что невольно заслезились глаза и к горлу подкатила тошнота. Сакура, сидящая у стены неподалеку, тоже зажала нос пальцами. Глаза примары лихорадочно блестели, а сама она боялась пошевелиться. Я тоже постарался вжаться в стену, когда в дыру проникла хилая рука с очень длинными пальцами. Я уже видел эту руку. В свою первую ночь, когда Дверь приоткрылась и меня манил в темноту странный голос. Пальцы прощупали пол, в сантиметре скользнули от моего тапка, и, подхватив с пола грязную бумажку, со свистом втянулись обратно в дыру. Глаза Пухляша вылезли из орбит и, если бы девочки не поддерживали его, толстый коротышка точно бы рухнул на пол.
Енот пискнул, и Обжора за стеной обрадованно заурчал. Зверек, посмотрев мне в глаза, словно качнул головой и пулей вылетел наружу. Почти сразу после этого раздался торжествующий рев, от которого заломило в висках, и земля затряслась под тяжелой поступью Обжоры, который кинулся вслед за енотом. Причем, судя по звукам, двигался он очень быстро. И надо было нам попасться ему. Наверняка Унаги и остальные давно уже убежали вперед.
Я старательно отсчитал пять минут и только потом решился выглянуть из укрытия. Об Обжоре напоминала только толстая полоска слизи, уходящая в темноту. Повернувшись к друзьям, я кивнул им и, встав на карачки, полез обратно в дыру. Сакура, вздохнув, последовала за мной.
– Думаю, что путь только один. Вперед, – прошептал я. Сакура кивнула и нахмурила тонкие брови.
– Надеюсь, мы успеем пройти прежде, чем он вернется, – прошептала Аши, смотря со страхом в темноту.
– Если услышите любой звук, сразу прячьтесь, – предупредил я и, поежившись, указал рукой вперед, где виднелся небольшой дрожащий огонек. – Там горит свет. Пойдем посмотрим?
– Не всегда свет знаменует собой конец тоннеля, но выбора нет, – поджала губы примара, но все же, взяв меня за руку, пошла следом.
Мы неторопливо продвигались вперед, изредка замирая. Огонек впереди становился все ярче, да и воздух ощутимо потеплел. Сердце кольнуло, когда я вспомнил о Комнатке. Наверное, сейчас нихилы просыпаются, получают наряды от Месяца и идут на работу. А мы тащимся по темному подземелью и гадаем, выпрыгнет ли на нас из-за очередного поворота Обжора или нет. Наверное, то же самое чувствовала Юба, Шинаши и остальные, забытые и покинувшие Комнатку. Но я хотя бы был не один.
Однако каждый из нас не спешил сразу бежать на свет. То недолгое время, что мы провели в Судилище, научило осторожности и благоразумию. Поэтому, дойдя до провала, из которого лился теплый свет, я наклонился к Сакуре и прошептал ей на ухо:
– Справа есть дыра. Спрячьтесь там, а я посмотрю. Если все в порядке, то махну рукой, – примара кивнула в ответ и, сжав мою ладонь, заглянула в глаза.
– Будь осторожен, – сказала она. Я попытался улыбнуться, чтобы подбодрить её, но улыбка вышла кривой и неживой, однако на щеках девочки все же заиграл румянец.
Войдя в провал, я на миг замер. Повертел головой, затем повернулся к друзьям, которые выглядывали из-за угла, и помахал им рукой. Но когда Сакура первой подошла ко мне, то сразу зажала рот рукой, чтобы не закричать. Перед нами раскинулась во всей красе без сомнений самая жуткая комната подземелья. И, судя по всему, именно здесь обитал Обжора.
Первым, что бросилось мне в глаза, было огромное, идеально круглое отверстие в потолке, из которого несло нечистотами. Не иначе труба Помойного люка, куда нихилы выбрасывали отходы. Удивило меня другое.
Выйдя из Комнатки, мы просто шли вперед, игнорируя лестницы. Как так получилось, что труба выходила ровно на том же уровне, что и Комнатка. Ответа я не знал и что-то подсказывало, что так и не узнаю. Очередная тайна Судилища.
Моих друзей зацепило другое. Жилище Обжоры было заставлено сотнями небольших черепов, явно принадлежащих детям. Гладко отполированные и белые, они были сложены вдоль стен. Жутковатая коллекция притягивала взгляд и вызывала внутри груди то самое ноющее чувство ужаса, которое обуяло меня, когда я впервые увидел Обжору.
– Это… – прошептала примара, указывая рукой на кучку черепов, которые валялись в углу и не могли похвастаться такой чистотой, что и остальные.
– Думаю, да, – коротко ответил я. Губы Сакуры задрожали и в глазах примары набухли слезы. – Это те, кому не повезло выбраться из подземелья.
– А это… – палец Фиалки указал в другой угол, и я еле сдержал тошноту, увидев застывшее в крике знакомое лицо.
– Шинаши, – кивнул я. Голова нихила лежала в сторонке, рядом с покрытым слизью матрасом. – Это его трофеи.
– Что это за место? – истерично воскликнула Аши и я, подскочив, обнял её, туша в зародыше зарождающийся крик.
– Тише. Не нужно кричать, – сжав зубы, ответил я. Аши задрожала и, всхлипнув, обмякла в моих объятиях. – Он не так далеко, как мы думаем.
– Прости. Это ужасно, – девочка дернулась от отвращения и обвела злым взглядом страшную коллекцию Обжоры. – Зачем, Молчун?
– Не знаю, – хмыкнул я, косясь на выход из комнаты, за которой снова начиналась чернильная тьма и тянуло холодом. – Надо идти…
Я не договорил, потому что из пролома, откуда мы только что пришли, послышался писк, а затем в комнату, хромая, вбежал знакомый нам енот. Вид у него был плачевный. Он подволакивал заднюю лапу, шерсть была в слизи, а правое ухо кровоточило. Все-таки Обжора догнал храброго зверька.
Сакура, забыв о страхе, опустилась перед енотом на колени и, сняв торбу, вытащила из неё чистую тряпочку, которой осторожно обтерла зверька. Тот благодарно пискнул, а потом, ковыляя, подошел ко мне и тронул лапкой ногу. Примара тихонько засмеялась и на её щеки снова вернулся румянец. Я тоже улыбнулся, а потом, вздохнув, поднял енота и прижал к груди.
– Потом поменяемся, – сказала Сакура, но я мотнул головой.
– Он не тяжелый. Худой только, – ответил я и, поудобнее перехватив зверька, кивнул на выход. – Пошли, пока Обжора не вернулся. Сомневаюсь, что он пролезет в такую дыру, но кто знает, куда ведут те лестницы, которые мы пропускали.
– Молчун? – примара снова улыбнулась.
– Что?
– Ты не заикаешься, – ответила она и рассмеялась. – Чудеса.
– Или с-страх, – я поморщился, когда горло свело от спазма. – Все в-возвращается, как видишь. П-пойдем.
Но покинуть комнату нам не дали. Из темноты, куда мы собирались шагнуть, донеслось знакомое шлепанье и жадное ворчание Обжоры. Сакура побледнела и вцепилась в мою руку. В глазах примары вспыхнул ужас. Однако я быстро сориентировался и пихнул её в сторону расщелины в стене, слишком маленькой, чтобы туда пролез Обжора, и достаточной, чтобы туда пролезли мы.
Но, забравшись внутрь, я
