Моральный уровень большинства чекистских начальников был крайне низок. За некоторыми из них кровавый след тянулся с предреволюционных лет — так, начальник Ачинского окротдела ОГПУ К.Я. Крумин был осуждён к повешению за убийство жандарма, но как несовершеннолетний отделался каторжными работами. Ещё больше подобных «революционных заслуг» было у его коллеги, начальника Хакасского, Тулунского и Каменского окротделов ОГПУ С.В. Шкитова. В 1907 г., будучи анархистом-коммунистом, он «лично участвовал в убийстве начальника Красноярской тюрьмы Смирнова, старшего городового Юсупова, в Благовещенске при задержании убил городового и ранил агента охранного отделения, участвовал в нескольких экспроприациях». Весной 1918 г. Шкитов несколько недель провёл под стражей в красноярской тюрьме по обвинению в убийстве красногвардейца. С 1920 г. Шкитов работал комендантом ЧК, исполняя смертные приговоры, а затем был переведён на оперативную работу. Помначальника ИНФО полпредства О.М. Арит в 1908 г. арестовывался на год по подозрению в убийстве «двух шпионов», а в 1912 г. провёл год в заключении за укрывательство брата-дезертира.
Лица, шедшие наверх по трупам, были привычны для системы ЧК-НКВД. Будущий замначальника Иностранного отдела НКВД СССР Н.М. Шнеерсон, являясь в 1921 г. юным сексотом ГПО ДВР, специально вскрыл диппочту, доверенную ему приятелем, бывшим чекистом А.Г. Зайцевым-Мейтиным, и подвёл того под расстрел как японского шпиона. В ноябре 1925 г. Шнеерсон, возглавлявший отделение контрразведки Приморского губотдела ОГПУ во Владивостоке, отправил следующую красноречивую записку начальнику 53-го погранотряда Панову: «Посылаю тебе мышьяк 25 грам[мов]. Им можно отравить 100–150 человек. Исходя из этого, ты можешь соразмерить, сколько нужно на каждого человека. На глаз нужно маленькую щепоточку…»[348].
Многие чекисты начали свою политическую жизнь с такого распространённого преступления, как дезертирство. Помимо К.Я. Крумина, дезертирами периода 1914–1917 гг. являлись начальники: Томского окротдела ОГПУ И.А. Мальцев, Рубцовского — М.Ф. Гольмер-Зайцев, Славгородского — Я.П. Пакалн (в конце 1914 г. сдался немцам в плен в первом же бою), начальник ДТО ОГПУ Томской железной дороги А.М. Снопковский, заместители начальников окротделов В.Я. Шешкен и Н.В. Марков, ответственные работники полпредства П.Е. Щетинкин, Б.Д. Грушецкий, А.Я. Евграшкин. Не меньшее количество руководящих работников полпредства было дезертирами из армии Колчака. Будучи ветеранами ВЧК-ОГПУ, личности такого сорта не представляли доставшейся им власти без личного произвола, мошенничества, пьянства и устройства «сладкой жизни». Заодно отметим, что руководителями крайКК ВКП(б), разбиравшими проступки коммунистов Сибири, были тоже дезертиры российской армии М.И. Ковалёв и И.В. Громов-Мамонов[349].
Почти в каждом окротделе в период 1926–1929 гг. попадался начальник, совершивший какое-либо серьёзное злоупотребление. Сначала под удар попал глава Бийского окротдела ОГПУ К.К. Вольфрам, снятый в декабре 1926 г. за крупные финансовые злоупотребления. Коллегией ОГПУ Вольфрам был осуждён на 4 года концлагеря, но сразу освободился по амнистии и постепенно вернулся в номенклатуру.
На пьянстве в притонах попался главный барабинский чекист М.А. Атенков. Начальник Алданского окротдела Н.В. Теплов оказался уволенным из ОГПУ, а его дело в марте 1928 г. было отправлено в Москву. Теплов был в том же году осуждён, но затем амнистирован и в 1930–1931 гг. подвизался замначальника Вишерлага ОГПУ. М.Д. Мухин, до 1927 г. работавший замначальника и врид начальника Канского окротдела ОГПУ, а затем переведённый в Барабинский окротдел, в марте 1928 г. был арестован за присвоение пишущей машинки, фотоаппарата, маузера, пистолета, трёх золотых крестов, а также за связь с адмссыльной. Сменивший Мухина в Канске И.А. Ардатьев вскоре, однако, был убран за барство, кумовство и постоянную нецензурную брань в обращении с подчинёнными. Для оценки чекистской психологии показательно, что, когда Ардатьев заболел, он приказал одному из сотрудников «собрать материал на врачей»…[350].
Начальник Минусинского окротдела Н.Н. Зинуков 15 сентября 1928 г. был уволен за допущение пьянства в аппарате окротдела и позднее оказался на работе в милиции. С.Т. Пилипенко, большевик с 1905 г. и начальник Киренского окротдела ОГПУ, в июне 1929 г. был исключён из партии за организацию систематических пьянок окружного начальства, растрату 1.200 руб., присвоение конфискованного оружия и связь с адмссыльными. Вскоре Пилипенко был осуждён крайсудом на 10 лет, но смог очень быстро освободиться восстановиться в партии и выхлопотать пенсию.
