— Вы викария видели? Я его попросила зайти.
— Если просили, то Джеймс сейчас придет, — заверила старушку Джулиет.
— Я хочу ему все рассказать. Это очень важно.
— Вы уже рассказали суперинтенденту Минкину, больше нечего беспокоиться, — наставительно сказала Джулиет.
— Нет, — упорно ответила Флоренс. — Хочу рассказать викарию.
— Он придет… — постаралась успокоить ее Мередит. — Уже пришел!..
В дверях возникла могучая фигура Джеймса Холланда. Мередит поднялась, Джулиет тоже. Джеймс подошел как можно тише, шепнул:
— Доброе утро. Как она?
— У нее что-то на душе, — ответила Мередит, не позволив Джулиет опередить ее. — Хочет вам рассказать.
Джулиет взглянула на койку, на Мередит. Потом мягко проговорила:
— Ну, Джеймс теперь здесь, мы пойдем. Завтра непременно заглянем.
— Как мило, — сказала Флоренс пугающе бесстрастным тоном.
— Ну, что скажешь? — поспешно спросила Джулиет, как только они вышли из больницы.
— Не знаю, и это не наше дело. Что бы там ни было, это дело между ней и Богом. Поэтому ей нужен Джеймс, — твердо объявила Мередит.
Джулиет помрачнела, но спорить не стала.
— Когда ты возвращаешься в Лондон? — осведомилась Мередит. — Хочу пригласить тебя поужинать с нами или лучше куда-то пойти, учитывая мои кулинарные способности.
— Спасибо, в другой раз. Сейчас уезжаю. Забежала Флоренс проведать. — Джулиет замешкалась. — У меня вечером встреча.
— Да? — Интересно, будет ли названо имя поклонника.
Джулиет покраснела:
— Ужинаю с Дагом.
— С Дагом?.. Имеется в виду суперинтендент Минкин? — Мередит остановилась посреди стоянки и вытаращила глаза на подругу.
— Нечего так удивляться, — едко улыбнулась Джулиет. — Дороти Паркер была абсолютно права насчет девушек-очкариков. Это я тебе говорю. Хотя, — добавила она в приливе откровенности, — мои очки Дагу не нравятся. Ничего, придется привыкнуть. — Она призадумалась. — Мне тоже его рубашки не нравятся.
Джеймс Холланд сел у койки:
— Вам больно, Флоренс?
Голова качнулась на подушке.
— Нет. Мне дают таблетки от боли.
— Хорошо. Я вас в любом случае собирался проведать, но вы меня сами позвали. Сразу отправился. Не принес ни фруктов, ни цветов, хотя вижу, вы всем обеспечены.
— Да. — Флоренс шевельнула рукой — худой, кожа да кости, покрытой синяками. — Я должна рассказать вам о нем.
— О Яне?
Казалось, она позабыла, кто такой Ян. Потом вспомнила.
— Нет. О моем отце.
— Ах… — пробормотал викарий. — Я кое-что слышал. Мне Алан рассказывал. Он накопил снотворное и… принял большую дозу.
— Нет, — обиженно бросила Флоренс. — Вот тут вы ошибаетесь. Он их не накапливал. Я накопила.
Викария мороз по спине подрал.
— По-моему, дорогая, вы что-то путаете. Так бывает от болеутоляющих.
— Зачем пришли, если не хотите слушать? — Флоренс впервые за все время слегка оживилась.
— Я слушаю. Простите, — покаялся Джеймс Холланд.
— Когда мы были детьми, он был очень хорошим отцом. — Старушка повернула голову, устремив строгий взгляд на викария. — Поверьте. Изменился после смерти Артура. Потом умерла мама, стало еще хуже. Наконец артрит приковал его к инвалидному креслу, и он преисполнился ненависти. Ненависть его съедала. Он даже нас ненавидел, меня и Дамарис, потому что мы живы, а Артур мертв. Да, — взмахнула она худой рукой, останавливая собеседника. — Не считал, что две дочери стоят одного сына.
— Вы же о нем заботились! Что бы с ним без вас стало? — не удержался глубоко потрясенный Джеймс.
— В те времена это был дочерний долг. Во всяком случае, для незамужних, как мы с Дамарис, — небрежно добавила Флоренс, словно речь шла о чем-то несущественном. — Я поняла, что нам не удастся избавиться от него, пока мы достаточно молоды, чтобы устроить личную жизнь. Отец был несчастен, мы все трое в этом доме были несчастны. Поэтому я копила таблетки, давая вместо них аспирин. Он сердился, ворчал, не мог понять, почему плохо спит. Собирался попросить у врача что-нибудь посильнее. В тот вечер был особенно раздражен, я предложила выпить добрый стаканчик виски, чтоб быстрей заснуть. Пил он в принципе редко, но согласился. Я до краев налила, — с удовлетворением пояснила Флоренс.
— А… снотворное? — едва осмелился пробормотать викарий.
— Постаралась, чтобы он его уже принял. Подмешала в мясную картофельную запеканку. Отец обожал картофельную запеканку. Я ее никогда не любила, поэтому не ела, Дамарис тоже всегда нос воротит от мясного фарша.
