– Что еще за несчастный случай? В конце концов, она не врач! – заметил отец едва ли не презрительно.
Именно, что врач, хотела сказать Лили, но в последний момент прикусила язык.
– Просто так она никогда бы не заставила меня ждать!
Альфред вздохнул. Он давно ожидал этого разговора, но не рассчитывал, что он состоится именно сегодня.
– Лиз, позже! – сказал он горничной, которая, держа в руках поднос, как раз собиралась войти. – Я давно хотел поговорить с тобой об этом, Лили. Зильта рассказа мне, чем вы занимаетесь на курсах в последнее время, и поправь меня, если я ошибаюсь, но эти новые идеи об учебе и правах женщин не имеет ничего общего с чепухой герра Кляйнляйна. – Она посмотрела на него расширившимися от страха глазами, невольно подтверждая его опасения. – Лили, я против того, чтобы эта женщина внушала тебе все эти мысли. Вот почему я хотел узнать ее лично – думал дать ей шанс, хотя и представлял заранее, что именно я увижу. Тебе, должно быть, кажется, что она умная, смелая, современная, раскрепощенная. Но все это ерунда.
– К чему ты все это говоришь?
Он испытующе посмотрел на дочь.
– Лили, пойми меня. Ты девушка. Женщина! – поправил он себя. – Все эти вещи – они не для женщин. Ваши мозги… как бы это сказать… не созданы для того, чтобы с ними справляться. Не говоря уже о том, что это просто неприлично. Такова воля Божья, и не нам с ней спорить. Женщины во многом уступают мужчинам. Вот почему существуют правила – они защищают вас от необходимости разбираться в том, что лежит за пределами вашего понимания. Потому женщинам и не разрешают голосовать и получать образование – потому что они просто не способны на это. Так было всегда, а значит, у этого должна быть причина, не так ли?
Увидев, что дочь собирается возразить, он быстро поднял руку, и она замолчала.
– Конечно, бывают исключения. Среди женщин тоже встречаются блестящие умы, по своим способностям приближающиеся к мужчинам. Но таких чрезвычайно мало. И это во многом потому, что для женщин совершенно неестественно заниматься такими вещами. Неужто женщины должны бросить дом и детей и бежать в операционные, размахивая окровавленными скальпелями? Женщины хрупки, легко теряют сознание от одного вида крови, от всего этого их нужно оберегать. Разве ты не понимаешь, что так и должно быть? Женщины… – Он слегка покраснел, но откашлялся и продолжил уже более решительно: – Женщины должны рожать детей. Если все они вдруг перестанут заниматься своим делом и пойдут вместо этого в университет, что, по-твоему, произойдет? Ты хочешь, чтобы больше не было детей? Или чтобы дети росли без заботы матери? Или, может, мужчины должны присматривать за детьми? – Он возмущенно фыркнул.
Лицо Лили оставалось непроницаемым все время, пока отец говорил. Дождавшись, когда он закончит, она глубоко вздохнула.
– Теперь мне разрешено высказаться? – холодно спросила девушка, и по одной ее интонации Альфред понял, что так и не сумел до нее достучаться. Он утомленно махнул рукой, давая ей понять, что она может говорить, если ей есть что сказать.
– Прежде всего я не думаю, что женщины от природы глупее мужчин. Кто это сказал? А доказал кто? Но, конечно, женщины кажутся глупее и невежественней. Потому что они не образованы, потому что мужчины отказывают им в знании. Среди моих знакомых есть много умных женщин. У меня блестящие однокурсницы. А может, ты скажешь, что мама недостаточно умна? Или что Франц умнее меня?
Он хотел было возразить, но, по всей видимости, это был риторический вопрос, потому что она продолжала:
– Мы знаем меньше, это верно. Но лишь потому, что нам не разрешено учиться. В других странах уже поняли, что это неправильно. Скоро поймут и здесь, я уверена. – Она снова набрала воздуха в легкие. – Я думаю, – сказала она с нажимом, – я думаю, что мужчины попросту боятся женщин. Они специально нас принижают, потому что не хотят видеть, что мы настолько же умны и сообразительны, как и они.
