Я безразлично пожала плечами и снова вернулась к своему тоскливому созерцанию. Несмотря на принятое решение, я тянула с его исполнением, с удивлением обнаружив, что хочу жить.
Оказавшись на крейсере, я ожидаемо заняла отсек капитана и оставалась в нем до сих пор. В первый же день Санур предоставил мне копии приказов, снимающих ответственность с моей команды и дающих им право выкупа судна у ассоциации за символическую плату. Наверное, вилор ожидал благодарности, но я, внимательно изучив документы, потеряла к ним всяческий интерес и, подтянув к окну кушетку, заняла наблюдательный пост, с которого не сходила целыми днями. Засыпая и просыпаясь по собственным биологическим часам, вновь зачарованно смотрела в дымку скоплений.
— Ты должна поесть. Тут есть фрукты, тебе же нравятся…
— Ты понятия не имеешь, что мне нравится, — съязвила я.
— Позволь, догадаюсь.
— Не затрудняйся.
— Зачем ты все усложняешь?
— Куда уж проще? Я в рабстве…
— Это похоже на рабство? — Санур обвел руками пространство. — Ты в капитанской…
— …тюрьме, — закончила я за него. — Как не обставляй, но я здесь не по своей воле!
— Ты не дала мне ни единого шанса!
— Я была лабораторной крысой!
— Я бы не вернул тебя на базу!
— Ты бы исследовал меня в другой лаборатории!
— Ты с самого начала играла со мной!
— Ты нравился мне, когда не был Ратом!
— Неужели?! Когда ты опутывала мое сознание, внушая потребность?
— Когда я поцеловала тебя, еще не зная об особенностях твоей слюны и то, что ты не умеешь держать свои зубы подальше от моей кожи.
— Ты была восхитительна, я потерял контроль на одну секунду.
— Этого оказалось достаточно.
Мы замолчали. Я вновь отвернулась, но уже не могла наслаждаться видом, в памяти вспыхнули моменты, о которых мы говорили.
— Ты правду говорила о брачной ночи? — отрывисто спросил мужчина, разрушая очарование.
— Что ты хочешь знать?
— Тогда в хижине ты сказала, что у тебя два года не было мужчины.
— Разборчивая слишком, — буркнула я и нехотя добавила, — да и работа особо не позволяла заниматься личной жизнью.
— А последние три года? — когда он успел сесть рядом, я так и не поняла.
— Не до блуда было, — закрываться, чтобы лгать не хотелось. — Не умею я легко относиться к таким вещам.
— Каким?
— Близость предполагает доверие.
Длинные пальцы неспешно исследовали рисунки на моих руках, посылая волны мурашек. Это оказалось слишком приятным, чтобы отстраняться. Осознав, что я не сопротивляюсь, Санур перебрался мне за спину и уверенными движениями принялся разминать напряженные плечи, спускаясь пальцами на спину и вновь поднимаясь.
— Ты не умеешь доверять, милая? — время от времени жесткие ногти чередовали мягкие прикосновения, оставляя чувствительные дорожки на коже. — Но ведь нужно однажды начать…
— Сколько тебе лет?
— Боишься, что я слишком зрелый для тебя? — насмешливо пробормотал вилор. — В нашем мире при достаточном финансировании можно продлевать молодость вечно. Мне восемьдесят пять.
— Ты удивительно наивно рассуждаешь для своего возраста. Наверное, всегда жил в окружении семьи и…
— То, что я терпелив с тобой, не означает, что я слаб, — хватка на плечах стала несколько болезненной.
— Скольких близких тебе пришлось убить?
— О чем ты?
Вскочив на ноги, я отошла на несколько шагов и развернулась, стараясь не упускать не единой эмоции, исходящей от него. Мужчина был недоволен и несколько разочарован моей реакцией. Он ждал иного ответа.
— Наши технологии сходны с вашими. Но у нас молодость доступна только полезным, нужным. Я свою преданность федерации доказала не раз и поэтому много раз проходила корректировку. Она очищала меня от морщинок и шрамов, оставшихся после нападений и неудачной обороны, но она не могла освободить меня от памяти, опыта, который порой был… болезненный. Мой физический возраст не больше двадцати пяти, но истинный паспортный… — я грустно улыбнулась. — Мне сто семь по вашему исчислению. Ты хотя бы чуть-чуть задумайся, кем нужно быть, чтобы жить так долго в моем мире.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Дай мне ощутить, — он поднялся и решительно протянул мне ладонь.
