на его же собственном, выпачканном в грязи, зеленом плаще.
В забытьи ему являлись какие-то сумбурные, отрывочные видения.
Вот он идет в чистейшем белом одеянии по торжественно украшенной анфиладе
залов большого дворца, архиепископы и кардиналы с обеих сторон кланяются ему, а
впереди, навстречу ему, поднимается с трона сам папа римский…
…Вокруг свирепый ветер крутит тучи песка. На его лице повязка, закрывающая
до самых глаз, но и она плохо помогает — песок проникает всюду. Трудно дышать.
Очень хочется пить. И, кажется, он окончательно сбился с пути в этой песчаной
буре…
…Впереди, на скалах, стены мощно укрепленного города. Оттуда летят стрелы и
камни, льются потоки пламени на головы осаждающих…
…Страшно. Повсюду кривые сабли и злобные лица. Сейчас они накинутся и
изрубят его на куски. Но они медлят, как будто что-то мешает им…
…Свет во тьме. Словно вспыхнувшее в ночи солнце, возникает из темноты лик
Иисуса Христа...
Он открыл глаза. Аббат Мори склонился над ним, положил руку ему на лоб, и
от ладони аббата шло приятное тепло. Рядом с аббатом стояли де Сент-Омер, его жена
Маргарита и дочка Розалинда. Лица у всех были озабоченные, но их выражение сразу
сменилось на радостное, когда рыцарь открыл глаза, начал приподниматься, опираясь
на локоть, и заговорил.
— Почему я здесь? — слабым голосом спросил де Пейн, оглядывая уже
знакомую ему комнату в покоях де Сент-Омера.
— А где же тебе надлежит быть, как не у дяди? Весь день пробыл ты в
забытьи после контузии. — Ласково произнес де Сент-Омер.
— А кто победил на турнире?
— Испанский барон Санчо Альвадерес.
— Я знаю его. Он славный боец.
— Но и вы… Вы так храбро дрались! Видели бы вы, как горько я плакала,
когда вы упали…— Поспешила вставить Розалинда.
— Дядя, надеюсь, вы отдали победителю мою лошадь и доспехи? — Перебил
девушку едва пришедший в себя де Пейн.
— Твоя лошадь так лягнула его копытом, что чуть не убила. Поэтому он взял
твоего второго коня. — Сказал де Сент-Омер.
— Но у меня не было второго коня, дядя. Я приехал в Труа без запасной
лошади.
— Того коня, что ты выиграл в поединке первого дня турнира. Кстати, ни твоя
кольчуга, ни твой шлем тоже не подошли этому де Пюи. Поэтому он взял себе броню
поверженного тобой парижанина. Она и стоит подороже. Так что все твое прежнее
добро уцелело.
— Это хорошо, дядя. Вы даже не представляете себе, насколько я привык к
своей лошади. — Произнес Гуго.
— Ну, раз он вспомнил про свою лошадь, значит теперь с ним все в порядке,
по-другому и не могло быть. Вы зря так сильно волновались, — сказал аббат Мори и
направился к выходу.
— Мы беспокоились и послали за аббатом. Он великолепный целитель. Он
положил ладонь вам на лоб, и вы сразу очнулись. Знаете ли, Гуго, что он вылечил
даже безнадежно больную матушку нашего герцога? — сказала супруга дяди
Маргарита, когда дверь за ушедшим Мори закрылась.
— Я не слышал об этом, но и без того аббат — человек добродеятельнейший
из всех, кого я встречал в своей жизни.
К вечеру Гуго де Пейн уже пришел в себя настолько, что смог встать,
придерживаясь, правда, за стену. Он самостоятельно добрался до отхожего места и
обратно, но на большее сил пока не хватило. При малейшем движении головы в глазах
начинало темнеть, а мир вокруг напоминал красноватое туманное марево. Но,
несмотря на столь плачевное состояние здоровья, Гуго попробовал уговорить своих
родственников помочь ему перебраться обратно в гостиницу. Конечно же, дядя _______и его
семейство не хотели даже слышать об этом, и, истратив в бесполезном споре с ними
последние силы, де Пейн снова впал в беспамятство, но теперь это был просто
глубокий сон выздоравливающего человека.
Несколько дней пробыл Гуго де Пейн у своей родни, окруженный заботой и
душевным теплом. Все эти дни за ним неустанно ухаживала прислуга дяди под
руководством Маргариты и Розалинды де Сент-Омер. Сам же де Сент-Омер большую
часть времени проводил подле своего сюзерена, поскольку постоянные пиры
требовали обязательного присутствия виночерпия.
На второй день де Пейну милостиво позволили прогуляться по дворцовому саду.
Розалинда, вызвалась сопровождать молодого рыцаря на эту прогулку, и он не мог
отказаться от ее общества. Он шел по аллее еще совсем слабый, с кружащейся
головой, поддерживаемый угрюмым оруженосцем своего дяди, а она шла рядом и
говорила без умолку. Она рассказывала о Лотарингии, о красоте горных долин, о
своем отце, о герцоге Готфриде и о его благодетельной матушке. Эти простые темы
девушка преподносила удивительно живо и бойко, и с таким искренним восторгом
восхищалась всем, как будто все и в природе, и в людях действительно было
прекрасно и возвышенно, и не существовало ни войн, ни бед, ни несчастий. И чем
больше слушал ее де Пейн, тем яснее он понимал, что голос Розалинды начинает
очаровывать его, заставляя все больше внимания обращать на девушку. Сам того
поначалу вовсе и не желая, через некоторое время молодой рыцарь уже внимательно
рассматривал ее красивое лицо, статную фигуру, прекрасные глаза. Уже на
следующей прогулке он сам устыдился своих мыслей: ему захотелось быть ближе к
ней, обнять ее, прижать к самому сердцу. Но он знал, что эти мысли выражали лишь
слабость плоти, не более, и он боролся с собой. Он помнил, что сердце его умерло
вместе с Кристиной де Селери, которую он когда-то любил безумно и страстно. Он
помнил, что дал на пепелище ее родового замка перед обгоревшей иконой Богоматери
страшный обет безбрачия. И он не поддался искушению. Ни жестами, ни единым
своим словом или взглядом Гуго де Пейн не дал понять юной Розалинде, что она сама
заинтересовала его неизмеримо больше, нежели все ее невинные рассказы.
Пасхальная неделя прошла, а вместе с нею в прошлом остались торжества и
рыцарский турнир. Снова начались дожди. Пасмурная погода держалась уже шестой
день. Хотя почки на деревьях вовсю начали лопаться, весна пока все еще как-то
неуверенно вступала в свои права. Сырой и холодный воздух до сих пор владел
улицами Труа, его домами и замками, а вечера по-прежнему оставались такими
промозглыми и неуютными, что даже самые вороватые крысы прятались по укромным
углам подальше от злых сквозняков.
Кончились праздники, и начались будни. Гости разъехались. Герцог Бульонский
