о том, что государство в Смуту спасли средние слои населения, заинтересованные в стабильности. В заключении Готье писал, что, пройдя через Смуту, русский народ подготовил себя к «разрешению других исторических задач». Еще одним следствием эпохи потрясений стало то, что Русь вышла из международной изоляции[952]. Таким образом, историк не соглашался с мнением некоторых ученых, утверждавших, что Смута привела к «закрытию» России.
Книгу Готье, конечно же, нельзя рассматривать как фундаментальное научное исследование. Тем не менее она сыграла роль в популяризации знаний о Смутном времени. Если читать между строк, основываясь на том, что в книге прослеживается намек на современные историку события, то можно предположить, что автор верил, что революционные события и Гражданская война – это «испытание», которое необходимо пройти.
С окончанием Гражданской войны ситуация в стране менялась, что отразилось и на повседневной жизни. В 1923 г. Веселовский записал в дневнике: «В сравнении с тем, что было 2–3 года назад, огромная перемена… Толпа стала значительно сдержаннее, вежливее, а по временам отдельные лица проявляют к своим незнакомым согражданам даже доброжелательство…»[953]. Но революционное время навсегда перечеркнуло нормальное течение жизни. «Революция съела у меня все, что было у меня самого дорогого…»[954], – писал Готье еще в 1919 г.
Научная работа шла рука об руку с просветительской. Особенно это ярко проявилось в деятельности Яковлева. С приходом большевиков к власти он оказался в своеобразном привилегированном положении, несмотря на свое сотрудничество с Корниловым. Причиной тому было знакомство с В.И. Лениным еще по симбирской гимназии, а отец Яковлева хорошо знал отца Ленина. Прекрасные отношения у Яковлева были и с Дмитрием Ульяновым, братом В.И. Ленина. Пользуясь своим положением, он многое сделал для помощи своим коллегам в годы Гражданской войны. Так, после ареста некоторых служащих Румянцевского музея, где продолжал работать Яковлев, только его личное ходатайство к Ленину помогло их освободить. Вот как этот случай описывает Ю.В. Готье: «Вчера были, между прочим, арестованы кадеты, собравшиеся в кадетском клубе: в том числе З.Н. Бочкарева и Юрьев, служащие в нашей Румянцевской библиотеке. Сегодня Яковлев был у Ленина для их освобождения и, кажется, добился успеха. Характерен разговор, который, как передал Яковлев, произошел между ними. Ленин: „Мы арестовали людей, которые будут нас вешать“. Яковлев: „Не эти, а другие будут вас вешать“. Ленин: „Кто же?“. Яковлев: „Это я вам скажу, когда будете висеть“»[955]. Он неоднократно решал вопросы элементарного снабжения Румянцевского музея[956], помогал различным деятелям культуры. В частности, ему обязаны: философ И.А. Ильин, которого, благодаря настойчивым просьбам Яковлева, выпустили из ЧК, а также друг-историк Бахрушин, освобожденный путем личного ходатайства Яковлева перед Лениным[957]. Приходилось искать защиты и для собственного отца, который сталкивался с неприятностями в Симбирске.
По словам Е.В. Пчелова, О.М. Медушевская вспоминала, что в научной среде ходило своеобразное предание об одном разговоре Ленина и Яковлева. Якобы Владимир Ильич спросил у историка, к какой партии тот принадлежит. Тот ответил, что ни к какой, но ближе всего ему идеи партии кадетов. «Какая жалость, – сказал Ленин, – я-то думал, что вы хотя бы социал-революционер!».
Несмотря на покровительство Ленина, в Москве из-за нехватки продовольствия жить становилось все сложнее и сложнее, поэтому в августе 1919 г. Яковлев со своей семьей переехал в Симбирск к отцу[958]. После отъезда Яковлева Готье записал в дневнике: «Одним другом и умным собеседником меньше»[959]. Два года историк жил на два города – Симбирск и Москву. Он бы переехал и раньше, но боялся бросать Румянцевский музей, который нередко защищал от произвола новых властей[960].
В родном городе он получил должность директора Чувашского института (вскоре переименованного в Чувашский ударный институт народного образования). Как отмечал в своем дневнике друг отца Яковлева, А.В. Жиркевич, историк столкнулся с массой проблем в организации учебного процесса. «Он с головой погружен в разные чувашские дела административно-хозяйственного свойства и, по его словам, терпит много неприятностей – в благодарность за свои хлопоты и труды – от разных хамов, и советских и чувашских»[961]. Возможно, что интенсивная работа была попыткой отвлечься от происходящих событий, помогающей пережить разруху страны. По свидетельству А.В. Жиркевича: «На вопрос отца, верует ли он в возрождение России, Алексей Иванович с сердцем ответил ему: „Папа! Никогда не задавай мне такого вопроса! Когда я утрачу всякую веру, то убью себя и детей, чтобы они не страдали напрасно“». Но тут же приписано: «Старик всерьез боится, что сын его исполнит такую угрозу»[962]. Видимо, и Яковлев нередко приходил в отчаяние и впадал в пессимизм. В дневнике Жиркевича осталась и характеристика историка: «А.И. Яковлев – человек удивительной доброты, а вместе с тем и житейской практичности»[963].
В руководстве институтом ученому пришлось решать массу чисто бытовых вопросов. Он вынужден был добывать дрова, проводить электричество. «Мне пришлось принять в заведование сложное полуразрушенное школьное хозяйство и стать лицом к лицу с топливным кризисом»[964], – писал он Готье. 9 октября 1919 г. историк читал лекцию по истории Смутного времени перед красноармейцами. По свидетельству Жиркевича, им не понравилась монотонная академическая манера чтения. Интересно отметить, что во время лекции Яковлев сказал, что «между событиями времен появления самозванцев и нашей эпохой – полное сходство»[965]. В институте дела также шли не блестяще: многие учащиеся не признавали авторитета историка[966]. 19 марта группа радикально настроенных студентов-чувашей добилась отставки Яковлева с поста директора[967].
Занятие ключевых должностей привело к тому, что Яковлев нажил себе множество врагов. Даже слава «находящегося под покровительством Ленина» не всегда спасала его. В 1922 г. ректором Чувашского ударного института народного образования был назначен местный партийный деятель И.Н. Яштайкин, который сразу же уволил Яковлева из института за «буржуазное» преподавание истории[968].
Кроме трудностей и неприятностей были и положительные события. 30 июня 1920 г. Яковлева официально избрали членом Общества истории и древностей Российских при Московском университете[969]. 21 июня 1921 г. Яковлева назначают ректором только что открытого Симбирского университета. Впрочем, это назначение историк принял скорее по необходимости, тяготясь административной работой. На посту он проработал около года. После этого осенью 1922 г. Яковлев со своим отцом переехал в Москву[970].
Итак, революционная эпоха разделила жизнь и творчество московских историков на два периода. Революцию Ю.В. Готье, С.Б. Веселовский и А.И. Яковлев встретили как крушение русской цивилизации. Позиция С.В. Бахрушина менее ясна, но, очевидно, что он был против разрушения российской государственности.
Несмотря на радикальное изменение условий жизни и труда,
