Но она привыкла к этому, как и пьяница смиряется с неизбежным похмельем. Проходит несколько дней, и то, как ему было плохо, забывается – участь любой боли, а то, как было хорошо, помнится, и возникает желание повторить.
И вот появился Геннадий, и все в Валентине смешалось. Никогда она не покушалась на молодых, кроме двадцатидвухлетнего беженца из Донбасса, потерявшего всю семью, худого, как рыбий скелет, нескладного, но это был особый случай, он прятался от войны даже как бы не в нее, а в женское вообще, что успокоило бы его и доказало, что на свете что-то остается еще неизменным. Никогда Валентина не позволяла себе ни малейшей привязанности к человеку, который наутро или назавтра уедет и, возможно, больше не появится. А главное, со всеми она была полностью сама собой, Валентиной Очешкиной, ничего из себя не изображая, не приукрашиваясь, если не считать обычных и естественных женских приукрашиваний. Не подашь же, к примеру, нечищеный чайник, немытые чашки и невыглаженные полотенца, если уважаешь себя и свою работу, вот и внешность надо держать в порядке. Геннадий ее взбаламутил, ей захотелось быть моложе, стройнее, умнее, образованнее – все сразу. Хоть как-то прикоснуться к той жизни, которая послала его сюда, к ней. Хоть на чуть-чуть стать интереснее себя самой, в том числе и для себя, а не только для него.
Да еще понимание безнадежности.
Но Валентина и не собиралась ни на что надеяться, она весь день хотела одного: увидеть его, поговорить с ним, просто побыть рядом.
Видела, что он вернулся еще днем, но терпела. Убиралась в номерах, пылесосила ковровую линялую дорожку в коридоре, поливала цветы, раскладывала привезенное из прачечной белье. Почему-то страшно устала, прилегла и заснула. Была рада этому – время во сне прошло незаметно.
Когда начало темнеть, но свет еще нигде не зажигали, пошла к его номеру с чайником. На подносе были также чашки, печенье, конфеты.
Постучала.
Геннадий открыл дверь, улыбнулся.
– Чаю не желаете? – спросила Валентина деликатно, вежливо и с некоторым оттенком служебной строгости. Ей хотелось, чтобы Геннадий забыл ту хохочущую разбитную тетку, которой она себя зачем-то показала при знакомстве, чтобы понял: перед ним женщина, знающая себе цену и имеющая достоинство.
– Да, спасибо.
Геннадий распахнул дверь, Валентина вошла и увидела Светлану. Та сидела в кресле, рядом на полу была сумка с ноутбуком, но явно не для работы пришла, это видно по всему. То есть на самом деле непонятно, по чему видно. Чувствуется. Сидит и молчит. Ждет, когда коридорная поставит поднос и уберется. Воспринимает ее как помешавшее обстоятельство. Держит в глазах какую-то незаконченную мысль разговора, уголок губ чуть изогнут в улыбке – разговор, надо полагать, был теплый, личный.
Валентина знала, кто такая Светлана, но родственных или дружественных связей между их семьями и окружением не было, Светлана была для нее посторонней, хоть и землячкой. Поэтому, расставив все на столике, Валентина сказала:
– У нас гостям до одиннадцати можно, напоминаю.
– Разве этот порядок еще действует? – удивился Геннадий.
– У нас действует. Что еще желаем? Могу кофе принести. Растворимый, в пакетиках.
– Нет, спасибо.
– Всего хорошего.
Валентине нелегко дался этот спокойный тон, к себе она возвращалась со злым лицом, без зеркал видя, насколько это выражение неприятно и некрасиво, но она растравляла себя: да, такая я! Вам чай-кофе пить, а мне работать! И порядок действительно есть порядок. Тут гостиница, а не дом свиданий. Ровно в одиннадцать – будьте любезны! Облом у вас, детки, ничего у вас не выйдет!
Валентина не знала, что у Геннадия и Светланы уже все вышло. Светлана пришла два часа назад, когда Валентина дремала в своей комнатке. Войдя в номер, сказала:
– Не дождалась вечера. Знаешь, давай это быстрей сделаем, чтобы уже об этом не думать.
– Не поверишь, я хотел предложить то же самое.
– Почему, верю.
Они молча, посматривая друг на друга и улыбаясь, занялись приготовлениями, словно были супружеской парой. Геннадий задвинул шторы, Светлана, как хозяйка, деловито сняла с постели покрывало, аккуратно свернула, положила на столик. Потом она приняла душ, потом Геннадий принял душ. Она ждала. Он лег к ней под одеяло.
Повернулись друг к другу и долго смотрели друг на друга.
– Почему я совсем не стесняюсь? – спросила Светлана.
– А с другими?
– Думаешь, их было много? Всегда сначала как-то неловко. С тобой нет.
– Мне тоже.
– Ты не собираешься доказывать, какой ты умелый?
