— Здравствуйте, — вежливо сказал Павел, — присаживаясь на табурет возле кровати. — Так вы утверждаете, что вас пытались убить…
— Кто вы? — голос женщины звучал удивительно полно, низкий, завораживающий голос, от которого я бы лично не отказалась.
— Скажем так: я муж той дамы, которую пытались ограбить. И бывший муж той дамы, у которой убили мать и погибла невестка. К следственным органам имею кое-какое отношение. И вот пытаюсь разобраться…
— Его арестовали? — очень спокойно спросила женщина.
— Кого именно? — уточнил Павел.
— Того, кто пытался меня убить. Александра Николаевича Таранского.
— Арестовали, — кивнул Павел. — Но только не за это. То есть вчера мы ещё не знали, что он это сделал. Вчера мы ещё многого не знали.
— Его будут судить?
— Нет. Не будут.
— Не понимаю, — прошептала женщина, у которой даже губы побелели от волнения.
— Он покончил с собой несколько часов назад. Повесился в камере.
— Неправда!
— К сожалению, правда.
— Вы не поняли. Он не мог повеситься. Он слишком любит… слишком любил жизнь. И себя. Его убили.
— Вы знаете, кто? — быстро спросил Андрей.
Женщина покачала головой.
— Это неважно. Знаю или не знаю — все равно не скажу. Зато могу сказать, кто убил ту женщину на даче. И где украденные вещи.
— А почему погибла Марианна тоже знаете?
— И этого не скажу. Но она была обречена. Александру на роду было написано погубить трех женщин и… Ну, споткнуться что ли, на четвертой. Первой была его теща. Он не убивал, он нанял какого-то алкоголика, чтобы тот напугал старуху. Просто хотел напакостить, отомстить за то, что она его терпеть не могла и вечно мешала «красиво жить». А алкоголик перестарался…
— Откуда вы это знаете? — настороженно спросил Павел. — Вы при этом были?
— Нет, просто Александр мне очень доверял. Он был тогда сильно напуган тем, что произошло. А потом — успокоился. И сделал вторую глупость: связался с дамой, у которой украл какую-то ценную рукопись. Хотел у меня спрятать, я отказалась…
— А дама, между прочим, только чудом осталась жива, — со скрытой злостью сказал Павел.
— Ну, и слава Богу, что обошлось. Рукопись, как я поняла, спрятана в багажнике его машины.
— Мы её уже нашли. А третья дама — это, значит, Марианна?
— Да. Но если бы не она — погибла бы ещё какая-нибудь женщина. Обязательно.
У меня, наверное, отвисла челюсть, а глаза полезли на лоб. Со стороны я себя, конечно, не видела, но ощущала эту мимику достаточно четко. Впрочем, у Павла и Андрея лица были только чуть более осмысленные, чем у меня. Интересно, она просто сумасшедшая или это — последствия травмы?
— Допустим, — сказал Павел, который первым обрел хладнокровие. — А откуда вы все это знаете?
— Карты. Таро, — почти равнодушно обронила гадалка. — Я его предупреждала. Но он никого никогда не слушал, только себя. А вышло так, как я предсказывала. Вот только смерти его я не предвидела. Значит, что-то он и от меня утаил… А раз так… Я вам ничего не говорила. И от своих предыдущих показаний откажусь. Оговорила я человека. А на самом деле — не видела, кто меня ударил. Приехала погулять в парк, зазевалась, ну и…
— Какая теперь разница? — не выдержала я. — Он, не он… Его же на свете больше нет!
Гадалка снова пристально посмотрела на меня и неожиданно слабо улыбнулась:
— Правильно. Его нет. А я, я ещё хочу быть. Слышали, наверное, что молчание — золото? Вот я и помолчу.
… … …
Несколько дней спустя, когда все печальные ритуалы уже были соблюдены, а Елену мы, скинувшись, кто сколько может, отправили отдыхать в Анталию, невзирая на её протесты (правда, слабые), Андрей пришел домой неожиданно рано и в хорошем настроении. Я его не ждала, поэтому затеяла обновление золотистого цвета своих волос. Так что выглядела соответственно: голова в полиэтиленовом пакете и затрапезный халат.
— Не дергайся, — любезно сказал мой ненаглядный. — Ужином я так и быть займусь сам, пока ты хорошеешь. У меня для тебя две новости.
— Начни с плохой, — мгновенно отреагировала я.
— А если они обе хорошие? Ладно, это детали. Значит, первая новость такая: твоего замечательного жениха определили на лечение. Куда — догадываешься.
— Все мы там будем, — философски заметила я. — Если тебя не затруднит, достань из аптечки футляр с бритвой. Хорошеть — так хорошеть.