— Так… — слабо кивнул викарий.
— Он просто заснул, — продолжала Флоренс, — и все. По крайней мере, я думала, что все. Не умею до конца продумывать. Только что говорила об этом Джулии и Мередит. Наш врач настоял на вскрытии, поскольку отец не был смертельно болен. Можно подумать, причина в его годы имеет значение! Тем не менее ничего страшного не случилось. Он так часто жаловался доктору на несправедливость и невыносимость жизни, что коронер вынес решение о самоубийстве. — Флоренс выпятила тонкие губы. — Правда, жизнь несправедлива. Я не все продумала. Если б продумала, то поняла бы, что для нас с Дамарис уже поздно. Мы никогда не покинем Форуэйз. Застрянем там до конца жизни. Фактически, убийство отца оказалось напрасным. В долгосрочной перспективе ничего не изменилось.
Отец Холланд старался опомниться и рассуждать трезво.
— Флоренс, вы были тогда в тяжелом положении. Понятно, что ваш отец стал нестерпимым. Очень жалко, что семейный доктор ему не советовал перебраться в дом престарелых.
— Он ни за что бы не переехал! — возмущенно воскликнула Флоренс. — Ни за что, пока у него есть свой дом и дочери! В любом случае мы, Оукли, никого не привлекаем к решению наших проблем. Сами о себе заботимся. Даже, — горько добавила она, — если от этого всегда становится хуже. — Она отвернулась, кивнула на стопку журналов на тумбочке. — Это мне почитать принесли. Там одна статья о генах. Я никогда раньше не слышала. Они есть у каждого и что-то передают от одного к другому. Предрасположенность к тем или иным болезням, а может быть, и к поступкам. Скажите, викарий… — Она снова повернула голову и безмятежно посмотрела в его изумленные глаза. — Как вы думаете, нет ли какого-то гена убийства? Похоже, все Оукли к этому склонны.
Глава 26
Эркерное окно гостиной выходит на променад вдоль берега моря. Стоит позднее лето, поэтому на променаде полно отдыхающих. Зимой количество фланеров резко сократится, но кто-то все равно будет бродить даже на резком холодном ветру.
— Собственно, очень приятно, — объявила Джулиет, обращаясь к Дамарис, — сидеть у окна и смотреть, как мир движется мимо. Непременно кого-то увидишь, обязательно что-то случается… Гораздо лучше, чем жить на отшибе, встречаясь с одним молочником. Хорошо и с точки зрения безопасности. Отлично видно любого, кто подходит к дому. И двойные оконные рамы весьма эффективны. Как бы ни дуло на улице, за ними всегда можно спрятаться. Вам наверняка понравится.
— Наверняка, — покорно согласилась Дамарис. — Приятно видеть жизнь и молодые лица. Ты сделала прекрасный выбор, Джулиет, я очень благодарна за помощь.
Джулиет оглядела комнату. Поскольку взрыв газа позаботился об обстановке Форуэйза, здесь все новое, кроме одного предмета. Нового немного: гарнитур — диван и два кресла с обивкой из вощеного ситца, раскладной стол и два стула. Форуэйз пережил только сильно побитый викторианский секретер с откидной полукруглой крышкой.
— В те времена вещи делали навсегда, — оценила его Джулиет. — Подумать только, сверху летели сплошные обломки, а когда расчистили, старый стол стоит. Жалко, сбоку треснул, хоть не так уж и страшно.
Дамарис промолчала.
— Простите, — спохватилась Джулиет, — не стоило напоминать про взрыв. Вы так тоскуете по Флоренс…
Дамарис поежилась:
— Да. Она младше, по справедливости должна была меня пережить, но всегда была слаба здоровьем. Думаю, даже если б не произошла катастрофа, Флоренс ушла бы раньше меня. Я должна была остаться одна. Хотелось бы, чтоб она умерла дома, а не в больнице, хотя с ней очень хорошо обращались, ей там было удобно. Удобнее, чем в Форуэйзе. По-моему, — продолжала Дамарис привычным практичным тоном, — виноват бойлер в ванной. У него всегда был свой характер.
Джулиет поколебалась, не желая показаться назойливой, однако любопытство все-таки пересилило.
— Должно быть, отдельная палата в больнице дорого стоила.
— Ах, за все заплатил Дадли Ньюмен. — Заметив изумление собеседницы, Дамарис пояснила: — Я сразу обратилась к нему, как только Флоренс отправили в больницу. Сказала, что дом рухнул и, может быть, это в его интересах. Он ему никогда не был нужен, только земля. Предложила продать участок с руинами, пусть делает что хочет. Только мне нужна часть денег вперед, прямо сейчас. Кажется, именно так я сказала. Хочу, чтобы моя сестра лежала в отдельной палате со всеми удобствами, чтобы за ней хорошенько ухаживали. Если он без промедления оплатит расходы, пусть вычтет из суммы за землю. Так он и сделал. Заплатил прилично, правда? Ведь ты сразу так и сказала?
