– Хорошо, – кивнула Ольга, – будь по-твоему. В конце концов, кто мне ближе: ты или фашисты? Лучше ответь: дальше-то что?
– С Пруссией? – уточнил Николай. – Думаю, всё будет в порядке. Дождёмся от фашистов очередной глупости и отделим Пруссию от Германии!
Как в воду глядел Ежов. Через месяц после неудачной попытки захватить власть в мятежной провинции с помощью штурмовиков, Гитлер подписал указ о смещении Тельмана с поста министра-президента Пруссии, назначив на этот пост Геринга, на что прусский парламент отреагировал моментально: Пруссия объявила о временном выходе из состава Германии. Лига Наций выразила по этому поводу единодушное сожаление (даже Россия не была против), признавать независимость Пруссии отказалась, но дальше слов не пошла, призвав немцев уладить свои внутренние дела за столом переговоров. Гитлер был в ярости, но что он мог поделать? О Drang nach Osten (Дранг нах Остен) в те дни он мог только мечтать…
1936 годПетроградОЛЬГА– Ты чего, мать?
Глебы, оба-два, смотрели на меня слегка недоумённо и чуть озабоченно. И в этом я их понимаю. Шла-шла, и встала посреди мостика. Чего встала? А ничего, Ёшкин каравай! Хочу и стою! Погода по питерским меркам хорошая: сверху не льёт, а наоборот, даже припекает. Под ногами гладь… Да нет! Какая, к чёрту, гладь? Под ногами мост, а вот под ним, можно сказать, гладь канала Грибоедова. А за каналом дом, откуда щурится на брызнувшее меж тучек солнышко свежевымытыми стёклами знакомая квартира. Так уж и свежевымытыми? И не сомневайтесь! Наташа Ежова такая аккуратистка. А уж по случаю праздника…
Смотрю на мужчин – своих мужчин. Тех, что нас охраняют, я уже привыкла, не в обиду ребятам будет сказано, не замечать. А моих – только слепой не заметит. Все встречные бабы, уверена, слегка окосели. И как за таких орлов хоть краешком глаза да не зацепиться? И красивы – даром, что похожи, – и военная форма им ой как к лицу. (На Глебе младшем – курсантская с лётными петлицами, на Глебе старшем – высшего комсостава с маршальскими звёздами). Улыбаются, черти. Поняли, что не хворь внезапная меня посреди мостика остановила, а блажь на бабу накатила, вот и радуются. И меня за компанию на улыбку пробило. Подхожу к ним и на полном серьёзе заявляю:
– Чего посреди дороги встали, аль притомились?
– Ах, так! – Глеб подморгнул сыну, они меня с двух сторон под руки подхватили, над мостовой приподняли и понесли прямиком к парадному.
Дверь отворила Ритка – младшенькая «ежиха». И целуется, и раздеваться помогает (больше, правда, под ногами путается), и тараторит – всё одновременно!
– Ой, тётечка Лёлечка, я в окошко видела, как вас дядя Глеб с Глебушкой через улицу несли – так здорово! А мама на кухне пироги печёт, а я ей помогаю!
Без неё бы не догадались: аромат на всю квартиру! Из кухни, по-хозяйски вытирая руки о фартук, показалась Наташа.
– Уймись, звонок! – не строго прикрикнула на Ритку, и стала с нами здороваться.
– Мужики что, в полном составе на вокзал укатили? – спросил Глеб после того, как уколол усами Наташину щёку.
– Ну да, – ответила она, потирая потревоженное место, – всё одно на двух машинах ехать пришлось.
ТАРЫ-БАРЫ ВОКРУГ ТАРЫ…Курьерский из Москвы прибывал точно по расписанию. На перроне Московского вокзала четверо военных стояли особняком. Небольшая зона отчуждения образовалась вокруг них не из страха – из почтения. «Сам Ежов, – судачили в толпе, – с охраной!» – «Да нет, – отвечали им, – какая охрана? Это ж сыновья его. Видишь, на них форма курсантская?» – «А как же он, да без охраны?» – «А кого ему, чудак человек, в Питере опасаться? Тут за него любой горло перегрызёт!»
Обрывки пересудов долетали до Председателя комитета государственной безопасности СССР Николая Ежова, и ему – чёрт возьми! – было приятно такое слышать. И про сыновей – Наташка, умничка, родила ему тройню! – и про то, что не нужна для него в Питере охрана; хотя таковая была – куда ей деться? – разве что в глаза не бросалась.
«Вот ведь, год тот же, а Ежовы разные!» – усмехнулся маршал и шагнул к застывшему у перрона вагону.
