— Вот что, други. Дабы не загубить ваших коней, я скачу в Могилёв без вас. Вы поспешайте следом.
Глеб и Карп не могли перечить князю: знали, что он прав.
— Смотри, княже, будь осторожен. Волк и из засады может напасть, — предупредил Глеб.
— Да нет уж, второй раз оплошки не будет, — ответил Илья и, ударив коня плетью, помчался.
В тот же день, близко к полудню, князь Илья Ромодановский появился в Могилёве. Он въехал на городскую площадь, спросил пожилого дядьку, где дом ясновельможного пана Товтовила.
— А вон палаццо того пана, — отозвался горожанин и показал на просторный деревянный дом с мезонином.
Приближаясь к подворью наместника, Илья подумал, что гонец Виттен не стал ему помехой. Оставив Ястреба у коновязи, князь поднялся на крыльцо, вошёл в покои и, встретив слугу, сказал:
— Передай ясновельможному пану Товтовилу, что явился гонец от государя и государыни.
— Пан Товтовил при деле, и тревожить его нельзя. Ждать надо, — ответил слуга вовсе неучтивым тоном.
— Иди, однако, потревожь своего пана, — строго произнёс Илья, — не то я сам найду его и встряхну.
Слуга ушёл с высоко поднятой головой. Очевидно, слова Ильи не произвели на него никакого впечатления, и князю пришлось ждать его возвращения довольно долго. Он уже устал расхаживать по прихожей, рассмотрел все воинские доспехи и оружие, коими была украшена одна из стен просторного покоя, вымерял десятки раз пол. Наконец, слуга появился с надменным лицом, повёл князя за собой и через чёрный ход вывел его на двор. Там в просторной загородке Илья увидел пана Товтовила. Он сидел на берёзовом чурбаке и подстригал ножницами большую белую собаку. Остановившись возле загородки, Илья громко сказал:
— Вельможный пан, я гонец от великого князя и великой княгини.
Товтовил поднялся. Это был человек–гора, его усы свисали ниже бороды, шапка курчавых с сединой волос спадала на широкие плечи, грудь колесом, саженный рост — ну есть медведь.
— Что случилось в княжестве Литовском? Не в сечу ли зовут? — спросил он густым басом, покидая загородку.
— В державе мир и покой, — ответил Илья.
— С чем же примчал гонец?
— Князь Илья Ромодановский, ваша светлость, — представился Илья. — Государь и государыня завтра утром прибывают в Могилёв. Уведомите о том горожан и достойно встретьте их. И чтобы в храмах служили молебны.
Товтовил внимательно осмотрел князя своими маленькими, круглыми, чёрными глазками и, склонив голову набок, спросил:
— А от панов рады у тебя есть слово? От графа Монивида?
— Зачем ему быть? Пану наместнику должно знать, что слово и воля государя превыше всего.
— Государевой воле я не перечу и воле рады встречь не иду. А вот тебе перечу. У великого князя нет русских гонцов. Я их всех в лицо знаю, а тебя нет. И разговору не будет.
— Что же вы не верите моему слову, пан наместник? Сие негоже.
— Не тебе знать, почему я не верю, московит. Я великой раде служу!
Илья понял, что рада уже сказала своё слово и наместникам не велено устраивать торжественные встречи государю и государыне. Такой наказ, заключил Илья, отдан во все восточные и юго–восточные земли Литовского княжества. Он не ошибся. Товтовил давно знал, что многие русские князья по правобережью Днепра, аж до Новгород–Северского и Чернигова — пытаются отойти от Литвы. Ведомо было Товтовилу, что удельный князь Черниговской земли Семён Можайский какой год рвётся под крыло Москвы, что князь Василий Шемяка, сказывали, тайно собирает рать и готовится с боем отойти к Москве с Новгород–Северским княжеством и Рыльском. Князья Стародуба и Гомеля, Мосальска и Трубчевска стремятся под власть Ивана Васильевича. «Не восстанут ли и могилёвские бояре против Литвы, как государыня–русачка приедет? » — задал себе вопрос Товтовил. Поскольку сей «медведь» был горазд на дерзкие поступки, он задумал придержать молодого князя в своих покоях. «Посидит в клуне, не убудет его, а мы тут распорядимся по–своему к приезду государя и государыни», — решил всё по–своему наместник.
— Ладно, — согласился Товтовил с Ильёй. — Будет государям должная встреча. Идём же, княже, с подворья. Здесь жарко, душно, а в покоях я тебя квасом попотчую, мальвазией.
— Не откажусь, ясновельможный пан, — ответил Илья.
