После того как исполнительные охранники «прозвонили» окружающее пространство и сами останки с помощью миноискателей, реагирующих на взрывчатое вещество, собрали и сложили на муравьиную кучу рассыпавшиеся ракеты — навалились всем скопом и попробовали приподнять с помощью лома дюралевую глыбу. Один край расшевелили и оторвали от земли, но опрокинуть ее даже впятером оказалось невозможно. Невесомый на вид металл, имевший когда-то стремительную, скоростную форму, превратившись в угловатую, колючую груду, стал неподъемным. Пришлось вырубить три длинных слеги, и постепенно подваживая и подсовывая камни, приподняли останки, вывели до критической точки и уже руками, под «раз-два взяли!», под единый братский выдох и с помощью чьей-то матери, перевернули. Охваченные трудовым азартом охранники под руководством любившего покомандовать товарища Жукова тут же набросились разламывать и расковыривать дюралевый пирог, а Шабанов отошел в сторонку и сел на кусок подкрылка.
Через пару минут это заметил кадет, поставил лом.
— Я перекура не объявлял. Ты чего?
— Там их нет, — обронил Герман, утирая лицо от пота, комаров и крови, выпитой ими. — Там пусто…
— Куда же они денутся из подводной лодки? — Жуков вознамерился было всадить инструмент в прошитый корнями, проводами и сухой крапивой дюраль, но отступил к муравьиной куче, выпустил лом и засунул руки в карманы.
Удар о скальный грунт был такой силы, что обе кабины сбило вместе и будто наизнанку вывернуло, пилотские кресла с остатками привязных ремней вместе с приборными досками и дюралем впрессовало в общую глыбу, однако при этом отчетливо видно, что в момент удара штурмовик оказался пустым, и сейчас в этом пироге не было ни костей, ни остатков одежды, ни клочка от спасательных парашютов. Только смотреть на все это следовало издалека, как смотрят на большую картину…
И на лице Жукова тоже спрессовалось сразу несколько противоречивых чувств, от глубокого недоумения и растерянности до крайнего возмущения и скрытой радости. На Шабанова сразу пахнуло ностальгическим воспоминанием самого последнего всплеска детства…
На зимние каникулы в десятом классе, под большим секретом и в обстановке полной конспирации товарищ Жуков собрал команду из пяти человек, добился, чтоб всем выправили проездные документы до города Томска, и повез к себе домой. Его родители жили в пригородном закрытом поселке физиков-ядерщиков, ученых-оборонщиков. Они тоже были учеными, имели роскошный, по тем временам, коттедж в сосновом бору, и оказались людьми веселыми, компанейскими и понятливыми. Чтоб не мешать молодежи, уехали куда-то на неделю, оставив в распоряжение сына дом и автомобиль «Волгу».
Гусарить начали в первый же день вольной жизни, купили много шампанского, привезли на машине девушек — бывших Олеговых одноклассниц, приготовили целый таз плова, и пошел пир горой. В то время к женскому полу они относились трепетно и даже боязливо, о грехе никто не помышлял, и в основном хлестались перед ними своей смелостью и удалью. После танцев и стрельбы из мелкашки на приз — поцелуй королевы бала, каковой выбрали подружку Олега, стало скучновато, набились вдесятером в «Волгу» и поехали кататься по поселку. Но и это скоро надоело, и тогда товарищ Жуков придумал игру для настоящих мужчин, и под восторженный визг девчонок они помчались за десять километров на охотничью базу ученых. Там в лесу, на отшибе, стояла огромная клетка, где держали медведя для притравки собак. В углу ее была устроена берлога — сруб, засыпанный соломой и землей, из отдушины курился парок, значит, зверь спал. Простенький замок на решетчатой двери открыли куском проволоки и бросили жребий, растащили из шапки номерки, и первому входить в клетку выпало самому товарищу Жукову. Тогда и в мыслях не было, что он мог каким-то образом смухлевать, подтасовать и получить бумажку с цифрой один.
Девчонки затаили дыхание в предчувствии зрелища, и только королева бала прошептала испуганно:
— Мальчики!.. Мальчики, может не надо, а?
