– Явилась, – процедила она. – А притворялась такой крутой разведчицей! Я знала, что ты не справишься. Куда тебе!
Я внимательно рассмотрела ее и отвернулась. Ида являла собой разительный контраст с остальными пленниками.
– Она на особом положении, – пояснила Санта. – Она беременна. И понесла на священной земле.
– Да! – вякнула за спиной Ида. – Я достойна уважения, я офицер, жена и будущая мать! Даже тупые индейцы это понимают! Поэтому меня не казнят!
– Как я устала от всего этого… – пробормотала Дженни. – Ну ладно казнь, эту-то пытку я чем заслужила?!
Моника всхлипнула. Я вспомнила, что она ведь тоже беременна.
– Нет, – глухо сказала Санта, – уже нет. Ее побили, сильно, и теперь у нее нет ребенка в животе.
Над головой нудели комары. С каждой минутой их становилось все больше. Я смотрела в изуродованные лица женщин. У Дженни под бровью сидела муха и сосала кровь. Дженни, похоже, не чувствовала, хотя от укуса уже появилась легкая опухоль, и глаз стал заплывать.
– Джен, сними муху с левой брови, – не выдержала я.
Она потерла пальцами веко, нащупала опухоль.
– Ох ты… Впрочем, это уже не имеет значения. Может, даже к лучшему, хоть медведи лезть перестанут… – она осеклась.
Женщины дружно опустили глаза.
– Тебе лучше приготовиться заранее, – выдавила Санта. – Они приходят каждое утро. Туда, – она показала на сухую полянку. – Берут нас. Делают что хотят до полудня. Потом отпускают.
– Что? – я не поверила своим ушам.
– Да трахают их! – объяснила Ида. – А меня нет, потому что я не какая-то подстилка, я уважаемая женщина! И тебя будут! Чтоб ты лучше свое место запомнила!
Я смотрела на Санту. Она перебирала какие-то веточки и крошки у колена.
– Так принято, – сказала она. – Пленных женщин отдают на потеху. Всегда. На глазах у их мужчин.
– И вы что, терпите?! И мужики просто смотрят?!
– Так принято, – повторила Санта. – Женщина должна подчиняться мужчине. Или она не женщина. Если она не женщина, ее будут бить, как мужчину.
– Слушайте, а вам не все равно? Ну вот что с вами могут сделать, серьезного? И чтоб оно хуже казни было?
Санта вздохнула.
– Делла, смерть близко. Не нужно суетиться. Надо принять то, что свершилось.
Я несколько секунд молчала, выравнивая дыхание. Потом подалась вперед:
– Санта, принять неизбежное – не грех. Грех принимать за неизбежное то, что можно изменить.
Санта подняла голову. Взгляд у нее был спокойный, и я поняла, что эта женщина не подведет. Я только скосила глаза, показывая на Иду, и Санта чуть заметно кивнула, мол, потом и не при ней.
Макс очень внимательно следил за нашим разговором. Мы переглянулись, он тут же пересел ближе к Керу, делая вид, что следит за игрой. Что-то шепнул. Через пять минут Кер поднялся, и Макс занял его место, собрав палочки-фишки. Кер поманил меня:
– Пойдем, я покажу тебе, где оправляться.
Я пошла за ним, к самому болоту.
– Оправляться вон там, – он показал на хилый кустик и понизил голос: – Болото непроходимо. Совсем. В ту сторону берег топкий, но в другую еще хуже, хотя кажется, что можно пройти по корням кустов. Там очень глубоко, один раз наступишь – и все. Что ты хочешь сделать?
– Через лагерь. Я знаю дорогу.
Кер покачал головой.
– Оружие нужно.
– А у стражей взять никак?
– Я думал. Только утром, когда они разделяются. Часть остается с нами, часть уводит женщин. Когда они вместе, их трудно победить. Я могу драться, Тан может, коммандер может. Гай не может, его сильно ударили, он почти всегда лежит.
– Идти-то может?
– Захочет жить – пойдет и побежит. Не захочет – умрет. Я дам ему легкую смерть. Вчера он просил нас удавить его, так мучился от боли. Но утром ему полегчало.
– А женщины?
– Мои жены смогут. Дженни сможет. – Он весьма выразительно помолчал. – Коммандер сам пусть говорит со своей женщиной.
Меня даже не резануло это «со своей женщиной».
– Сделай вид, что оправляешься, – посоветовал Кер. – А то стража подумает лишнее. Я подожду.
– Это нормально, что ты рядом?
– Сейчас нормально. Мы очень чистоплотные. Мы не оправляемся на глазах у всех. Мы часто моемся в воде с мыльным корнем. Мы не едим руками. В каждом доме у двери стоит ведро, где можно ополоснуть руки, когда входишь. Поэтому когда индейца берут в плен, у него все отнимают. Его заставляют делать все наоборот.
– Чтобы сломать волю?
– Нет. Так показывают, что он больше не живой. Ты умеешь есть руками?
– Я все умею.
Я залезла в кусты, стараясь не наступить на отходы чужой жизнедеятельности, которых тут было уже довольно, присела в характерной позе. Ботинки утонули в черной жиже по щиколотку. Один из стражей как-то очень внимательно слушал, о чем болтают Санта и Дженни. Просидев минуту, я встала, с чваканьем выдернула ноги из болотной грязи. Страж тут же перевел взгляд на меня. Успокоился, снова уставился на женщин.
– Кер, вон тот парень знает федеральный, – сказала я, вернувшись на лужайку.
– Почему он тогда нас не выдал?
– Надеется получить награду. Поговорите при нем о чем-нибудь. Повздыхайте, мол, жаль, что умрем и наши сокровища, которые мы спрятали, так никто и не найдет.
– Я понимаю, – кивнул Кер. – Иди к женщинам.
Когда я вернулась на полянку, взгляды у женщин переменились. Мертвое отчаяние на личике Дженни сменилось робкой надеждой, Санта деловито осматривала свою обувь, и даже Моника чуть ожила.
Стража зашевелилась, Санта сказала:
– Еду несут.
От лагеря к нам направлялись три индейца, судя по одежде – рабы. Двое тащили котелок, третий – сверток из плетеной салфетки. Ида с кряхтеньем села, устроилась поудобней. Сверток отдали ей, а котел грохнули посреди полянки, да так, что он накренился. На землю пролилось немного варева.
– Это еще ничего, – пробормотала Дженни, – вчера почти все выплеснули. Делла, поешь обязательно, кормят один раз в день всего.
Варево не просто пахло – оно воняло. Воняло отвратительно, но, несмотря на это, я ощутила, как рот наполнился слюной. Когда я последний раз ела? Двое суток назад, кажется.
На вид еда была еще хуже, чем на запах. Я старалась не думать о том, какова она на вкус. Мужчины подтянулись ближе, даже Гай Верона подполз. Ида уже чавкала.
– Ее кормят нормальной едой, – сказала Дженни.
– Конечно! – тут же отозвалась Ида. – Потому что я будущая мать, мне необходимо хорошо питаться, чтобы ребеночек был здоровеньким! Даже индейцы это понимают!
Моника горько заплакала. Санта внезапно влепила ей подзатыльник:
– А ну слезы вытри и ешь!
– Я не могу… – простонала Моника.
– Можешь, – приказала Санта.
Варево было еще горячим. В жидкой каше плавали непонятные куски.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