Начальник Красноярского окротдела ОГПУ М.М. Чунтонов оказался крайним в скандальном деле председателя тамошнего окоисполкома и члена ВЦИК В.В. Полюдова. Оказывается, сидя в колчаковской тюрьме, большевик Полюдов 29 октября 1919 г. обратился с письмом в особый отдел при Всероссийском правительстве, прося зачислить его туда на «действительную службу». Возможно, это была просто попытка выйти на свободу, но Полюдов в 1929 г. был осужден как «колчаковский контрразведчик» и оказался на Соловках. В августе 1929 г. СибКК ВКП(б) обвинила Чунтонова в том, что когда информация из Омска о пресловутом письме пришла в Красноярск, Чунтонов якобы положил её под сукно. На деле чекисты сразу поставили партийные власти в известность об инциденте, однако Полюдов был ставленником самого С.И. Сырцова, к тому времени отозванного из Сибири на должность председателя СНК РСФСР. Это обстоятельство и предопределило долгую историю с разбирательством дела Полюдова. В итоге Чунтонов был убран с оперативной работы с вынесением строгого партвыговора и получил под начало только что созданный Сибулон[351].
Начальник Славгородского окротдела И.М. Иванов был снят с работы за скрытие убийства человека пьяным сотрудником ОГПУ И.П. Барановым. Застрелив ночью прохожего, Баранов заявил сопровождавшему его Булычёву: «Это оппозиционер — чёрт с ним». Славгородский окружком ВКП(б) 29 августа 1929 г. в самом спокойном тоне (убийство названо хулиганством, сохранение убийцы на прежней должности — ошибкой) отметил следующее: «Убийство Зубанина [правильно — Н.П. Зубекина — А.Т.] не носит политического характера, а произведено в пьяном виде и хулиганской выходкой работника ГПУ Баранова, разговоры об убийстве и гонении якобы на высланных оппозиционеров начались вследствие допущенной ошибки Иванова (нач. ГПУ), не принявшего мер к производству следствия и изоляции Баранова от работы в ГПУ». Создаётся ощущение, что для окружкома тогда главную проблему представляли панические слухи, распространившиеся среди ссыльных троцкистов… Вскоре за Ивановым был убран И.А. Медведев, начальник Иркутского окротдела ОГПУ: 9 октября 1929 г. крайком ВКП(б) снял его с должности с вынесением выговора за более чем 4-месячную задержку с решением вопроса о массовых изнасилованиях работниц (что привело к самоубийствам) на Тальцинском стеклозаводе[352].
Чекисты, как и в начале 20-х гг., постоянно подвергались разоблачениям в связи со скрытием компрометирующих фактов своих биографий. Начальник ОДТО ОГПУ ст. Иланская в Канском округе Н.С. Савельев в 1926 г. был арестован и затем уволен как бывший торговец и колчаковский милиционер. А уполномоченный ОДТО ОГПУ ст. Славгород Я.Н. Колмаков в июле 1926 г. был арестован по обвинению в некоей контрреволюционной деятельности, но две недели спустя его дело прекратили по амнистии. Опытный чекист из аппарата ЭКО А.Д. Садовский в 1928 г. был разоблачён как пособник колчаковских карателей. Было ему при белой власти 15 лет, но всё равно оперативника арестовали и решили судить за доносы на сторонников большевиков. В итоге Садовскому зачли в наказание время, проведённое под стражей, ограничившись увольнением его из ОГПУ. Начальник Барабинского окротдела Н.М. Беляков в феврале 1929 г. был уволен из ОГПУ и обвинялся сначала в службе в белогвардейском карательном отряде, а затем, когда эти обвинения не подтвердились, в неудовлетворительном состоянии окротдела и слабой «агентурно-осведомительной работе в деревне»[353].
Любопытен конфуз, который случился с самим Заковским в 1929 г., когда он оказался задержан народным следователем Мрачковским. По неведомым причинам Заковский не представился (то ли он в этот момент встречался с агентом, то ли предавался изнеженности нравов) и оказался за что-то на короткое время лишённым свободы. В июне 1929 г. «проявивший излишнее рвение» молодой следователь получил за самоуправство месяц исправительных работ, после чего крайсуд, учтя рабочее происхождение Мрачковского, заменил наказание общественным порицанием[354].
Как и в начале 20-х годов, чекисты повседневно практиковали незаконные аресты, а также избиения и издевательства над арестованными. Замначальника Красноярского окротдела ОГПУ П.М. Олехнович в 1926 г. привлекался прокуратурой к ответственности по ст. 108 и 112 УК за незаконные аресты, но без каких-либо последствий. В декабре 1927 г. прокурор Красноярского округа Е.И. Курдов отмечал неоднократные жалобы арестованных на избиения их чекистами-транспортниками. В 1928 г. оперативник Каменского окротдела ОГПУ безнаказанно избил крестьянина. В конце 1928 г. были арестованы оперработники Славгородского окротдела ОГПУ Е.Г. Салмин и С.Г. Ерёмин: «за употребление незаконных приёмов при допросе преступника». Салмина осудили на 3 года концлагеря, а Ерёмина освободили как чистосердечно раскаявшегося. Помуполномоченнного Канского окротдела П.Е. Самойлов в 1929 г. за избиение арестованного получил трое суток ареста.
