах, но сейчас умираю от голода и не выдержу допроса с пристрастием… И через несколько недель, когда стало темнеть все раньше и раньше, я начала бояться… Впервые в жизни поняла, что такое страх.
Я была совершенно одна с малышами, и каждый вечер вдалеке появлялся свет от фар… Сначала в конце аллеи, потом все ближе и ближе… И ничего особенного… Просто фары стоящей машины и все… Но это и было самое страшное: словно пара желтых глаз следила за нами… Я рассказала об этом Рене. Он дал мне охотничье ружье своего отца, но гм… Что толку-то… И тогда, однажды утром, отвезя детей в школу, я отправилась в ближайший центр Общества защиты животных, километрах в двадцати отсюда. Впрочем, Обществом-то это назвать трудно… Скорее что-то вроде приюта, да еще свалка для машин. Симпатичное, в общем, местечко… с весьма… скажем так, колоритным хозяином. Теперь-то мы с ним друзья, ведь с тех пор он нам столько этих уродов сбагрил. Но тогда, по правде говоря, мне было не по себе. Думала, либо меня задушат, либо изнасилуют и расчленят. — Она смеялась. — И говорила себе: Господи, кто же заберет детей из школы?
Но ничего такого не случилось. Бельмо на глазу, шрам на голове, нескольких пальцев не хватает, немыслимые татуировки — это просто… внешность такая. Я рассказала ему в чем дело, он долго молчал, а потом дал знак идти за ним. «Вон таво вишь? С таким-то к тее никто боше и близко не сунется, зуб даю!» Я вздрогнула от ужаса. В зловонной клетке похожий на волка зверь бросался в бешенстве на решетку, словно желая нас растерзать. «Поводок есть?» — спросил хозяин, сплюнув.
Эээ…
Шарль, отложил салат в сторону и обернулся смеясь:
— Так у вас был поводок, Кейт?
— Не было у меня никакого поводка, но главное, я совершенно не понимала, как я с таким монстром поеду в машине. Да он же сожрет меня живьем, как пить дать! Ладно… Я постаралась взять себя в руки… Он взял ремень, бранясь, зашел в клетку, вышел оттуда вместе с чудовищем, у которого слюнки текли в три ручья, протянул мне ремень, как ни в чем не бывало. «Надоб с тя взять чо-нить, из прынципа, денжишку каку, да энтова я по-любому думал кончать… Короче, пошел я, у меня — работа…» И он меня бросил. Именно «бросил» — так я себе это и представила в то же мгновение. Надо сказать, тогда я еще не так заматерела и не превратилась в эдакого Чарльза Инголза.[173]
Нашего Чарльза эта история забавляла настолько, что он не стал ее переубеждать.
— В конце концов мне удалось дотащить его до багажника, но тут…
— Что?
— Тут я струсила…
— Вы вернули его хозяину?
— Нет. Решила возвращаться домой пешком… Еще сотню метров он тащил меня за собой. А потом я отпустила этого придурка. Я сказала ему: «Либо ты идешь со мной и будешь жить, как король, а когда станешь старым, я буду протирать тебе мясо и по вечерам носить во двор на руках, или отправляйся обратно и из тебя сделают коврик для раздолбанной «Рено 5». Выбирай». Он, естественно, рванул прямо в поле, и я подумала, что уже никогда его больше не увижу. Но нет… Время от времени он появлялся… Я видела, как он гоняет ворон, исчезает в подлеске, нарезает круги вокруг меня. Большие крути постепенно становились все меньше и меньше… И, когда через три часа я добралась до деревни, он уже шел преспокойненько за мной, высунув язык. Я дала ему попить и хотела запереть в псарне на то время, пока Рене на мопеде отвезет меня к машине, но он опять взбесился, и тогда я попросила его дожидаться моего возвращения, и мы оставили его как был.
Глотнула пива и перевела дух:
— На обратном пути я все же тряслась…
— Боялись, что он удрал?
— Нет, что он сожрет моих детей! Никогда не забуду эту сцену… В то время я еще парковалась во дворе… Не знала, что мост рушится… Он лежал у двери, поднял голову, я заглушила двигатель и повернулась к детям: «У нас новый пес, на вид злющий, но, думаю, его внешность обманчива… Пойдем посмотрим. О'кей?»
Я вышла первая, взяла Хатти на руки и обошла машину, чтобы выпустить старших. Пес встал, я попыталась сделать несколько шагов, но Сэм и Алис намертво вцепились в мое пальто. Он с ворчанием подошел к нам. «Кончай, дурак, — сказала я ему, — ты же видишь, это мои дети», и мы пошли гулять. Не буду скрывать от вас, ноги у меня были… like jelly,[174] да и дети тоже совсем притихли… Но через какое-то время они отцепились от меня… Мы пошли к качелям, а он улегся посреди аллеи. Мы вернулись, поужинали, а он выбрал себе место у камина… Проблемы начались потом… Он придушил одного барашка, второго, третьего… Одну курицу, двух, десять… Все убытки я возмещала, но до меня стали доходить слухи, как всегда через Рене, что охотники часто обсуждают его, сидя в кафе. Еще немного, и они устроят на него облаву… Тогда однажды вечером я его предупредила: «Если будешь продолжать в том же духе, они тебя убьют, ты понял?!»