– Нет.
– Это хорошо. Давай обниматься.
Они обнялись.
– Так хорошо, что даже жаль, что потом будет не так, – сказала Светлана.
– Будет по-другому.
– Тоже верно. Давай целоваться.
Они начали целоваться.
– Мне нравится, – сказала Светлана.
– Мне тоже.
– Ты не понял, мне очень нравится.
– Ты так и сказала.
– Ну да, извини. Давай опять целоваться.
Они продолжили целоваться.
Он начал опускать руку.
– Не надо, – попросила Светлана. – Это все потом, если захотим. Такие обязательные этапы, их уже все знают. Сначала он, потом она, потом вместе в позициях номер раз, номер два, номер три, далее везде.
– Точно. Техника секса называется.
– Да. Вот мы с тобой такие глупости болтаем, а мне все равно хорошо. И дурой себя не чувствую.
– Я тоже.
– Устала целоваться. Губы даже побаливают. Но все равно хочу.
– Я тоже.
– Эй, ты куда?
– Я просто перемещаюсь в пространстве.
– Понятно. Хорошо.
– Что хорошо?
– Перемещайся.
– Ну вот.
– Что?
– Мы странные. Говорим и говорим.
– Разве мешает?
– Наоборот, мне нравится.
– А давай так и будем говорить. Будто ничего не происходит.
– Ладно. Только не о погоде.
– Само собой. Ты мне нравишься.
– А уж как ты мне нравишься.
– Говори что-нибудь, я хочу тебя слушать.
– Я говорю. Я говорю, что я тебя люблю.
– И я говорю, что я тебя люблю.
– И нам повезло, что мы друг друга встретили.
– Еще как повезло. Или мы самые странные люди на свете, или самые нормальные.
– Мы понимаем, что происходит, вот и все.
– Это правда. Смотри на меня.
– Смотрю.
– Ты смотришь мне в глаза.
– Я смотрю тебе в глаза.
– Мы друг на друга смотрим.
– И нам это нравится.
Тихий стон.
– Что?
– Теперь молчи. Я сейчас от тебя уйду, прости.
– Я хочу с тобой. Не закрывай глаза.
– Не могу, сами закрываются.
– У меня тоже.
– Всё. Ухожу совсем.
– Я с тобой.
– Нет. Так не бывает. Потом встретимся.
– Ладно.
И они, оставаясь рядом и вместе, все-таки ушли каждый в себя, потому что так устроила природа, потому что каждый чувствует свое, даже если очень хочет почувствовать чужое, и даже когда ты все-таки его чувствуешь, оно все равно не твое, а частично присвоенное.
Вернувшись, они долго молчали, глядя друг на друга.
– Ты изменился, – сказала Светлана.
– Ты тоже.
– Зато теперь проще. Мы муж и жена. Муж, пойдешь в душ? Это я нарочно, потому что мы сейчас все пересластим.
– Не успеем. Иду в душ. Не смотри на меня сзади.
– Ты гомофоб?
– У меня на пояснице волосы растут. Смешно.
– Ну вот. Всю романтику испортили.
– И хорошо. Придется опять все начинать заново.
Потом был все-таки момент неловкости, когда им обоим опять захотелось туда, где они только что были, но оба понимали, что нужно подождать.
Но разговорились о разных вещах, успокоились.
Светлана решила застелить постель, привести все в такой вид, будто ничего не было. Чтобы постель не напоминала и не манила раньше времени своей разобранностью.
Тут и пришла Валентина.
У них появилось дело: пить чай.
Пили чай.
Говорили о разных вещах.
– Наверное, я пойду домой, – сказала Светлана.
– Ты же не хочешь.
– Нет. Но – до одиннадцати.
– Ерунда. Она это так, для проформы.
И все же ждали одиннадцати, не возвращаясь пока к тому, чего хотели. Чтобы не прерываться.
Ровно в одиннадцать раздался стук в дверь – жесткий, громкий, административный.
Это были Валентина и Наталья.
– В чем дело, девушка, вас же предупреждали! – сказала Наталья Светлане, будто совсем чужой, хотя хорошо знала Кристину Игоревну, мать Светланы, та с разрешения Натальи наведывалась в гостиничный буфет за пищевыми отходами.
– Здравствуйте, – сказал Геннадий, улыбаясь.
В руках у него был планшет, и неспроста. Он повернул его экраном к Наталье и показал:
– Видите? Это правила предоставления гостиничных услуг, утвержденные правительством Российской Федерации. Что гостям нельзя оставаться на ночь, здесь не указано.
– Думаете, я неграмотная? – оскорбилась Наталья. – Есть правила внутреннего распорядка, чтоб вы знали, в каждой гостинице! Я и в Москве бывала, и за границей, между прочим, тоже, и не раз, нигде гостей на ночь не оставляют!
– Ну, договориться всегда можно, – мягко сказал Геннадий.