Проводник споро протёр поручни и пригласил пассажиров на выход. Из «мягкого» люди выходили солидные, значимые. Все здоровались с Ежовым: кто раскланивался, кто козырял. Николай машинально брал под козырёк, и ждал, когда в дверях появятся те, ради кого он сюда и прибыл. Разумеется, место себе они выбрали в конце очереди. Первым в проёме встал его старинный друг Михаил Жехорский, Шеф, поседевший ещё тогда, в двадцатом, и с тех пор как-то и не изменившийся. Не успел Николай заключить друга в объятия, как на перрон выпорхнула Анна-Мария, дочка Макарыча, и повисла на шее. С улыбкой наблюдали за этой сценой и отец Машани, и сошедший на перрон адмирал Берсенев. А та, расцеловав «дядечку Колечку» в обе щёки, перепорхнула с криком «Привет, богатыри!» в сторону сыновей Ежова. Николай обнялся с шурином и спросил, заглядывая ему за плечо:
– А это, никак, Кирилл?
– Он самый, – улыбнулся Вадим.
– Ну, здравствуй, племянник!
Только и успел что обнять, как вихрем налетела Машаня и оттащила Кирилла в сторону сыновей.
– Знакомьтесь! – звенело над перроном – Это Кирька, а это Петька, Сашка и Николка!
Парни, снисходительно поглядывая на бестию с косичками, которую они с малолетства привыкли считать сестрёнкой, степенно здоровались с двоюродным братом.
– Как на Машу похожа, – сказал Николай, становясь рядом с Михаилом.
Тот лишь коротко кивнул, не сводя любящего взгляда с вертящейся возле парней дочки.
К машинам шли двумя группами. Впереди четверо парней с вещами в руках и крутящаяся подле них Машаня. Среди них разговор шёл молодой, задорный, но скорее пустяшный. Старшее поколение отставало шагов на десять. Говорили здесь негромко, о вещах серьёзных.
– Что там японцы? – спросил Ежов у Берсенева.
– Готовятся, – ответил адмирал.
– А мы что?
– Так и мы готовимся, – усмехнулся Берсенев, – второй авианосец заложили!
Николай кивнул. В Берсеневе он не сомневался. Да и в курсе был, честно говоря. А вопросы задавал больше для разговору. Вот и теперь спросил о том, что ему было уже известно:
– Слышал, Президент тебе полномочий добавил? Ты у нас теперь вроде как адмирал-губернатор?
– Только вчера всё случилось, а вы уже прозвище придумали? – от души рассмеялся Берсенев.
– Случилось вчера. А указ о твоём назначении помимо командующего флотом ещё и на пост Полномочного представителя Президента в Дальневосточной республике был заготовлен давно.
– И не без твоего участия? – посмотрел на маршала адмирал.
– Не без этого, – не стал скромничать Ежов. – Но больше Шеф постарался. Ну, так ему по штату положено.
Берсенев кивнул. О влиянии Жехорского на Президента ходили легенды. Теперь он (Жехорский) в беседе участия не принимал. Отстал, к разговору, казалось, не прислушивался, весь ушёл в себя.
– Не любит Шеф в Питер приезжать, – вздохнул Николай. – Говорит, что всё ему здесь о Маше напоминает.
– Что, с тех пор так ни с кем и не сошёлся? – полюбопытствовал Берсенев.
– Хреново ты его знаешь, – хмыкнул Николай. – Разве что год без бабы продержался. – И тут же поправился: – Но всё только здоровья для, каждый раз короткий роман, и в дом ни ногой!
– Ты и про это знаешь? – хитро прищурился Берсенев.
– Исключительно от него, – поторопился сказать Ежов. Кинул взгляд на хитрую физиономию шурина и решил слегка оскорбиться. – Ты что, думаешь, я другу в постель заглядываю?
– Что ты, что ты, – поспешил соскочить со скользкой темы Вадим.
– А вы, братцы, никак мои косточки перемываете? – раздалось за их спинами.
Жехорский нагнал друзей и втиснулся между ними.
– Как ты мог такое про нас подумать? – деланно возмутился Ёрш.
– Потому что знаю вас, чертей, как облупленных, да и не оглох ещё, – усмехнулся Михаил. – Да вы не тушуйтесь, – последнее относилось исключительно к Берсеневу, который и вправду испытал некоторую неловкость, – вам в этом вопросе дозволено многое, если не сказать всё! А Питер я не разлюбил, просто бывать здесь для сердца тревожно…
После этих слов меж них троих в речах наступила пауза. Теперь они просто шли рядышком, улыбались отдельным долетавшим до ушей фразам щебечущей впереди молодёжи, пока таким порядком не дотопали до ожидавших их авто.
Разговор продолжился в машине. Молодёжь (все пятеро) набились в первое авто. Ежов, Жехорский и Берсенев устроились на заднем сидении служебного автомобиля Председателя КГБ, машина с охраной замкнула кортеж.
Ежов нажал на кнопку, и поднявшееся стекло наглухо разделило салон автомобиля.
– А Машаня уже совсем невеста, – сказал Николай. – Вот только характер тот же: всё такой же «звонок»!
– Неправда ваша, – возразил Михаил. – Дочь у меня повзрослела не только внешне, она стала намного серьёзнее. А сегодня, это так, детство вспомнила!