— Нет, — я шагнула назад.
— Начни с меня. Поверь… — он запнулся и, мотнув головой, вновь сел на кушетку. От глубины исходящей от него безнадежности у меня заныли зубы. — Ты никогда не позволишь мне, так? Не сможешь простить? Открыться? Неужели ты настолько злопамятна…
— Гораздо хуже, чем ты можешь даже себе представить. Мне приходилось в прошлом оступаться и самой исправлять ошибки, — потирая все еще побаливающее горло, я тихо добавила. — Зачастую это означало прерывать жизни тем, кому до этого я открывала свою душу. Это слишком… быстро учит не повторять…
— Дура.
— Что? — встрепенулась я.
— Ты совершенно ничего не понимаешь в жизни. Она стоит того, чтобы пытаться.
Мне хотелось возразить, закричать в это красивое лицо, что он не прав и ничего не знает и даже не догадывается, каково это — быть мной.
Мной…
Одинокой, замкнутой, недоступной.
Бывало, проходили недели в шорохе перебираемых страниц в архивах, где мне не с кем было даже перекинуться парой слов. Вновь оказавшись в обществе, я пряталась по углам, заново привыкая к голосам и лицам. Но чаще меня боялись, ненавидели, но пытались изображать лояльность. Мне приходилось…
— Глупая… это прошло… прошло… — шептал знакомый голос. В полутьме было до невероятности уютно. Вокруг меня обернулись сильные руки и прижали к сильному и гибкому телу.
— Отпусти, — скорее по привычке, дернулась я, надеясь, что Сан не послушает.
— Никуда не отпущу, — он слегка поглаживал большими пальцами живот под задравшейся футболкой, — и никому не отдам.
— Зачем я тебе?
— Нужна, — упрямо твердил он. — Как тебе нужна эта дурацкая Луна.
— Она не…
— Это я создал ее аналог у той планеты, которую ты хотела купить. Знал, что ты узнаешь и не сможешь пройти мимо, — замерев, я пыталась рассмотреть выражение лица Санура, хотя ясно ощущала его стремление порадовать меня. — Планета не разрабатывается. Мы делали мелкие заказы в надежде отследить тебя, ведь я точно знал, что ты в космосе.
— Откуда?
С нежностью он очертил пальцами мое лицо, задержав указательный на нижней губе.
— Я — твой Настоящий, милая, и поэтому каждый день ощущал твою тоску, страхи и надежды. Все, что ты скрывала от окружающих и даже самой себя. Порой ты… — я закрыла его рот ладонью, боясь услышать правду, которую отрицала. — У меня нет пути назад. Дай мне шанс. — Он ощутил подушечкой пальца мою робкую улыбку и прерывисто выдохнул. — Ты нужна мне… очень…
Его губы прижались к моим и замерли. Я понимала, что он не хочет воздействовать на меня дурманом, ждет моего осознанного решения. Осторожно откинув голову назад, я отодвинулась.
— Как долго действует афродизиак в твоей слюне?
— От двух минут до получаса, — мрачно сообщил мужчина.
— Тогда почему я так и не смогла избавиться от тяги к тебе? — потеревшись носом о его подбородок, протянула я.
— Риса… не играй со мной, — мучительно простонал он.
— Может, я дефектная, — продолжала рассуждать я, оглаживая тугие мышцы его груди. Кожа казалась слишком горячей и напряженной. Сквозь ребра ощущалось лихорадочное биение сердца. — Я ведь даже не знаю, что означает быть Настоящей.
— Мы так выбираем своего постоянного спутника жизни. Случается такое крайне редко. Вилоры обмениваются метками. Обычно все происходит на уровне инстинкта, совершенно бесконтрольно, как у меня с тобой. Я ведь совершенно не был готов понять, когда ты сбежала, что не могу жить без тебя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я недоверчиво скривилась, забыв, что он читает меня, как открытую книгу. Длинные пальцы разгладили морщинку поперек моего лба.
— Единственной моей целью эти годы было найти тебя и… - он чуть замялся,
— вернуть. Любым способом. Пойми, милая, если бы с тобой… я бы не выжил… — волна неконтролируемого страха, заставила меня поежиться.
