Валик смотрел себе под ноги. Катрин права. Это вообще счастье, что она согласилась вытащить его. Интересно, что с Айсом? Неужели он утонул?!
Татьяна зябко повела плечами. Она с трудом понимала, о чем говорили эти двое молодых людей. Она знала только одно – с Вячеславом, ее любимым мужем, стряслась какая-то беда. Но, странное дело, она не особенно переживала по этому поводу. Вроде как это должно было произойти. Только кто этот мужчина, который только что спустился в каюту? Как она ни пыталась, не могла вспомнить. Но где-то в глубине души у нее крепла уверенность, что от него нужно держаться подальше. Так, на всякий случай.
Их подобрали через двое суток. К тому времени охрана Вячеслава Бравлина давно забила тревогу, и кто-то сказал, что видел джип с ними, направлявшийся в сторону Эско.
За все время, пока они были в больнице, и по дороге в Москву Татьяна и Эд не обменялись и словечком.
* * *
Как ни странно, но дело удалось замять. После долгих переговоров официальных представителей посольства и властей уцелевшая группа русских, «чудом выживших» после трагедии, случившейся в океане (так, во всяком случае, настаивали все трое), отправилась домой.
Катрин первое время на полном серьезе намеревалась уйти в монастырь. Однако ей трижды отказывали, и она смирилась с этим. Она все реже и реже появлялась в своих тусовках, потом неожиданно вышла замуж за Диму, они уехали жить в Карелию, и вскоре у них родилась двойня.
Татьяна и Эдуард больше не общались, и каждый из них зажил своей жизнью.
Она унаследовала имущество Вячеслава. Даже после выплаты всех неустоек и долгов оно оказалось внушительным. Когда все формальности с точки зрения закона были улажены, она уехала в Англию к учившейся там дочери, купила дом и… осталась навсегда.
Он тоже решил в корне поменять свою жизнь и принял твердое решение оставить свое опасное ремесло. Его мечтой было построить настоящий океанариум и запустить туда хищных акул, благо скопившийся капитал позволял воплотить эту мечту в реальность. Однако в какой-то момент стройка перестала финансироваться, а потом и Эд куда-то пропал. Поговаривали, что его убили за старые «подвиги», к тому же он не представил никаких доказательств выполнения своего последнего заказа… Как бы то ни было, его судьба неизвестна.
На Спящий остров, где все началось, приезжали все реже и реже. Туристов мало интересовало пустынное нагромождение скал. А тому, кто все-таки соизволил туда заглянуть, никогда бы не пришло в голову, что под одной из громадных плит покоится рука Марины, несчастной девушки, которая так и не поняла, ради чего она потеряла свою жизнь. То, что оставалось на виду, обглодали чайки и насекомые, а остальное постепенно истлело и превратилось в прах. Часы на запястье разбились от удара и перестали работать в момент падения глыбы. А вот обручальное колечко, как ни удивительно, осталось в целости и сохранности, оно даже не потемнело от времени.
Был ли Сема Розой Скайгард, известной скандальной феминисткой и фотомоделью, так и осталось тайной. Как и сам остров Киукано Скволус, Акулий Плавник, который после этого случая больше никогда не поднимался из пучин Тихого океана.
* * *
Жизнь Валика смело можно было делить на три периода. Первый – до аварии. Второй – после аварии и до острова. И третий, самый тяжелый и невыносимо-муторный, – после всей этой истории. Он никогда не думал, что ожидание окажется таким тяжелым, таким горьким и мучительным.
Он вздрагивал от каждого звонка в дверь. Он замирал, увидев в метро или на улице знакомую курточку или прическу. У него начинало безумно колотиться сердце, когда ему на телефон приходило какое-либо сообщение. У него поседели виски и постоянно слезились глаза, а на лбу появились глубокие морщины, как у старика.
Но жизнь постепенно вносила свои коррективы, желаешь ты этого или нет, и поневоле приходилось подчиняться ее законам.
«Ты почувствуешь сердцем», – сказал тогда Айс.
Что значит «чувствовать»?
«Место аварии…»
Он примчался туда в первый же день, как только приехал. Простоял, как идиот, до самой ночи. Никого.
В клинике ему поставили глазной протез, хотя врачи говорили, что можно сделать операцию по пересадке настоящего, зрячего глаза. Впрочем, Валика это волновало в меньшей степени.
Однажды ночью он «почувствовал». Он проснулся мокрый от пота. Ему показалось, что кольцо Светы, лежавшее на самом видном месте, издавало легкое свечение. Он дотронулся до него. Оно было теплым, словно только что с пальца…
Он спешно оделся и выскочил наружу. С огромным трудом ему удалось поймать «бомбилу» и уговорить его довезти до того самого места.
