Бишоп был недоволен. Мало того, что к нему липли разные незнакомцы с просьбами выпить с ними или рассказать очередную байку, так еще и медовуха постоянно кончалась. Рейнджеру приходилось каждый раз бегать к бочке на первый этаж, пока ему это окончательно не надоело: в один из заходов рейнджер плюнул на внезапную популярность и уселся прямо возле бочонка с медом надираться в одиночестве. До него долетал голос Пит, в красках расписывающей, как она с верными соратниками разворошила притон скумщиков. И вроде не врала, но ее послушать, так казалось, что разбойников была сотня — не меньше, и все сплошь настоящие звери. До чего все-таки опасная девица — мертвого может заболтать. Рейнджер еще посидел какое-то время, но окончательно заскучав, налил себе в кувшина меда, спросил у трактирщицы свободной комнаты и отправился на боковую.
Не зажигая лампы (совсем зажрались — жир хоркера на лампы переводят!) рейнджер стянул сапоги, развязал подвези и расстегнул ремни брони. Потянувшись до хруста в суставах, Бишоп улегся на единственную кровать и уставился в потолок. Спать хотелось нещадно, но сон не шел. Даже после двух суток охоты голова оставалась такой же забитой разными мыслями, которые приходилось «думать». О сделке с даэдра, например, которая привязала рейнджера к дове. О самой дове. Зачем она сдалась демону? И какую правду должен будет Бишоп сказать в условленный час? Рейнджер вспомнил последнее обещание, вырванное черными щупальцами. О прошлом рейнджера? О его предательствах? Но теперь в этом нет смысла — Пит знает о нем самые паскудные вещи, но все равно продолжает держаться рядом.
Бишоп вспомнил о Носительнице Осколка, которую он бросил в последней битве с Черным Гарриусом; о том, как несмотря ни на что Носительница вытащила его после смерти из Стены Забвения, но он все равно оставил ее. Память услужливо подбросила воспоминания из более далекого прошлого, где молодой парень, совсем еще сопляк, решил выбраться из дыры под названием Дозор Редфэллоу и доказать всем и себе в первую очередь, что он способен на все. Мать, не обращающая на сына внимания и меняющая любовников одного за другим; побои от очередного отчима; вялые и тупые лица деревенщин вокруг… Жить в этом болоте? Бишоп готов был отгрызть себе лапу, как волк попавший в капкан, лишь бы выбраться.
Он отправился через границу, в соседний Лускан. Несколько лет службы в их армии, принесли такое же разочарование и отвращение, как и жизнь в Дозоре Редфэллоу — те же побои, те же приказы… К тому времени, как отношения Невервинтера с Лусканом накалились до предела, и началась война, Бишоп уже возненавидел своих нанимателей. Зная, что тот вырос в пограничных местах, Лусканские командиры приказали рейнджеру вырезать родную деревню, и Бишоп согласился. Он не дрогнул, когда закладывал взрывчатку в собственном Дозоре. Он хотел лишь создать видимость — подготовить ловушку для лусканцев, но не убивать своих земляков. Он рассказал о готовящейся западне, кричал, чтобы они уходили, но его не послушали! Почему они его не послушали?! Обозвали предателем. Презрительно плевали на «продажного лусканского ублюдка», и поплатились за это…
Лусканцы нагрянули вовремя — ловушка сработала, и огонь взял деревню в кольцо, но не только враг горел в том аду. Лусканцы метались в огне, убивали местных жителей, которые не захотели оставить свои дома, а самого Бишопа едва не прикончили. И прикончили бы, если бы не решили, что тот сдох раньше, чем закончились их пытки. Бишоп остался лежать посреди догорающих бревен и трупов, отчаянно желая себе смерти. Но Боги словно насмехались над ним в тот день: прислали одного случайно забредшего эльфа, который спас Бишопу жизнь, выходил его, но в обмен за свое молчание велел помочь Носительнице.
Как так вышло, что всю жизнь Бишоп был вынужден служить кому-то, выполнять чьи-то приказы, и где среди этого дерьма осталась его…
— Ты здесь? — дверь в комнату отворилась, прервав тягостные мысли. На пороге показалась растрепанная Пит. Она вошла внутрь, бросила мешок у входа, на ходу отстегнула воровскую броню и упала плашмя на кровать. — Я тут рядом полежу… Сил нет…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Бишоп недовольно проворчал и отвернулся на другой бок. Даэдра забери эту дову, о чем же рейнджер до этого думал? Что-то важное крутилось в голове, но мысль вспугнуло внезапное появление Пит. Он повернулся в ее сторону и окинул взглядом женский профиль, наполовину скрытый в шкурах. Девица фыркнула, когда густой мех попал в нос. «Как лисица» — пришло рейнджеру на ум.
