в суд. Тем более что защищать русского взялся этот мерзавец Лесилье. Ему не составит труда развалить дело и выставить нас идиотами. В лучшем случае идиотами, Гастон. А в худшем – провокаторами и убийцами. И все это благодаря тому, что ваши офицеры не провели должным образом инструктаж агентов. Или что-то недодумали в общем плане. Который утвержден вами, Гастон.
Гигант кивнул и сжал кулак. Гравье невольно залюбовался разворотом его плеч и напрягшимися мышцами шеи. «Все-таки этому детине нужна узда, – подумал он. – Самостоятельно он мало на что способен. Когда им руководил Прадль, все было в порядке». Гравье закусил губу. Он еще раз пожалел, что Филипп решил разыграть самостоятельную партию. Вместе они сварили бы неплохую кашу.
– Мы подумаем, как можно исправить положение, мсье, – пробасил Бурже.
– Подумайте, – кивнул Гравье. – Боюсь, самое лучшее, что вы сможете придумать, – это закрыть уголовное дело за недостатком улик и без шума депортировать этого русского из страны в сорок восемь часов. Впрочем, этого тоже очень непросто добиться. Прокуратура будет недовольна, полиция начнет вставлять палки в колеса. Но решение этих проблем я возьму на себя.
– Мы подумаем, как все исправить, мсье, – упрямо пробасил гигант.
Гравье оглядел подчиненного внимательным и насмешливым взглядом.
– Подумайте, Гастон, – произнес руководитель службы безопасности. – Если что-нибудь надумаете, немедленно ко мне.
– Слушаюсь, мсье. – Бурже тяжело вздохнул и выбрался из кресла.
9
Дорога до Барбизона заняла вдвое больше времени, чем рассчитывала Лиза. На выезде из Парижа на «Ситроен» обрушился настоящий ливень. Скорость на шоссе снизилась, водители сквозь потоки воды напряженно вглядывались в красные огоньки идущих впереди машин. Дворники метались по широким стеклам, не справляясь с нагрузкой. Лиза попыталась выбраться из-за огромного рефрижератора, заслонившего от нее белый свет, но машины на соседней полосе дружно засигналили и вернули Лизу на исходную позицию. Она чертыхнулась и продолжила тащиться за рефрижератором, из-под колес которого летели потоки грязной воды и мелкие камешки прямо в ее ветровое стекло. «Все, что ни делается, – к лучшему», – решила Лиза. Медленная езда здорово выматывала нервы, зато позволяла размышлять почти без помех. Что же могло быть во второй части записки Жильбера Мартинеса? И была ли эта вторая часть? Мартинес вполне мог получить кусок бумаги, уже отрезанный от целого листа. Жаль, что Андрэ в тюрьме. Как ей нужно рассказать ему о том, что удалось узнать в Меце! Об этих мужчинах в машине, которым надо было во что бы то ни стало догнать Восточный экспресс. Кем могли быть эти люди? Агентами службы безопасности? Журналистами, пронюхавшими о сенсации и решившими сделать на ней карьеру? А может быть, политическими противниками нацистского режима, задумавшими сорвать любым способом готовящуюся сделку?
Лиза протерла ладонью запотевшее стекло. Рефрижератор замигал поворотником и съехал на боковую дорогу. Перед Лизой появился указатель: «Барбизон».
…Дом Мартинесов Лиза нашла сразу. Помня наставления Андрэ, она проехала мимо кафе «Монмартр», посетители которого прятались от дождя за стеклянными стенами, взяла левее на развилке, пересекла площадь перед муниципалитетом и свернула на улицу Людовика ХVI. У дома номер 28 она остановила машину, развернула зонт и выбралась наружу. Дождь лил не переставая. Лиза перепрыгнула через большую лужу и позвонила у наглухо закрытой высокой калитки. Трель звонка отозвалась где-то в доме.
Лиза ждала, переступая с ноги на ногу и стараясь развернуть зонт в сторону бьющих струй. Наконец она услышала тяжелые шаги по ту сторону калитки. Заскрипел замок, и калитка распахнулась.
Мишель Мартинес оказался именно таким, каким она представляла его себе по описанию Андрэ. Широкоплечий медведь с мягкими, но полными внутренней силы движениями. Он сжимал в кулаке старомодный темно-коричневый зонт, настолько маленький, что струи воды заливали нижнюю часть его светлых холщовых брюк.
– Если вы Мишель Мартинес, то я к вам, – выпалила Лиза в надежде сократить время приветствий и удивленных вопросов. И ей это удалось. Не говоря ни слова, Мишель Мартинес сделал шаг назад, давая Лизе возможность войти.
Он молча запер калитку и молча показал Лизе на дом. Сталкиваясь зонтами, они заторопились к дверям. На веранде Лиза облегченно вздохнула и наконец опустила зонт.
– Здравствуйте, мадемуазель, – сказал Мартинес, входя под спасительную крышу. Осторожно, но решительно он забрал у Лизы ее белоснежный зонт и поставил его рядом со своим коричневым уродцем в корзину для зонтов.
– Здравствуйте, мсье. – Лиза развязала пояс плаща и нерешительно взглянула на хозяина.
– Раздевайтесь, раздевайтесь, – кивнул Мартинес. – Сейчас я согрею вас вишневой наливкой.
В следующие несколько минут плащ Лизы был распят на вешалке, сапоги повешены на крючок под потолком, а она сама в мягких домашних туфлях была усажена в глубокое кресло с бокалом темно-вишневой жидкости в руке. Гигант Мартинес переодел брюки в соседней комнате и сел напротив в такое же кресло.
– Чем могу быть вам полезен, мадемуазель?
– Я приехала поговорить о вашем отце, мсье, – начала Лиза. – О Жильбере Мартинесе.
– Я догадался, – улыбнулся Мартинес. – О чем еще может говорить со мной такая юная мадемуазель. Тот парень, который приезжал недавно… Он…
– Мы с ним работаем вместе. – Лиза почему-то ощутила неловкость, покраснела и поднесла бокал к губам. Вишневая наливка оказалась сладкой и вкусной, и Лиза смело сделала большой глоток.
– Он взял у меня записку, – нахмурился Мартинес. – Записку, которую отец переправил маме из тюрьмы.
– Вот эта записка. – Лиза поставила бокал на стол, достала из кармана матерчатый пакетик и осторожно извлекла из него драгоценную записку. – По этому поводу я и хотела поговорить с вами, мсье. Вы видите, – Лиза расправила записку на столе, – лист бумаги отрезан ножницами.
– Действительно, – кивнул Мартинес и поднял голову. В его карих глазах отразилась напряженная работа мозга. – Вы хотите сказать, откуда у отца в камере могли оказаться ножницы? А ведь вы правы, мадемуазель! Как же я не обратил на это внимание?!
Лиза подняла на гиганта удивленные глаза. Она думала, ей придется все объяснять сыну Жильбера Мартинеса, а этот человек схватывал все на лету. Заметив ее взгляд, Мартинес улыбнулся.
– Я еще не выжил из ума, мадемуазель. Несмотря на свой возраст. Так, значит, это не отец отрезал кусок бумаги от листа. А кто? Мама?
– Похоже, это действительно сделала ваша мама, мсье. – Лиза тактично не отреагировала на замечание Мишеля Мартинеса о состоянии его умственных способностей.
– Но зачем ей понадобилось это делать?
– Возможно, она опасалась, что записку найдут. И ей надо было сохранить в тайне то, что было написано в отрезанной части. А может быть, эту скрытую от нас часть она должна была