На мгновение он словно окаменел, не в силах понять, где его дочь усвоила такой тон. А затем вдруг с ужасом почувствовал, как в нем поднимается волна неконтролируемого гнева.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Марш в свою комнату! – рявкнул он.
– Но… – запротестовала было Лили, но он стукнул кулаком по столу.
– Разве я так тебя воспитывал? Нет, ну какая наглость! Ты хоть сама себя слышишь? И вот этому вас учат в институте? Неблагодарности? Я знал, что надо запретить тебе всякое общение с этой женщиной! Мы с твоим братом работаем день и ночь, чтобы обеспечить тебе безбедное, полное привилегий существование, и вот это – твоя благодарность? Ты, дуреха, стоишь и утверждаешь, что могла бы нас превзойти? Да как ты смеешь разговаривать с отцом в таком тоне?
– Я не утверждала, что… – начала Лили, но было уже поздно.
– Вон, пока я в состоянии себя контролировать! – закричал на нее отец. – Я бы отменил сегодняшний бал, но знаю, что это огорчит твою мать, а ей и так сегодня нездоровится. Не хватало еще расстраивать ее твоим поведением. А теперь исчезни!
Лили поднималась по лестнице, дрожа от гнева. Слова отца все еще звучали в ее ушах. С ней еще не обходились настолько несправедливо. От досады она вся покраснела. До безумия хотелось что-то разбить. Большие часы в холле показывали десять минут пятого. Она остановилась. Мысль о том, что Йо ждал ее напрасно, была мучительна. Лодочный павильон на Внешнем Альстере находился всего в нескольких сотнях метров от виллы. Лили надеялась, что он поймет, почему она не пришла. Она уже дошла до нужного этажа, но вдруг медленно развернулась и снова поспешила вниз, словно ее вела неведомая сила. Она не знала, откуда взялся этот порыв. Был ли это бунт против отца или желание увидеть Йо, но с каждым шагом она шла все быстрее. Это было почти бессознательное решение, но как только она поняла, что собирается делать, ее уже было не остановить. Если побежать, то, возможно, она еще успеет его застать.
* * *
Когда Лили добралась до Ломбардсбрюке и свернула за угол, ей едва хватало дыхания. Уперев руки в бока и жадно хватая ртом воздух, она огляделась. Йо нигде не было.
Но ведь полчаса еще не прошло! Мысль о том, что она так рисковала, а он даже не смог ее подождать, как было условлено, вызвала в ней приступ гнева. Болван, сердито подумала она, опускаясь на скамейку, чтобы отдышаться. Будто бы не знает, насколько трудно мне ускользнуть средь бела дня!
Прохожие бросали на нее недоуменные взгляды, потому что она все еще тяжело дышала, а по вискам струился пот.
Приходилось признать – Йо не пришел. Через мгновение она медленно побрела обратно к вилле. От разочарования в горле образовался ком. В тот момент ей было все равно, заметят ли родители ее отсутствие. Она понимала, что тогда они запрут ее в комнате до конца жизни, но какая теперь разница?
Озаренная внезапной догадкой, она остановилась как вкопанная. По телу прошел ледяной озноб. Мысль, которая пришла ей в голову, была ужасной. Могла быть только одна причина, по которой оба они не пришли.
– Карл! – прошептала она в ужасе.
И пустилась бежать.
Пока она мчалась вверх по лестнице дома, в котором жила семья Йо, легкие вдруг так сдавило, что ей пришлось на мгновение остановиться и прижать к бокам руки. Проклиная свой корсет, она подумала, что вот-вот потеряет сознание. Но вскоре приступ прошел и она преодолела оставшиеся несколько ступеней. Оказавшись у нужной квартиры, Лили постучала в дверь, но никто не открыл. В квартире царила мертвая тишина.
– В больнице они. Мальчонку ихнего увезли, а они следом отправились, – раздался слабый голос позади нее.
Лили обернулась. Из-за соседней двери выглядывала изможденная старуха, чьи редеющие волосы были спрятаны под шалью.
– Что случилось? – в ужасе спросила Лили.
Старуха грустно покачала головой.
– Не знаю, но малыш так кричал. Ох, ужасные, ужасные крики. Будто умирающий зверь. Уж так его, бедного, трясло и корчило.
Не в силах осознать услышанное, Лили молча смотрела на старуху.
