знала, было вычислительной камерой квантового компьютера. В отличие от детекторной камеры нейтринной лаборатории, которую переоборудовали для иных целей, квантовый компьютер Понтера оставался полностью функционален; по сути, как поняла генетик, без него портал тут же закрылся бы.
Она увидела перед собой четверых неандертальцев; все четверо – мужчины. На одном из них было поблёскивающее серебристое одеяние; остальные трое были одеты в рубахи без рукавов и такие же штаны с приделанной к ним обувью, в каких ходил Понтер. Их светлые волосы, тоже, как у Понтера, разделялись ровно посередине; все были невероятно мускулисты, все с короткими ногами, выгнутыми надбровьями и массивными носами-картофелинами.
Из-за спины послышался голос Понтера, говорящего по-неандертальски. Мэри чуть не подпрыгнула от неожиданности. Конечно, она и раньше слышала, как Понтер говорит по-неандертальски полушёпотом, в то время как Хак громко переводит его слова, но до сих пор ей ни разу не приходилось слышать, как он разговаривает на своём языке в полный голос. Сказанное им, по-видимому, было какой-то шуткой, потому что все четверо неандертальцев рассмеялись глубоким, лающим смехом.
Мэри отступила в сторону от выхода из туннеля, давая Понтеру пройти. И тут…
Разумеется, Понтер много рассказывал ей об Адекоре, и умом она понимала, что у Понтера есть близкие люди в его мире, но…
Но, несмотря на своё либеральное воспитание и широту взглядов, она почувствовала, как её желудок болезненно сжимается при виде того, как Понтер обнимает неандертальца, который, по-видимому, и был Адекором. Их объятие было крепким, а лицо Понтера прижималось к заросшей бородой щеке Адекора.
Мэри сразу поняла, что она чувствует, но с тех пор, как она испытывала такого рода эмоции в последний раз, прошли годы, даже десятки лет, и ей стало стыдно за себя.
Это действительно было стыдное чувство, и она знала, что обязана справиться с ним как можно быстрее, если рассчитывает на долгосрочные отношения с Понтером.
Она ревновала.
Понтер выпустил своего друга из объятий, потом поднял правую руку, обратив к нему внутреннюю сторону предплечья. Адекор поднял руку в таком же жесте, и Мэри увидела, как на дисплеях их компаньонов вспыхнули какие-то символы; возможно, Понтер получал все сообщения от Адекора, которые тот ему отправил в его отсутствие.
Они опустили руки одновременно, но Понтер тут же направил свой компаньон на Мэри.
– Пресап тах Мэре Вохнн дабаллета сохль, – сказал он, и поскольку слова были обращены не к ней, Хак не стал их переводить.
Адекор, улыбаясь, выступил вперёд. У него было доброе лицо, ещё шире, чем у Понтера, – с салатницу размером. А его круглые глубоко сидящие глаза были изумительного зелёно-голубого оттенка. В целом он выглядел как пекарёнок Пиллсбери[73] в стиле «Флинтстоунов»[74].
Понтер понизил голос до шёпота, и Хак перевёл с нормальной громкостью:
– Мэре, это мой партнёр, учёный Адекор Халд.
– Преват, – сказал Адекор, и Мэри на мгновение смешалась, но быстро догадалась, что Адекор пытался сказать «Привет», но не смог произнести некоторые звуки. И всё же она была впечатлена и польщена тем, что он пытался учить английский.
– Привет, – сказала Мэри. – Я много о вас слышала.
Адекор слегка наклонил голову, очевидно слушая перевод, сделанный для него его собственным компаньоном, через кохлеарные импланты, а потом повел себя совершенно по-людски – широко улыбнулся и сказал с сильным акцентом:
– Надеюсь, только хорошее.
Мэри не выдержала и рассмеялась.
– О да, – сказала она.
– А это, – произнёс голос Хака, переводящего речь Понтера, – эксгибиционист.
Мэри опешила. Понтер говорил о парне, одетом в серебристое. Она не представляла, как может себя повести, если этот странный неандерталец сейчас распахнёт перед ней своё одеяние.
– Ох, рада с вами познакомиться, – растерянно проговорила она.
Незнакомец не догадался понизить голос до шёпота и предоставить компаньону переводить его слова в полный голос, так что Мэри с трудом разделяла его неандертальскую речь и английские слова, производимые компаньоном.
– Мне известно, – разобрала она, – что в вашем мире меня называли бы репортёром. Я посещаю интересные места и позволяю людям смотреть то, что передаёт мой компаньон.
– Все эксгибиционисты одеваются в серебристое, – пояснил Понтер. – Одежду такого цвета носят только они. Если ты видишь человека, одетого, как он, то знаешь, что на тебя сейчас смотрят тысячи людей.
– А-а! – воскликнула Мэри. – Эксгибиционист. Да, я помню, ты о них рассказывал.
Понтер представил двух других неандертальцев. Один оказался принудителем – по-видимому, что-то вроде полицейского, другой – дородный специалист по робототехнике по имени Дерн.
На мгновение феминистка в Мэри возмутилась тем, что в лаборатории квантовых вычислений не оказалось ни одной женщины, но, понятное дело, женщин здесь быть не могло: как ей было известно, шахта располагалась под Окраиной Салдака.
Понтер провёл Мэри через лабиринт торчащих из пола цилиндров, вверх по короткому лестничному пролёту и через дверь в пультовую. Мэри тут же замёрзла: неандертальцы не любили жару, хотя в натуральном состоянии так глубоко под землёй должно было быть так же жарко, как в том мире, из которого она явилась. Где-то, несомненно, работали кондиционеры; взглянув вниз, Мэри со смущением обнаружила, что её соски напряглись и чётко обозначились под тканью блузки.
– Как вы охлаждаете здесь воздух? – спросила она.
– Сверхпроводящие тепловые насосы, – ответил Понтер. – Работают, как установленный научный факт.
Мэри оглядела пультовую, с удивлением отмечая, до чего странно выглядят здешние пульты управления. Она даже не думала, что внешний вид человеческих приборов и инструментов был продуктом случайного выбора промышленных дизайнеров и что их «высокотехнологичный» дизайн – далеко не единственное возможное решение. Вместо полированного металла и строгой чёрно-белой гаммы большинства человеческих приборов здешние консоли управления были, по большей части, кораллово-розовыми и не имели острых углов, а элементы управления нужно было вытягивать из поверхности, а не вжимать в неё. Не было ни светодиодных индикаторов, ни циферблатов, ни переключателей. Индикаторы были скорее отражающими, а не излучающими, а текстовые дисплеи изображали тёмно-синие символы на светло-сером фоне: поначалу она приняла их за наклейки с напечатанным текстом и только потом заметила, что символы на них меняются.
Понтер быстро провёл её через пультовую, и они вышли к деконтаминационной установке. Прежде чем она успела понять, что происходит, Понтер расстегнул застёжки на плечах своей рубахи и стянул её. Через секунду он снял с себя и штаны. Запихал свою одежду в цилиндрическую корзину и вошёл в камеру. Пол в камере оказался вращающимся: он поворачивал стоящего неподвижно Понтера, так что сначала Мэри видела его широкую спину и то, что было ниже, а потом его столь же широкую грудь и всё,
