— Князь Ромодановский, достойно ли с тобой обращались?
— Да, государыня. Обо мне заботились и даже охраняли два волкодава, — с горькой усмешкой ответил Илья.
Однако Елена поняла, что всё сказанное Ильёй неправда. Сам вид князя говорил о том, что минувшие сутки были для него кошмарными. Так оно и было. Спустя час после заточения в каморе в неё ворвались три дюжих холопа, накинули ему на голову мешок и куда‑то потащили. Как уразумел Илья, его привели в подвал и посадили в железную клетку, отняли у него саблю и сняли мешок. Он присмотрелся к темноте и увидел, что вновь оказался в глухой каморе, лишь больших размеров. Спустя несколько минут холопы запустили в неё двух свирепых псов и закрыли дверь. К утру псы почти перегрызли многие бруски: готовы были достать князя. Он вновь услышал голос Елены:
- Князь Ромодановский, зачем ты скрываешь правду? В чём тебя обвинил Товтовил? И что с тобой было, где ты провёл ночь?
- Он меня ни в чём не обвинял. Спросите его сами. И, слава Богу, я жив и здоров, вот только в сон клонит.
Неожиданно вмешался великий князь, и сказанное им прозвучало для Елены как гром в солнечный день:
- Мне ведома вина князя Ромодановского, государыня. Он и в Вильно остался для исполнения своего замысла. Его будет судить рада за подстрекательство моих подданных к бунту.
Проговорив это, Александр взял чару с вином и осушил её до дна. Княгиня Елена попыталась взять себя в руки и спокойно доказать Александру, что вокруг Ромодановского плетётся паутина.
— Но это ложь, мой государь. Князь Ромодановский и в глаза не видел горожан в Могилёве. Над ним совершено насилие. Да ты присмотрись, государь, на кого похож князь.
Слушая Елену, Александр продолжал пить вино, и было заметно, что он пьёт его жадно. Великий князь вновь забыл, что сие пагубно для него. Вино уже лишило его сдержанности, и он строптиво заявил:
— Моя государыня, напрасно вы заступаетесь за князя. И вид его убеждает меня, что он заслужил своё наказание. Однако я не буду возражать, если вы возьмётесь защищать князя на суде, хотя это и не делает вам чести.
Александр вновь наполнил кубок и с лёгкостью осушил его.
Елена поняла, что хрупкое согласие между нею и супругом вновь нарушилось, лопнули слабые узы зарождающихся добрых чувств, порвались надежды на терпимую супружескую жизнь. И тому виною не был Илья. Всё порушилось вторжением в их мир Товтовила и опять‑таки тех, кто стоял за ним в Вильно. Теперь ей будет стоить многих усилий, чтобы хоть как‑то обрести видимость хороших отношений. Елене было обидно за Александра. Позади уже половина пути по землям державы, а великий князь ни в чём и нигде не проявил себя как государь, как рачительный властитель своих подданных. Он не требовал даже простого уважения к себе со стороны наместников, державцев [25], тиунов [26], которые иной раз встречались на пути его следования. Чтобы сбросить накопившуюся досаду, Елена сухо сказала:
— Мой государь, я покидаю этот дом, иду в храм помолиться за спасение россиянина. — Она позвала Илью: — Князь Ромодановский, иди за мной.
— Я не возражаю, государыня, помолитесь, а мы тут пока отдохнём, — равнодушно ответил Александр.
— И вот ещё что, — уже в дверях произнесла Елена, — я не нуждаюсь больше в службе пана Сапеги. Распорядись им, государь, как тебе угодно.
С этими словами Елена покинула палаты Товтовила.
— Господи, как мне всё это надоело, — с досадой сказал вслед ей Александр и потянулся к кубку.
Появившись за воротами дома наместника, Елена, Илья и все ратники словно очутились в объятиях тысячной толпы горожан. Сотни молодых могилёвцев кричали: «Слава государыне! Слава!» Священнослужители шли впереди и открывали ей путь к храму. С каждым шагом Елены, казалось, звоны над городом усиливались, будто колокола становились мощнее и их прибывало. Истинно на всех православных христиан в сей час сошёл дух благодати. Елене хотелось верить, что и дальше — в Мстиславле, Смоленске, Витебске, Полоцке — её ждут такие же многотысячные встречи с россиянами. «Господи, помоги мне согреться их теплом, помоги вдохнуть в них веру в единение с Русью, с потерянной отчиной», — молилась Елена, входя в храм Богоматери.