Товтовил и Илья вошли в дом. Наместник повёл князя какими‑то тёмными коридорами, сенями, через переходы, сворачивал то направо, то налево, наконец, распахнул дверь в полутёмную камору, где горели перед образом Девы Марии две лампады. Когда вошли в камору, Товтовил показал на скамью.
— Ты присядь, княже, а я сейчас слугу кликну, питье–кушанье принесут.
С тем он и вышел. В тот же миг дверь захлопнулась и загремел железный засов. Илья метнулся к двери, толкнул её плечом, но безуспешно: дубовая дверь не шелохнулась. Он понял, что его заманили в ловушку. Ругаясь, обзывая себя простаком, Илья принялся осматривать камору. Срубленная из толстых брёвен, с потолком и полом из тяжёлых плах, с маленьким, в две ладони, отдушиной в потолке, камора показалась Илье крепче железной клетки. Да так оно и было. Товтовил сооружал её с расчётом, чтобы тот, кто оказывался в ней, не смог вырваться, а сгинуть мог. Под полом была подвальная клеть. Из неё в камору вёл тайный лаз. В любое время через этот лаз могли проникнуть дворовые холопы Товтовила, расправиться с узником как угодно и унести его, куда им будет велено. Илья этого не знал и запасся терпением в надежде на то, что сможет вырваться из ловушки, благо при нём оставалась сабля.
Глава двадцать вторая. ЗВОНЫ
В православном могилёвском храме Богоматери завершилась литургия верных, на которой дозволялось присутствовать только православным христианам. Закончилось таинство причащения, на колокольне отзвонили колокола, и прихожане покидали храм. Каменная церковь была невелика, и вскоре она опустела. Верующие уходили умиротворённые. Назавтра предстоял большой церковный праздник — Духов день: «Утешая учеников Своих, Господь говорил, что для них лучше, чтобы Он взошёл на небо, ибо, взойдя, Он пошлёт вместо Себя Утешителя — Духа».
Какой россиянин той жестокой поры, будучи под игом литвинов, не ждал Утешителя? «И сошёл Дух Святой и пребывает в церкви, совершая в каждом дело Христово». Для душевного общения и собирались ныне могилёвские православные в своём храме. В этот час, когда успокоенные прихожане расходились по домам, за церковью, где были коновязи и навес, появились два воина, ведя на поводу коней. Они укрылись под навесом, и один из них, что был попроворнее, направился к служебному входу в храм. Глеб и Карп, прибыв в Могилёв, не спешили открыто искать князя Илью. Их настораживало многое и прежде всего побег Виттена. Глеб предположил, что Виттен, как и Илья, тоже добрался до города, потому им следовало быть осторожными и они сочли за лучшее искать приюта в православном храме, в чём и не ошиблись. Настоятель храма Богоматери, Иннокентий, не пошатнулся в вере. Он не общался с патерами католических церквей и не поддавался на увещевания принять унию [24].
— Что ты ищешь, сын мой? Здесь храм Божий, а не постоялый двор.
— Я пришёл в православный храм и, похоже, не ошибся. Благослови, святой отец, и услышишь ответ, — сказал Глеб и склонил перед Иннокентием крепкую шею.
— Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, — произнёс настоятель и осенил Глеба крестом. — Теперь отверзи свои уста и глаголь, какую помощь ждёшь от меня.
— Я ищу дом наместника Товтовила, но мне туда не идти. Укажи, святой отец, его подворье.
— Хоромы сего пана напротив церкви. Светёлка над ними заметная. Но ты ищешь не дом и не пана.
— Верно, святой отец, тебе доверюсь во всём. Мой князь Илья явился в Могилёв гонцом от государыни Елены Ивановны, дабы уведомить наместника, что она завтра будет здесь. И что же, он всё ещё у Товтовила?
— Мой служка Ипатий видел того князя и дом ему показывал. Было то в полдень. Князь до сей поры там. Опять же мне Ипатий о том изрёк: господарь, поди, собачек кормит…
— Но князь не должен быть там. Нам надо возвращаться к государыне. И что это за собачки? С князем что‑то случилось.
— Ой, сынок, родимый, могло что угодно случиться, — запричитал Иннокентий. — А тебе ведомо, с чем шёл князь к наместнику?
— Ведомо. Чтобы достойно встретить государей. В Рогачеве, как приехали, город словно вымер. Того не хотелось бы и здесь.
Отец Иннокентий задумался, его благообразное лицо затянуло хмарой.
— Эх, сердешный, должно бы вам знать, что Товтовил не чтит ни государя, ни государыню.
— О том мы немного ведаем, — отозвался Глеб. — Матушка–государыня ещё до нас послала гонца, но он мчал не с вестью от государыни, а с чёрным словом от канцлера–литвина. Мы того гонца догнали, перехватили, но он сбежал от нас. Не примчал ли он к наместнику?
