Он должен отвести тебя, наконец, к приличному врачу! Определенно, это будет лучше, чем бегать без плана вокруг места.
— Я не сказал, что у меня вообще нет плана, — возразил Себастиано. —
Признаюсь, он мог бы быть получше, но это определенно плохой, — наполовину нетерпеливо, наполовину от боли он скривил лицо. — Если ты прекратишь скакать вокруг меня, как дьяволенок из коробки, я объясню тебе все.
С нечистой совестью я смотрела, как он мучился, потому что рана болела. Я снова быстро схватила его за руку, чтобы помочь ему при ходьбе. Он хотел, как он только что рассказал мне шепотом, вызвать пожарную тревогу. Так как последний всепожирающий огонь во дворце Дожа был совсем недавно и так как венецианцы едва ли боялись чего-то больше, чем огня, поэтому он решил, что большинство присутствующих политиков сразу побежали бы наружу. Что положило бы внезапный конец, прежде чем хоть одно заявление будет рассмотрено. Некоторые, вероятно, вернулись бы позже, но не все. Вместе с этим намерения Малипьеров провалились бы.
Даже если Себастиано был недоволен своим планом, я же считала его действительно хорошим. Пожарная тревога имела свое преимущество в том, что мы могли незаметно скрыться во всеобщем замешательстве и суете, которые определенно нужно было ждать.
Мы достигли лестницы, которая вела на третий этаж.
Себастиано поднимался по ступеням со стонами и постоянно кашляя, при этом опираясь на меня сильнее ,чем раньше, очевидно, ослабев от боли. И мои переживания тоже значительно увеличивались. А также страх перед Альвизе снова возрос. Что, если он считал, что неразбериха после ошибочной пожарной сирены хорошая возможность для того, чтобы атаковать ножом своих врагов? Такой беззащитный, каким был сейчас Себастиано, он немного смог бы противопоставить нападению.
Мы попали в украшенный великолепной настенной живописью вестибюль, в котором находилось несколько громоздких дверей. Перед одной из них стояли двое, тоскливо выглядящих, служителей зала, которые удивленно переглянулись, когда
Себастиано спросил их о том, здесь ли начинается заседание Совета Десяти.
— Но заседание давно началось, уважаемый господин, — сказал один из двух.
— Оно должно сейчас уже закончиться, — продолжил другой.
Он был прав. Уже в следующий момент крылья большой двери распахнулись, и члены муниципалитета вышли группами из зала. Они интенсивно беседовали, и, кажется, были дела шли хорошо.
Среди них появился кто-то, кого я знала, и он был гораздо в худшем настроении, чем остальные. Это был Тревисан. Он выглядел разочарованным и озабоченным.
Никого не было рядом с ним. Казалось, он осознанно хотел держаться на расстоянии от остальных членов муниципалитета, или они от него.
Проходя мимо нас, он поднял глаза. Удивление появилось на его лице, и он коротко улыбнулся.
— Что тут у нас. Маленькая кошечка. И молодой месье Себастиано. Приветствую!
— Месье Тревисан, — Себастиано поклонился. Он заметно собрался с силами, но растерянность была написана на его лице. — Сегодняшнее заседание Совета
Десяти уже закончилось? Я думал, оно только должно было начаться! Не вы ли вчера сказали мне о том, что оно должно начаться в районе трех часов?
Тревисан наморщил лоб.
— Я такое говорил? О да, верно. Я сам думал, они должны начать после обеда. Это время упоминал мой служащий. Сегодня утром он пришел ко мне и объяснил, что это ошибка. Заседание было назначено одиннадцать. Оно как раз закончилось, — он угнетенно покачал головой. — И прошло не в мою пользу. Важных членов
Совета Десяти не так легко убедить, но в данном случае Малипьеры легко сыграли в эту игру. У Пьеро были прекрасные аргументы, а его речь была в нависшей мере убедительна, я должен признать. Затем он дал слово своему сыну Альвизе, который снова развеял последние сомнения всех присутствующих.
— Только не Ваши, — выпалила я.
Тревисан пожал плечами.
— Как я могу одобрить отправку нового флота в исследовательскую экспедицию, если у нас нет средств на укрепление морской торговли и для обороны от враждебных стран? Но меня победили большинством голосов. Венеция сразу займется строительством кораблей, приспособленных для плавания в открытом море, чтобы открыть неизвестную страну по ту сторону океана. Я пытался достучаться до их разума, но никто не хотел меня слушать. Вероятно, я могу еще попытаться в Сави и созвать особое заседание, как только Дож вернется. Я выложусь по полной, — пожав плечами он добавил: — Действительно, речь
Альвизе Малипьеро была призрачна и увлекательна. Он сказал так: "Захватить новый мир, прежде чем это сделают другие." — покачав головой, закончил он. —
Эти Малипьеро донельзя харизматичны. Прежде всего, молодой Альвизе. А, вон они идут. Победитель во всех направлениях.
На его грустном выражении лица появилась отдаленная нотка восхищения, когда
Малипьеро появились посередине группы членов муниципалитета в дверях зала заседания. Признание и воодушевление мужчин можно было почти потрогать руками. Каждый хотел поговорить с Малипьеро, поступать по плечу, выказать похвалу, задать вопросы. Все внимание было обращено к ним.
Даже наше. Я не могла перестать пристально смотреть на Альвизе, и когда коротко взглянула на Себастиано, я заметила, что с ним происходило тоже самое.
Альвизе притягивал к себе взгляды, как магниты, пока гордо выходил в вестибюль вместе со своими отцом и братом, окруженный одобрительно улыбающимися политиками, которые едва ли могли дождаться осуществления своих планов, потому что они верили каждому его слову.
Сам Альвизе также верил в это, как я смогла понять. Он хотел сделать из Венеции господствующую над всем миром колониальную державу с таким рвением, что сделал бы для этого все и даже пойти по трупам, если придется. Знает ли он, что его честолюбивые планы, в конечном счете, приведут к полному уничтожению города.
Но я сама в голове ответила на свой вопрос. Конечно, он знал. Будучи путешественником во времени, он заглядывал в зеркало. То, что он все равно бесцеремонно шел к своей цели, предполагало только одно: ему было абсолютно безразлично, что произошло бы через сотни лет. Его интересовало только то, что будет происходить только в течение его собственной жизни, а в это время он был бы влиятельным человеком. Возможно, даже самым влиятельным в мире.
В шаге от лестницы он остановился и еще раз повернулся к нам. Несмотря на то, что мы остались на заднем плане, он смотрел на нас.
На долю секунды наши взгляды встретились. Его глаза были как темный лед.