— Для тебя — все, что угодно, — отозвался Андрей и пошел на кухню. Вернулся он почти мгновенно, причем выражение его лица я так и не сумела расшифровать. Невероятно, но настроение у него, похоже, стало ещё лучше.
— Ты все ещё не нашла те свои сто долларов? — поинтересовался он.
— Нет, — не без раздражения ответила я. — К чему такое любопытство? Скоро получу гонорар за книгу…
Андрей протянул мне футляр с безопасной бритвой и замер в ожидании. Ну, естественно. Именно туда я и засунула эту злополучную купюру. Что меня побудило спрятать её там — понятия не имею. Наверное, решила, что уж в аптечку-то жулики точно не полезут.
— Смешно, да? — укоризненно сказала я. — У меня от перенапряжения память отказывает, а ты веселишься. Уйди с глаз моих. Я буду голову мыть.
Когда я вышла из ванной, коронное блюдо Андрея — яичница с помидорами — уже стояло на столе. А сам он стоял возле окна, бесцельно вглядываясь в голубую даль.
— Давай вторую хорошую новость, — потребовала я, утолив первый голод. — Или ты давным-давно нашел эти сто долларов и только теперь решил мне об этом сообщить.
Андрей отложил в сторону вилку и изобразил на лице озабоченность:
— Понимаешь, — начал он, — я тут заходил в ювелирный магазин…
— Присматривать обручальные кольца? — хмыкнула я.
Хмыкнуть-то хмыкнула, но сердце екнуло…
— Зачем присматривать? Я купил… Прости, что так скромно, но в стране кризис. Это тебе.
Андрей протянул мне обтянутую атласом коробочку. Я открыла её дрожащими руками… Ах!
Ах, какая симпатичная цепочка там лежала!
Часть вторая
СУМЕРКИ ИМПЕРАТРИЦЫ
Глава первая
Я услышала, как в замке поворачивается ключ, и оторвалась от перевода душераздирающей детективной истории. Не без удовольствия, замечу. Зарабатывать таким образом на хлеб — занятие приятное лишь для постороннего наблюдателя. Когда же занимаешься криминалом, пусть и в импортном исполнении, каждый день вне зависимости от настроения, то начинает казаться, что мир вообще состоит исключительно из преступников и их жертв. Хотя… Возможно, на самом деле так оно и есть… потенциально. Тем не менее, я сладко потянулась и пошла встречать любимого человека.
Понимаю, естественнее было бы сказать: пошла встречать мужа. Кто ещё мог свободно оперировать ключом от моей однокомнатной крепости? Но времена меняются и мы меняемся вместе с ними. Мы с Андреем до загса так и не дошли, хотя вялые попытки и предпринимали. Но судьба явно предназначала нам оставаться в гражданском браке: то у меня скапливалось безумное количество срочной работы и не было времени на устройство личной жизни, то Андрей неделями пропадал в своей конторе. А если выдавались свободные дни, мы, не сговариваясь, предпочитали проводить их более интересно, чем посещение казенного дома и обременение паспортов лиловыми печатями.
— Голодный? — задала я традиционный вопрос, ответ на который знала заранее. — Устал?
— И то, и другое, Наташенька, — довольно-таки бодро откликнулся Андрей. — А главное, имею право потребовать любви и заботы, потому как принес денежку. Заработанную, замечу, в поте лица.
— Не усугубляй, — попросила я. — По четвергам я не подаю, ты же знаешь. Пойдем ужинать, я тоже проголодалась. А тариф за любовь и ласку обсудим позже. На голодный желудок такие вещи не решают.
Мы были вместе почти два года и за отчетный период, похоже, ни разу об этом не пожалели. Нетривиально начавшийся роман следователя с подозреваемой обернулся довольно-таки гармоничным союзом. Разумеется, после того, как из подозреваемых я перешла в разряд жертв преступления.
С тех пор утекло много воды. Андрей из ФСБ перешел в частное сыскное бюро с элегантным названием «Шерлок», я, кроме переводов, написала и даже издала две собственные повести, а мы — тьфу-тьфу-тьфу — друг другу не надоели. Бывает, но редко. В достаточно зрелом, сорокалетнем возрасте, уже начинаешь более или менее разбираться в том, что такое хорошо, а что такое — плохо.
— Как твои успехи на ниве перевода? — поинтересовался Андрей, когда мы закончили трапезу. — Выполнила норму по трупам?
— Не сыпь мне соль на раны, — отозвалась я, поперхнувшись чаем. — Идиотизм на идиотизме и идиотизмом погоняет. Но вообще-то завидно.
— Кому ты завидуешь? — изумился мой друг.