Он простоял три часа, пока не начало светать. И в один момент он был готов поклясться, что прямо на проезжей части он видит силуэт любимой. Она стояла прямо на разделительной полосе, хрупкая, призрачная фигурка в развевающемся платье, в ее любимом сиреневом платье, но она исчезла в ту же секунду, как только Валик с нечеловеческим криком кинулся на проезжую часть. Ему даже почудилось, что пахнет гарью и сожженной резиной, а на асфальте свежая кровь и следы от протектора.
Но его встретила равнодушная пустота. Плача, он приплелся домой.
А следующей ночью все повторилось.
Водители, часто пользующиеся этой дорогой, в конце концов привыкли к странному парню с невидящим взглядом, который все дни напролет торчал у светофора. Родители напрасно пытались его вразумить. Он забросил учебу, перестал общаться со знакомыми, и весь смысл его жизни свелся к бесконечному ожиданию.
Хотя иногда, когда он стоял, промокший от дождя или изнывающий от летнего зноя, в его воспаленный мозг частенько прокрадывалась одна неприятная мыслишка: «А что вообще было-то, Валик? И было ли что-то?»
И все чаще он отвечал сам себе – наверное, ничего. Ничего не было. Как там говорил Айс? Это сон.
Все было сном.
Эпилог
Поздним вечером возле ветхой пятиэтажной хрущевки, которую уже давно городские власти определили под снос, остановился роскошный «БМВ». Недавно вылизанная до блеска в автомойке машина смотрелась в этом захолустье столь же неуместно, как смотрелся бы сапог могильщика на фортепиано ручной работы.
Из автомобиля вышел высокий мужчина в строгом костюме. В золотом зажиме для галстука мерцал крохотный бриллиантик. Мужчина пригладил совершенно седые волосы и неторопливо закурил. На переднем сиденье «БМВ» лежал роскошный букет темно-красных роз. Ровно восемьдесят одна штука.
Выпустив дым, он взглянул в знакомое окно. Стекла там были выбиты уже давно, а из квартиры вынесли все, что только можно вынести, даже никому не нужные, по его мнению, проржавевшие батареи и расколотый унитаз.
В подъезде раздались возбужденные голоса, и скоро наружу вышли двое подростков с девушкой. Они громко смеялись, а один юноша делал руками хватательные движения в воздухе, словно ловил невидимые снежинки. Девушка как бы ненароком выбросила в чудом сохранившуюся урну какой-то предмет, но острый глаз мужчины сразу определил, что это был шприц. Наркоманы хреновы.
Он посмотрел на «Ролекс» и чуть нахмурил седые брови. По его прикидкам, время наступило. Он снова посмотрел на окно. Тихо и темно.
Он докурил сигарету и бросил ее на заплеванный асфальт, аккуратно растоптав подошвой туфли из крокодиловой кожи. Потянулся за цветами и пакетом, в котором зазвенели бутылки дорогого коллекционного вина.
Когда он захлопнул дверцу и поднял голову, на его лице появилась улыбка. В комнате вспыхнул огонек. Кто-то зажег свечу.
Он улыбался, но это была странная улыбка. Улыбались только губы, а глаза оставались холодными и настороженными. Он наклонился и погладил череп какого-то животного, установленный на приборной панели. Череп был отшлифован и побелен специальной несмываемой краской, а нанесенный фосфоресцирующий слой позволял ему слегка светиться в сумерках.
– Вот и все, Тико, – прошептал мужчина. – Все.
Айс зашел в подъезд, старательно обходя лужи сомнительного происхождения и всякий мусор.
Первый этаж.
Он ждал этого очень долго. С того самого момента, как этот очкастый слюнтяй надул в штаны от страха и отказался ему помочь. Сема, то есть эта гребаная Роза, была права. Он никогда ничего не делает просто так, и Валик глубоко заблуждался, наивно полагая, что он помогает ему совершенно безвозмездно. Ведь как говорила его любимая мамочка: «Мне чужого не надо, но свое я возьму – чье бы оно ни было!»
Второй этаж.
Айс поморщился – кто-то наложил кучу фекалий прямо у мусоропровода. Это очень хорошо, что тогда ему разбил очки Эд. Валик, напуганный до смерти, ослепший на один глаз, попросту не мог видеть, что вместо заколки его жены Айс поместил в коно, священный цветок, иначе говоря, капсулу жизни, заколку своей матери.
