Пульс ускорился. Я мог сорваться с места и оторваться от нее через пять блоков.
Подожми хвост. Защити свою задницу. Беги.
Так же, как и в ночь, когда я встретил ее.
Мои внутренности восстали против этой идеи, странный импульс подогрел мои вены, шипя от желания бороться.
Бороться за нее.
Глубоко внутри я знал, что из этого ничего не выйдет. Но я не мог принять этого. Не мог вынести боль, которая появлялась при этом.
Я убрал руки с руля, расслабил их на бедрах, и отсчитывал ее приближение быстрыми вдохами.
Она остановила свой байк на обочине возле меня. Мы находились друг напротив друга, наши ноги были в миллиметрах, и мы терпеливо ждали. Выражения наших лиц были надежно скрыты под визорами. Никаких ожиданий. Просто наблюдение.
Я выключил двигатель, она сделала тоже самое. Грохот машины раздался вдалеке, но эта широкая Роджерс Авеню под бетонными арками подвесного железнодорожного моста принадлежала нам.
Ее шлем наклонился вниз, когда она стала водить указательным пальцем по крышке бензобака.
— У тебя есть ключ от моей квартиры, а ты меня преследуешь? — она посмотрела вверх. — Мне стоит переживать?
— Я не принесу вреда.
Она прыснула со смеху.
— Слыша, как ты говоришь это своим проклятым голосом… — она откашлялась. — Хорошая попытка.
О, если бы она сейчас видела мою бровь. Бесспорно, она соответствовала изгибу моих губ.
— Тебя не было на гонках сегодня.
Ее шлем дернулся в сторону.
— Теперь скучаешь по мне, не правда ли?
Я бы сказал ей прекратить, но да, я, блядь, скучал по ней. Так сильно, что протянул руку и опустил на ее неугомонные пальцы на бензобаке.
Она отдернула их, отпрянув от меня всем телом. Напряжение сковало ее спину, когда она наклонилась вперед и ухватилась за рукояти руля. Смотря перед собой, она потянулась к зажиганию.
Я сжал руки. Господи, это я сделал с ней такое. Вся эта херня сделала ее раздражительной, уничтожила способность доверять, а обычный жар, который был между нами, исчез. Если она и лелеяла хоть какие-нибудь чувства к Неуловимому, они были глубоко похоронены под ее болью.
— Останься, — я скрестил руки на груди, запирая ладони в ловушке. — Я буду держать руки при себе.
Проходящие секунды напоминали вечность. В голове зарождалось давление, мое тело пульсировало от жажды сказать ей, кем я был и почему я сделал с ней то, что сделал.
Но я не мог рисковать. Трент контролировал ее угрозами, что означало, что она могла выдать ему любую информацию, которую я мог ей раскрыть.
Ничего из этого не имело значения. Не в этот момент.
Сейчас я был простым мужчиной, который хотел находиться рядом с ней.
— Расскажи мне что-нибудь, — она повернулась, чтоб посмотреть на меня, но все еще была готова сорваться с места. — Что-нибудь личное.
Это была тихая просьба, если не учитывать, как ее передали. Она не молила. Скорее пыталась наладить связь, которой у нас не было прежде.
Мои колени расслабились на байке, пальцы разогнулись под кожей перчаток. Я хотел этой связи. Я хотел, чтоб она была настоящей.
Я и решил поделиться с ней самой сокровенной, глубоко похороненной мыслью, которую даже я сам иногда боюсь произнести вслух.
— Я очень зол на свою мать.
Слова срикошетили в моей голове, вибрируя в теле с тембром модифицированного голоса. Она выровняла спину и сложила руки на бедрах. Ее молчание успокаивало, странным образом подначивая к разговору.
Я провел ботинком по бетону между нашими байками.
— Я не имею права. Я знаю это. Она оставила меня не по своему желанию. Не по ее вине у меня нет семьи. Но она все равно ушла. Оставила меня ни с чем. Только со злостью, — в моей груди появилось напряжение, а руки сжались над животом. Разозленные тринадцатилетние парни в детском доме для мальчиков редко заводят друзей. Мне интересно, почему Бенни удалось увидеть во мне друга.
— Хммм... Это извинение за то, каким хером ты был тогда ночью?
Я сожалел о каждой гребанной вещи, которую я сделал с ней.
— Ага, — я так сильно хотел разжать руки и притянуть ее к себе, но я сказал ей, что не стану ее трогать. — Твоя очередь. Что-то личное.
Ее шлем откинулся назад, пялясь на бетонные опоры моста над нами.
— Я ненавижу туфли на высоких шпильках. Ненавижу то, как они заставляют меня чувствовать себя. Ненавижу все, что с ними связано.
Да ладно? Я бросил взгляд на ее черные берцы, обдумывая этот ответ. Я ожидал, что она скажет что-нибудь о своей испорченной матери, но каким-то образом ее ответ казался более интимным и откровенным, чем то, что она могла рассказать о своей семье. Я видел, как она скользила по клубу, высокая и уверенная. Ее сексуальные высокие шпильки казались дополнением к ее подчиняющей ауре и красоте. Я предположил, что она выбрала их, потому что любила эффект, который они оказывали на тех, кто смотрел на нее.
Они явно оказали эффект на меня на танцполе.
— И змей, — ее голос принял оттенок строгости, и визор устремился вниз на ее руки. — Я ненавижу змей.
У меня было очень плохое предчувствие того, что это была метафора.
Она обращалась к Неуловимому или к мужчине, который украл ее работу самым подлым образом?
Пытаясь не подавиться слюной при глотке, я бережно выбирал слова:
— Такую змею, которая оставляет красивую женщину неудовлетворенной в лифте?
Она фыркнула.
— Нет, я не о тебе. Я думала о бесхребетной змее, с которой я работаю. Такой, которая выглядит прекрасным созданием, когда ты на нее смотришь, и выпускает клыки, как только ты отворачиваешься к ней спиной, — ее шлем устремился в сторону, глядя на дорогу. — Никогда не доверяй чему-то, что полностью и живьем заглатывает свою жертву.
Тяжело игнорировать такой прямой удар. Я перестал дышать, потому что воздух обжог мне горло. Но я проглотил его, почувствовав укол в груди. Бог свидетель, я это заслужил.
Она резко набрала воздуха в легкие.
— Это только что натолкнуло меня на идею, — закатив рукав, она посмотрела на часы. — Мне нужно ехать.
Почему я чувствовал себя так, будто только что упустил важную деталь?
Она включила зажигание, качнулась вперед и посмотрела на меня через плечо.
— Увидимся, Неуловимый.
После он рванула вперед, оставив меня в облаке выхлопных газов и смятения.
До тех пор, пока я не вошел в офис в понедельник утром.
Глава 19.
Логан
Было семь часов утра, когда я тащился с кофе в руке по коридору своего собственного крыла на дорогом этаже, перекинув сумку через плечо. Я предпочел бы оказаться на своем байке, а не задыхаться в галстуке, но какой смысл жаловаться? Я, в конце концов, сам захотел эту должность.
