— Э ..., — запнулась я. — Ну да. Что я только что сказала .... Это все нервы, ты знаешь.
— Точно нервы?
— Я не знаю. — Я с трудом сглотнула, потом сделала глубокий вдох. — Нет. Это не нервы. Я имею в виду, на самом деле нервы. Я хочу сказать, что у меня нервы на пределе ...
Он слабо ухмыльнулся правым уголком рта.
— Хорошо, — сказал он.
— Что хорошего? — спросила я, опасливо разыскивая дальнейшие знаки на его лице того, что мое любовное признание было смешным.
— Что ты об этом сказала.
— Ты...
Он взял меня за руку и притянул к себе.
— Это была шутка. Хорошо, что ты сказала. Теперь мне больше не нужно беспокоиться, ответишь ли ты на мои чувства.
— Ох, — едва произнесла я, охваченная противоречивыми чувствами. Я была на седьмом небе от счастья и в то же самое время так боялась за него, что у меня дух переняло.
— Вообще-то это тот самый момент, когда нужно поцеловаться, — проговорил он.
— Но я боюсь, что это невозможно при таком кашле.
Словно в подтверждение у него начался очередной приступ кашля.
Я не знала, что сказать. Возможно, у него воспаление легких, от этого можно умереть! Мне стало плохо от страха.
Вскоре он снова уснул, но это был неспокойный сон. Обертывание голеней немного сбило температуру, он больше не бредил и не метался во сне. Но он неправильно дышал и должен был снова закашлять.
Ночью я больше не отважилась уснуть. С открытыми глазами я просидела на полу около кровати и ожидала появления утра.
На улице уже рассвело, когда внизу я услышала шум. Вначале я подумала, что это
Мариэтта уже вернулась, но затем зазвучал отчетливо голос монны Фаустины, которая проклинала все на свете. Ее голос звучал беспомощно, поэтому я заставила свое ноющее от боли тело выпрямиться и спуститься вниз по лестнице. Монна
Фаустина сидела со свешенными ногами на краю кровати и ругалась. Волосы торчали во все стороны, как запутанная серая шерсть, и ее ночная рубашка была запачкана. В комнате воняло, словно ее стошнило.
— Мне плохо, — излишне объясняла она. — Это должно быть яд.
Я испугалась.
— О чем Вы говорите?
— О травяном настое, которое Вы принесли с собой.
— Он предназначался моему супругу!
Она уставилась на меня.
— Тогда Вы хотели отравить его!
— Безобразие. Это было лекарство! Я же говорила Вам!
— Поэтому я его и приняла, всего лишь крошечную кружечку. — Она показала большим и указательным пальцами сколько.
— Вы что-то не выглядели больной!
— Я была здорова. У меня только были отходящие газы и понос, поэтому я подумала, что, может быть, мне поможет это лекарство…
Я вспомнила, как она вчера заняла уборную, по меньшей мере, это было связано с вздутием живота и поносом. Только вот количество принятого лекарства она явно преуменьшила, так как от отвара ничего не осталось.
— Как только я выпила, у меня закружилась голова и меня охватила усталость.
Руки и ноги меня не слушались, и из-за своей неуклюжести я пролила остаток отвара. — Она вызывающе взглянула на меня. — Радуйтесь, в противном же случае ваш муж выпил бы его и, наверняка, был бы уже мертв.
Леденящий холод пробежал по моей спине, когда я поняла, что она говорит правду.
Кларисса... Нет, это невозможно! Она не могла так поступить!
"У нее на совести уже Джианкарло", — сказал суровый голос в моей голове.
Но я не хотела в это верить. Просто ужасно думать, что она на это способна. Это была не она!
"А если все же? ", — спросил беспощадный голос. Вдруг я вспомнила, о чем она говорила.
"Он должен все это выпить залпом. Вкус будет вполне приятный, если добавить сахар и мед."
Эм..?! Как она могла знать, что речь шла о Нем? Я сказала Якопо, что моя соседка по комнате заболела, и Кларисса стояла рядом. Конечно же, я планировала все разъяснить в подсобке, пока Якопо не мог нас слышать, но разговор к этому не пришел, потому что она была очень враждебно настроена.
"Она была так недружелюбна, потому что уже планировала убить Себастиано", — сказал голос.
"Но откуда Кларисса знала, что он именно тот, кто болен?", — переспросила я саму себя.
Потому что ей об этом сказал Альвизе.
— Вы хотите там вечно стоять, уставившись в одну точку, вместо того чтобы помочь смертельно больной старой женщине? — ворчала монна Фаустина, несмотря на физическую слабость.
Я позаботилась о ней, так как чувствовала себя виноватой, хотя я была ни при чем, что она выпила этот отвар. В то же время, я ей была благодарна за то, что она его выпила, так как это привело к тому, что она вылила остаток отвара. Одной кружечки хватило, чтоб вырубить ее на сутки. Еще пару глотков и она, возможно, уже никогда бы не поднялась.
Я не осмеливалась подумать, что бы произошло, если бы Себастиано выпил бы этот отвар. У меня пробежали мурашки по спине.
Я помогла монне Фаустине добраться до уборной, принесла ей таз с водой, чтобы умыться и затем протерла тряпкой пол от рвоты. После того как я принесла ей свежую рубашку из платяного сундука и помогла расчесать безнадежно запутанные волосы, я, наконец, могла снова подняться наверх и проверить Себастиано.
Он не спал, но был явно не в себе. Температура выросла до астрономических высот, ему срочно были нужны новые компрессы. Но, как я догадывалась, компрессы ему больше не помогли бы, потому что хрипы в легких усилились.
Слышалось, будто он дышал водой. Затем у него случился приступ кашля, который так сильно его встряхнул, что он потерял сознание. Только тяжелое дыхание свидетельствовало о том, что он еще был жив.
В отчаянии я взглянула на него. Он скоро умрет, чтобы это понять, не нужно было быть врачом. Это я не смогла его уберечь, поэтому начала плакать, хотя я должна была оставаться сильной, иначе не для кого быть сильной.
Прямо после того, как я начала плакать навзрыд о моем несчастье и страхе, постучали в ворота. Я буквально полетела вниз по лестнице и так лихорадочно отодвинула дверную щеколду, что сломала ноготь. Затем я снова зарыдала, но в этот раз от облегчения.
Снаружи стояли Барт и Хосе.
— Мы пришли так быстро, как только смогли, — сказал, запыхавшись, Барт.
— Где он? — спросил Хосе, проходя мимо меня в дом.
— Наверху. — К моему беспокойству еще добавился гнев. — О быстроте не может идти и речи. Вы знали, что он ранен! Почему вы не пришли раньше?
— Иногда обстоятельства не позволяют, — сказал Хосе таким же лаконично-
загадочным образом, которым Себастиано неоднократно приводил меня в ярость. В этот раз от меня уже не так легко отделаться. Я открыла рот, чтобы напуститься с упреками, что то, что он исполнял в будущем или в каком еще там времени, могло бы и подождать день, но я не смогла произнести и звука.