Олег, словно дуэлянт перед поединком, скинул на снег шинель и шапку, снял китель и, оставшись в одной белоснежной рубашке и перчатках, потянул на себя дверь. Тогда Шабанов так и не смог понять, отчего этот взрывной, импульсивный человек вдруг становится холодным и бесстрастным в решительное мгновение — от безудержной храбрости или от тщательно скрытой, тайной трусости, которую всякий раз приходится подавлять. Ему хотелось верить, что это от природной храбрости, от полного отсутствия чувства страха, как у некоторых пород благородных охотничьих собак. Шабанов в тот момент отчаянно трусил, душа дрожала, билась у горла и хотелось закричать или убежать, хотя очередь его была третьей. Товарищ Жуков вошел в клетку, оставляя глубокие ямы на снегу, пробрался к устью берлоги, хотя это не требовалось по условиям игры, спокойно развернулся спиной и неторопливо, будто смакуя страх, прошагал назад своим шагом. Напряженные от ужаса девчонки просияли, захлопали, но Олег показал кулак и приложил палец к губам — разбудите медведя!
Они уже все любили его! И теперь хоть в доску расшибись, хоть в берлогу залезь и поцелуйся со зверем, такого эффекта уже не произведешь. Будут говорить, ты тоже — ничего, не сдрейфил, не струсил, не сачканул…
Второй по жребию тоже скинул верхнюю одежду — в детстве всегда хотелось кому-то подражать! — довольно смело открыл дверь, втиснулся в клетку и громко сказал:
— Мишка! Кончай ночевать! Подъем! На зарядку становись!
Все чуть нервно засмеялись, зашевелились — оценили находку.
В тот момент Шабанов и увидел багор, прислоненный к клетке. Вероятно, им доставали опустошенные зверем тазы с пищей, чтобы не входить каждый раз. Он взял этот шест со стальным крюком на конце, и в шинели под ремнем, чтобы не видно было, как трясутся коленки, ступил за дверь. Снегу в клетке было столько, что быстро не отскочить, да еще мешали длинные полы шинели, и потому Герман двигался к берлоге, протаптывая целую дорогу.
— Мальчики! Мальчики! — громко сказала королева бала. — Может, все-таки не надо? Ну хорошо, я вас всех поцелую! Ну, пожалуйста!
Юная, а вернее, детская еще, но благородно-королевская душа чувствовала, чем может закончиться эта шалость, но ее никто не слушал, никто даже из девчонок не поддержал. Шабанов пробил путь к заснеженному холму и сунул в отдушину багор. И сейчас же сухой, чуткий шест отозвался обратным, сильным толчком. Была мысль отступить, выскочить из клетки, но этого толчка никто не заметил, не ощутил, и потому Герман пихнул багром еще раз.
В следующее мгновение произошел взрыв. Столб снега взметнулся фейерверком, запорошил лицо, вырвался за клетку, а из полуразрушенного холма восстал огромный, мохнатый зверь. Солнечный свет и сверкающий снег ослепили его, медведь присел, держа перед собой когтистые передние лапы, с шумом потряс головой.
— Беги! — закричала королева бала.
Шабанов хотел развернуться к зверю спиной, но не смог, не пересилил себя и медленно попятился, выпустив багор. И перед тем, как спиной открыть клетку, обернулся и увидел совсем рядом лицо товарища Жукова.
На нем был целый конгломерат чувств — от недоумения до возмущения, от гнева до радости…
И сейчас, при виде явных доказательств того, что в момент катастрофы пилотов в машине не было, на его лице отразилась та же гамма чувств. Дело в том, что спустя полгода, когда они вместе поступили в летное, Олег признался, что на каникулах хотел попросту разыграть пацанов, поскольку заранее знал, что медведя в берлоге нет и быть не может. Отец ему еще осенью написал, что старого, ленивого и давно безразличного к собакам зверя пустили в расход и теперь не на ком притравливать молодых лаек…
А когда Шабанов вышел из клетки, на Жукова обрушились все, в том числе и девчонки. Кричали, что он дурак, фраер и вьпендрежник, и особенно старались те двое, которым так и не удалось войти в клетку с растревоженным, орущим зверем и довести игру до конца. Но Олег молчал, никак не мог побороть фонтан своих чувств.
Потом еще прибежал сторож с кнутом…
Когда спускались назад, на болотистую площадку, где должен был сесть присланный из Киренска вертолет, шедший впереди товарищ Жуков несколько раз останавливался, поджидал Шабанова и заводил примерно один и тот же разговор.
— Не может быть! Фонари на месте, кресла на месте, значит они не катапультировались! Тогда где останки? Зверям не растащить… Где? Надо обязательно вернуться, найти «черные ящики»… Нет, этого быть не может!
— Может, — на ходу бросал Герман. — Я же говорил тебе…
— Ну да, может, — как-то туповато соглашался кадет. — Но там, где ты был! Нет, я верю! Сам видел! И допускаю… Только там, там! А здесь откуда? А потом, как это возможно, технически? Взять и вынуть пилотов из летящей машины?.. Чую, здесь какая-то авантюра, фокус! Что-то здесь не то!