— Как твое выступление? — Бишоп откинулся на спину и закинул руки за голову.
— Устала. На поддержку имиджа уходит столько сил… — пропыхтела девица и тоже перевернулась на спину.
— Слушай, то что ты тогда сказала, что я якобы хочу что-то доказать…
— Да, извини насчет этого, я погорячилась, — Пит приподнялась на локте и порывисто коснулась руки рейнджера, отчего тот вздрогнул и о чем тут же пожалел — не хотелось, чтобы она отняла ладони. — Вывалила разное дерьмо на тебя, чего не стоило делать… Просто ты меня выбесил, и я ударила в ответ.
— Девочка с шипами, — заключил Бишоп, — а ты злая.
— Вовсе нет…
Девица уже собралась доказать обратное, но Бишоп повернулся к ней и сверкнул в темноте белозубой волчьей улыбкой:
— Мне нравятся шипы. Мстительная и горячая — опасное сочетание, — задумчиво протянул рейнджер, — я поражен в самое сердце! В своё чёрное безжалостное сердце.
Он прислушался к наступившей тишине — даже дыхание довы исчезло. Кажется, его неприкрытая лесть сразила Пит наповал. Девица резко села. Схватившись за горло, она судорожно глотала воздух, с усилием выталкивая его обратно. В панике засучила ногами по кровати и свалилась на пол — Бишоп оказался рядом в мгновение ока. Он оторвал ее руки от шеи, чтобы дова ненароком себя не придушила, с беспокойством заглянул в бледное, как у трупа, лицо:
— Эй, что с тобой?! Не можешь дышать? Что-то попало в горло?! Что делать-то?!
Рейнджер, громко матерясь, дернул девицу к себе, развернул и сжал сзади под ребра, но Пит вдруг содрогнулась — ее тело выгнуло дугой, а Бишоп ощутил удар такой силы, что его отшвырнуло и ударило о дубовые доски кровати. На мгновение рейнджера оглушило, а перед глазами замельтешили черные мошки. Бишоп замотал головой, приходя в себя. Поднял взгляд на неподвижное тело — женщина лежала изломанной куклой, как вдруг ее спину снова выгнуло дугой. Рейнджер встал, пошатываясь, бросился к мешку, где лежал весь запас эликсиров. Дрожащими после силового удара руками он вытащил зелье здоровья, но непослушные пальцы промахнулись, и пузырек полетел на пол.
— Исмирова срань!
Дова не должна была погибнуть. Рейнджер почувствовал, как в груди начал разливаться уже знакомый неестественный холод Апокрифа, и не теряя времени, он схватил следующее зелье. Девица хрипела, и ему не составило труда разжать челюсти и влить зелье в глотку.
— Ну же!
Словно отголоски забытых речей в голове раздался шепот:
— Время на исходе. Отмеченная должна жить, двигаться, мыслить — рейнджер должен помогать, удерживать, спасать…
— Провались в Бездну, — огрызнулся Бишоп.
Он влил еще несколько пузырьков и прижал девицу к себе, не давая той биться в судорогах.
— Давай, красотка, приходи в себя… — бормотал Бишоп, — Ты нужна мне… Не дай мне отправиться в Апокриф…
Спустя несколько минут дова наконец затихла, задышала ровнее, а Бишоп нервно всхлипнул и продолжал прижимать ее к себе дрожащими руками — в этот раз мольбы рейнджера были услышаны…
***
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Есть, Натан Семенович! Я поймал эту тварь! — громкоговоритель выплюнул вопль Николая на весь медблок.
— Я, Коленька, рад за тебя, но у нас тут есть более ВАЖНЫЕ ДЕЛА! Все отошли: разряд.
Дефибриллятор ударил в грудь, подбросив тело над каталкой. На бледной коже остались розовые следы от электродов, а Натан Семенович вперил пристальный взгляд в монитор.
— Вернулась наша путешественница, — устало заключил ученый, передавая дефибриллятор медсестре, — увеличьте норадреналин и подключайте ИВЛ.
