А что потом? Возможно, он выбрал единственно правильный путь. Его боль может оказаться неизлечимой, но ведь и цена избавления слишком высока.
Долгий тяжелый вздох вырвался из ее груди, ослабив тоскливую тяжесть. Слезы ушли. Эллис взяла нож и начала вырезать рождественские колокольчики.
Что ж, надо смотреть правде в глаза — все началось еще на прошлой неделе, уже тогда она потеряла покой. Надо было раньше и лучше стеречь свои чувства. А теперь уже поздно думать о том, как избежать боли. Теперь, нравится ей это или нет, ей не остается ничего, кроме как отдать Нейлу свою любовь и заботу. Каждый человек, даже тот, у кого душа превратилась в ледяную глыбу, должен знать, что кто-то на этом свете любит его…
— Может, я сумею немного расчистить подъезд к дому, — бросил Нейл.
Он стоял лицом к окну, глядя на кружащиеся снежные вихри и почти полностью засыпанные машины. Похоже, что буран все-таки немного поутих… Или это только кажется?
— И не вздумай! — мягко запротестовала Эллис. — У меня договор с соседскими мальчиками. Их хватит удар, если они потеряют свои деньги.
— Ясно.
Ну и к лучшему, особенно если учесть боль в спине. И все же Морфи никак не мог привыкнуть к тому, что на свете есть вещи, за которые ему теперь лучше не браться. Бездействие временами выводило его из себя, и он изнывал, как тигр, запертый в тесной клетке зверинца. Вот и сейчас…
Сейчас ему нужна хорошая тяжелая работа. Обычно ее заменяла многочасовая прогулка, но нельзя же оставить Эллис одну. А она, похоже, вознамерилась напечь бисквитов на целую зверски голодную футбольную команду! Черта с два она захочет прервать это занятие.
Джейн тоже обожала рождественские хлопоты… Как и Нейл, она выросла на улице и с самого детства носила в душе мечту о настоящем Рождестве, каким оно должно быть. Этакая глянцевая яркая открытка с разукрашенной елкой, свечами, накрытым столом и счастливыми детскими рожицами. Каждый Новый год его жена воплощала в жизнь свою мечту — для него и детей.
Нейл не отвернулся от окна. Какая разница, раз уж он позволил себе вспомнить… Под Рождество дома всегда пахло точно так же — хвоей, бисквитами, кофе. В шкафах на верхних полках прятались подарки, завернутые в яркую глянцевую бумагу и фольгу. То и дело слышалось заговорщическое шушуканье и тихий смех, а в последний раз старшая дочка пришла в такое возбуждение, что никак не соглашалась ложиться спать…
Джейн и сама превращалась в ребенка, ее радостное оживление передавалось и Нейлу… Она с детьми заставила Нейла полюбить Рождество, это непередаваемое ощущение волшебства и предчувствие чего-то сказочного…
И вот теперь он стоит здесь, слепо глядя в серый вьюжный день. Странная мысль неожиданно прервала его грустные воспоминания и заставила подумать о другом.
Ведь Эллис тоже готовится к празднику. Вьет свое рождественское гнездышко с обязательными вкусными вещами, гирляндами, елкой и разговорами о добрых чувствах и ежегодном праздничном гостеприимстве. Но ведь у нее никогда не будет детей, для которых в основном и существует вся эта зимняя сказка.
Никогда в жизни она не узнает радостного волнения, с которым покупаешь новогодние подарки, предвкушая крики восторга, от которых зазвенят стекла в рождественское утро. Никогда не изведает радости, с которой прячешь свертки, никогда не будет разучивать рождественские гимны с дочуркой или сынишкой.
Он успел взять это от жизни. И хотя потерял все, но никогда не сожалел об ушедших навсегда мгновениях былого счастья, пусть цена его и оказалась немыслимо высока.
Эллис же никогда не познает этого… Она всю жизнь избегала мужчин, и только теперь Нейл понял почему.
Сколько же можно носиться только с собой, подумал он и отвернулся от окна. Пусть у Эллис никогда не будет семьи, но хоть это Рождество она не должна провести наедине с мужчиной, который ведет себя как последний подонок.
Он взял бисквит с блюда.
— Это просто сказка, Эл, — произнес Нейл с набитым ртом.
— Обычные бисквиты.
— Они великолепны. А как ты собираешься украсить их одна?
— Напрашиваешься в помощники?
Она была уверена, что он откажется.
— Естественно. Но предупреждаю сразу, я никогда не делал этого и не могу гарантировать, что не изуродую всю твою работу.
Эллис поставила в духовку новый противень и рассмеялась.
— Так и быть, сегодня не будем изображать Сикстинскую капеллу на каждом пирожном. Если бы я пекла пару дюжин для особого случая, я бы расстаралась, но абсолютно нереально украсить сказочными красотами сотни штук. Поэтому ограничимся пятнами и глазурными брызгами.
— Пятна и брызги — вот это как раз по моей части!
Радостно улыбаясь, Эллис с удивлением подумала о причине такой резкой перемены. Князь тьмы исчез, уступив место дружелюбному мужчине с широченной мальчишеской улыбкой. И даже серо-зеленые глаза, минуту назад суровые, как грозовые тучи, сейчас ласково смотрели на нее, как солнце сквозь серебристый летний дождь.
— Я разведу глазурь, а потом можешь приступать.
Когда были готовы уже сотни две бисквитов, Морфи заметил, что Эллис что-то тревожит. Она не сидела на месте, но беспокойно сновала по кухне, а когда начала в тысячный раз протирать стойку, он еле сдержался, чтобы не зарычать. Естественно, у нее более чем достаточно поводов для беспокойства, и кому же как не Нейлу знать, что в таких случаях спасает только движение.
— А почему бы нам не прогуляться? — неожиданно спросил он. — А закончить мы сможем и потом.
— Дороги наверняка превратились в снежную кашу, — заявила Эллис, взглянув в окно на продолжающийся снегопад. А ветер немного поутих.
— Не припомню такого сильного и долгого снегопада!
Нейл резко встал и выпрямился, стараясь облегчить боль в пояснице. Кольнуло так, что он не смог не поморщиться.
— Опять разболелась спина?
Он покачал головой.
— Небольшой приступ. Ну что ж, раз ты не хочешь гулять, думаю, мы сумеем найти другое занятие, чтобы отвлечь тебя.
— Отвлечь меня? — Она выглядела озадаченной.
— Естественно. — Он подошел ближе и криво усмехнулся. — Ты думаешь, что хорошо скрываешь свое настроение? Что тебя тревожит? То, что ты спала со мной? Или… или что-то еще?
Эллис ощутила ком в горле, по телу пробежал озноб — то ли от жары, то ли от холода. Как просто он заставил ее снова почувствовать себя женщиной, жадно вбирающей глазами его тело со скрытой в нем силой. Совершенно новым, женским взглядом она оценивала ширину его плеч, узость сильных бедер… и еще кое-что, спрятанное под грубой тканью джинсов.