Глава двадцать третья. ТРУДНЫЕ ГОДЫ
Поездка Елены и Александра по державе углубила вражду государыни с придворными вельможами, с панами рады, с епископом Войтехом. Даже великий князь Александр после посещения Могилёва понял тайный смысл поездки Елены по южным и восточным городам великого княжества. Он невольно воспылал к своей супруге сильной неприязнью и часто возмущался, как это Елена смела призывать россиян отходить от Литовского княжества, которое стало для них истинной отчизной: ведь шло второе столетие его царствования в нынешних рубежах и уже сменилось несколько поколений, не имевших и представления о Русском государстве.
Александр долго не мог прийти в себя от посещения Мстиславля и особенно Смоленска. Поначалу в древнем Смоленске всё шло, как и в Могилёве и Мстиславле. Горожане усердно чествовали великую княгиню, а не его, великого князя Литвы. Самолюбие Александра было уязвлено безмерно. Ещё задолго до подъезда к городу дорогу заполонили селяне окрестных деревень. Подобного Александр ещё не видел. При въезде в город нельзя было ни пройти, ни проехать. Горожане сидели на заборах, на крышах домов. Как и в Могилёве, не переставая трезвонили колокола. Священники устроили крестный ход и, как только тапкана въехала в город, её встретили с чудотворными иконами и хоругвями. Крестный ход сопровождал Елену до главной площади города. Над площадью неумолкаемо возносились здравицы великой княгине, женщины подносили к тапкане детей для благословения. У Александра иссякло терпение. Он спрятался в своём экипаже и не выглядывал из него. Наконец поезд добрался до палат смоленского воеводы Адама Хотетовича. Он прежде всего подошёл к карете великого князя.
— Ваше величество, Смоленск от души приветствует своего государя, — с жаром произнёс воевода Адам.
— Спасибо за тёплый приём, только это не в мою честь гудят колокола, а в честь россиянки Елены, — съязвил Александр.
В тот же вечер, за трапезой у воеводы Хотетовича, Александр сказал Елене:
— Я устал от поездки. Дальше ты поедешь одна, а у меня прямой путь в Вильно.
Елена не хотела окончательно испортить отношения с Александром.
— Мой государь, не сердись на меня и на русский народ. В кои‑то веки горожане и селяне этих земель увидели русскую княгиню. Честь тебе за то, что позволил мне посетить Смоленск. Прости меня и смолян со мною.
Великий князь не молвил ни слова, но за трапезой пил много хмельного. Адам Хотетович, как умел, отвлекал его от лишних чар, но ему это не удалось: великого князя, беспомощного, увели спать. Утром Елена уговорила‑таки Александра осмотреть древний Смоленск. Она сыграла на его самолюбии:
— Мой государь, в Смоленске самые мощные крепостные стены, и возводили их виленские мастера. Смоляне это помнят. Ты сядешь на коня, мы проедем до крепостных стен, и тебя будут встречать горожане. Ты их государь.
Сама великая княгиня не верила в то, чтобы смоляне воздали честь Александру, но он, поборов похмелье крепкой медовухой, согласился совершить поездку по городу, но в экипаже, и вместе с Еленой. Он решил, что его встретят торжественно, и даже отказался от мысли покинуть Елену и уехать в Вильно.
К вечеру того же дня Александр клял в душе себя за то, что легкомысленно поверил в доброжелательную встречу со смолянами. Её не было, и «виноваты» в том оказались молодые вельможи Мстиславля, которых побудил ехать следом за княгиней Илья Ромодановский. Более тридцати Мстиславских горожан на конях последовали за государевым поездом. Но в пути они вырвались вперёд, появились в Смоленске значительно раньше его и там близ храма Христа Спасителя рассказали прихожанам и всем прочим горожанам о приезде в их город великой княгини Елены. Весть об этом разлетелась по всему Смоленску, и нашлись буйные головы, которые жаждали не только устроить княгине Елене торжественную встречу, но и заявить свои протесты великому князю. Быть бы там бунту смолян, если бы не «прозорливая» рада.
После событий в Могилёве рада поставила гетмана Константина Острожского во главе тысячного войска и послала его в Смоленск, дабы удержать в руках порядок в городе. Канцлер Монивид наказал гетману Острожскому:
— Ты, Константин, не церемонься со смолянами. Все они смутьяны, и воевода Хотетович на них управы не находит.
— Не беспокойся, ясновельможный пан, мои шляхтичи найдут на них управу, — заверил гетман канцлера.
